Михаил Григорьевич Бобров
Автобус
(Висенна — )
— До сих пор каждое обращение к Богу было исключением, молитвой, происходившей только в особых случаях и со священнодействием… А они превратили это в такую же вещь, как еда! Чудо происходит в точно установленный срок. За чудо берут деньги. Милостью Бога торгуют! Это оскорбление Бога. Это оскорбление нас всех. Мы жили здесь сотни лет, и мы могли только просить о милосердии. Нам бы в голову не пришло…
— Отдышись, вот, выпей.
— Пошел в туман!!! В голову не пришло бы заключать с Богом договор и требовать его соблюдения!
— Но они не требуют. Я знаю точно. Они точно так же просят, как и в нашем храме. Только чаще.
— Это и вся разница?
— Нет! Они превратили молитву в еду!
— Мы это уже слышали. Говори по делу.
— У них немного воинов и почти все — за деньги. За деньги мало кто встанет насмерть. Пойдем завтра в ночь. На рассвете доберемся. Перебьем их всех. Сожжем купол. Это просто. Соэрра выставят девять рук с таранами и десяток стрелков. Стаи Тэмр и Роа пойдут с нами: у них начало Охоты…
— Постой! Ты же сам лекарь. Ты получил плащ и право в Истоке. Разве нет уже вашей клятвы?
— Я не просто "лекарь". Я — лекарь города Топтаун. Я принадлежу городу больше, чем чему-либо иному. И потом, именно моя клятва требует уничтожать таких ублюдков. Они священное лекарское служение превращают в торговлю и продают, как пироги навынос!
— Так, значит, тебя заботит, что они получают с этого деньги… а ты нет?
— Нет!!! Как вы не можете понять? Вся их жизнь — наша смерть!
* * *
— …Однако, это не совсем правда. Точнее, совсем неправда. Давай об этом потом, ладно?
— Хорошо. Сейчас вколи ему кубик тест-раствора и переверни его… Ого, какой тощий.
— После операции отъестся. Где промывка?
— Два дециметра, как обычно?
— Дай два и пять, тебе воды жалко?
— Посмотри зрачки: что там с тестом?
— То же, что и у всех. В автобус.
— А когда?
— Давай на послезавтра.
— Договорились. Пишите его девятым номером. Зовите родителей.
* * *
Пиджак дорогой, синий, а ручка в нагрудном кармане золотого цвета. Может, и впрямь позолоченная. Пиджак дрожит: мелко-мелко трясутся рукава. Рубашка белая. Галстук опять синий. Заколка на нем опять золотистая.
Шея гладкая, выбритая. Щеки квадратные. Тоже гладкие. Едва уловимый запах лосьона. Щеки уже не трясутся. Нос прямой… Глаза… Да, так и есть: глаза тоже боятся — зрачки расширены. Но не бегают. Этот человек умеет держать себя в руках. Руки широкие и крепкие. Вымытые, вычищенные, а все равно для лопаты, не для сотового телефона. Впрочем, не за его клешнями приехали.
— Ну что?
Ну что, доктор? Что там с моим ребенком? Господи, зачем Ты не остановил этих малолетних придурков! Что их черти кинули в зону? Экстрима захотелось? Аномалии ловить? Поймал. Лучше бы триппер поймал. Лучше бы скандал. Скандал замазывается. Триппер лечится. А это — никто не берется. Этот сейчас тоже руками разведет: медицина-де бессильна. У-у, ссуки!!
Доктор разводит руками:
— Однако, дорого… Шестьсот тысяч надо, плюс-минус сто тысяч. Лекарство очень дорогое, американцы делают немножко в космосе, на экспериментальной установке, мы у них воруем. Потом сиделки надо целых две, чтобы день и ночь, на три смены это шесть человек, на два месяца, это все им зарплата, потом, их кормить надо. Потом, у нас установка тоже уникальная, к ней детали все штучного изготовления…
— Вы… Вы… Вы можете… Его… Вылечить?
— Я только диагноз ставлю. Лечат у нас в центре.
— А это где?
— Алтай. Беловодье.
* * *
— До Беловодья отсюда два дня езды. Автобус послезавтра. Вот лекарство. Возьмите любую бутылку, литра на два. Разведите порошок и поите. Оно горькое, но можно сахара сколько угодно сыпать. Будет часто хотеть в туалет. Так и должно быть. Первая стадия — промывка… Есть нельзя ничего. Совсем ничего. Что съест, перед операцией все равно выкачаем, будет больнее. Так что ничего не есть. Можно сладкую воду или компот, но никаких ягод. Пить можно сколько захочет. Все понятно?
— Я… Да… Это что?
— Это Ваш номер — седьмой. Жетон не потеряйте. Отдайте автобусной бригаде, когда придут. Теперь так: надо чтоб вы взяли на работе отпуск на два месяца. Или уволились. Или как-нибудь договорились, как знаете.
— Зачем?
— Восстановительный период сложный. Надо сиделка, и не одна. А денег у Вас нет. Поэтому посидите с ней, все нам экономия. Опять же, лучше матери никто не справится.
— И что будет?
— Будет ходить. Только первый год будет слабая. Никакой физкультуры. Упражнения специальные назначим. Ну, это все потом…
— Как — ходить?!! У нее же церебральный паралич с рождения! Это же не лечат!
* * *
— Да не лечат такое, Борис Петрович! Тут не то, чтобы искусство хирурга там или что… Физически невозможно. Химических реакций таких в природе не существует. Веществ таких нет, чтобы…
— То есть, они шарлатаны?
— Ну… Они могут представить вылечившихся? Хоть одного?
— Представь себе, могут. Десятков пять мы уже нашли.
— К-как пять десятков?
— Послушайте, может все проще? Они едут до своего Алтая через всю страну… Остановить этот их автобус, проверить, пусть предъявят методику лечения…
— Хрен свой они предъявят! И ты им еще честь отдашь. У них в каждом наборе на десять бесплатных один-два таких, которые тебя самого куда хошь отпредъявляют, во все дыхательные и пихательные. Вот смотри, кто у них на пятом номере в этот раз…
— Я эту фамилию где-то видел…
— Да ты совсем мозги пропил, полковник! Это твоего министра родной внук.
— О, бл…! Так это анекдот: "Не знаю, кто там едет, но за рулем у него…" Ого-го…
— Что будем делать?
* * *
— Нападем перед рассветом. Пустим вперед Тэмр. А потом…
— Ты уже надоел со своим нападением. Зачем нам это нужно?
— Они упрямо пропихивают сюда свой мир. В этом ничего хорошего нет.
— Это — "почему". А зачем?
— По-моему, он просто боится, что цену собьют.
— Я за налет.
— Я тоже.
— Я против.
— Еще бы: у тебя сын к ним ушел.
— Это мое дело.
— Не бойся, мы его не тронем.
— У меня там дочь.
— Князь? У вас?!!
— Но ведь…
— Вы все не того опасаетесь. Не бойтесь!
* * *
— Не бойтесь. Места тут достаточно. Автобус, сами видите, двухэтажный. Боксы внизу, а сопровождающие на втором. Добротная немецкая железяка.
— А еда…
— Вы себе взяли?
