Теперь теневик лишь с интересом следил, как крохотное двуногое существо тянет свои культяпки к его совершенной бронированной чешуе. А потом наши силы вновь соединились. Или напротив, пытались вернуться обратно, в родные оболочки. Думаю, терминология тут совершенно не важна.
— Мне нужно попасть в одно место.
Я не сказал это, а подумал. Но теневик все понял. Хорошо, когда есть такое существо, с которым можно общаться без всяких лишних слов. Был бы он женщиной, так я бы всерьез задумался о руке и сердце. Даже на разницу в веках бы не посмотрел. Уж прости, Тихонова. А когда теневик развернулся ко мне боком и плюхнулся на живот, мое сердце совсем растаяло.
Осторожно, чтобы случайно не порезаться об острую чешую, я взобрался на шею своему новому другу. По крайней мере, так очень хотелось думать. Теневик поднялся и неторопливо пошел по укрытой снегом земле, постепенно все быстрее и быстрее. Навигация складывалась сложно — в основном в моей голове. Там я представлял карту нашего мира, где и должна была находиться Проскеевка. А теневик уже переложил примерное направление, опираясь на нынешнюю местность.
Меньше чем через минуту мы неслись навстречу скорейшей смерти Куракина. Ну, или вреду здоровья средней тяжести. Мне хотелось показать высокородному, как я научился с помощью каменной платформы поднимать людей в воздух. А потом быстро опускать.
Единственное, что немного отвлекало — жуткий холод. Ветер хлестал школьную форму, нос и щеки начинало покалывать, а ответ на вопрос — мерзнет ли супермен в стратосфере? — пришел довольно быстро. Офигеть как мерзнет. Я спрятал лицо в ворот свитера, благоразумно надетый под пиджак, и пытался думать о чем-то хорошем. На ум почему-то шел образы чая с матрешкой, батареи и бани. Я даже в какой-то момент действительно захотел спрятаться в пространственной баньке. Благо, Потапыч ушуршал по делам сразу, как только мы вернулись в школу и радовать меня своим присутствием не торопился. Однако подумал, что крестик на такой скорости может попросту слететь с шеи теневика. И что будет потом? Выберусь я неизвестно где. Терпеть, надо терпеть.
Когда теневик остановился, я чуть не слетел с него, не сразу осознав, что произошло. Но ящеропес категорически отказывался двигаться дальше, более того, очень хотел, чтобы его перестали использовать исключительно как ездовое животное. Об этом свидетельствовало нетерпеливое переступание с лапы на лапу. Хотя вокруг ничего не было. Все такой же снег, как и раньше, черная пустота, если попробуешь вглядеться вдаль, и одинокий ветер. Но я искушать судьбу не стал, спрыгнул, хотя ноги почти не слушались.
— Спасибо, — сказал я с трудом. Губы примерзли к деснам.
И одеревенелыми руками слепил снежок, чтобы переместиться в Коридор. Запоздало подумал, что как-то нехорошо с теневиком попрощался. Надо было вложить в благодарность больше эмоций. Но он сам видел, в каком я состоянии. В свой мир я вывалился кусочком льда на сочинском курорте.
Хотя солнце раннего октября уже с трудом можно назвать теплым, чуть набегут облака, как противный ветер пронизывает до костей, но после Иномирья я был готов раздеться до трусов и загорать. Все-таки контраст оказался ощутим. Разве что только конечности, отогреваясь, начали сильно болеть. А ведь теневик преодолел это расстояние за несколько минут. И это хорошо, получается, тут времени прошло всего ничего.
Я с тоской посмотрел на деревеньку, находящуюся вдали, под холмом у реки. Ох, еще шагать и шагать. Зато подобравшись поближе, удалось сделать первые выводы. Поселение была в явном упадке. Большая часть домов оказалась с наглухо забитыми ставнями.
Проскеевка — крохотная деревенька, далеко на восток от Твери, находилась вдали от основных дорог. Будь она ближе к питерской трассе, так сюда бы, может, со временем перебрались дачники. А так получалось, что направление для развития бесперспективное. Природа? Ну, не знаю. А человеку сейчас надо, чтобы унитаз был не во дворе (это я по личному опыту знаю), газ проведен, детей не в соседнее село в школу везти, да и работу денежную.
Вот и разъехались из Проскеевки все, кто только могли. Остались одни старики. Да и тем «повезло». Объявилось юдо, чтобы это не значило. Про жертв я прочитать не успел, только картинки видел, но мне эта разумная тварь уже не нравилась.
Но сейчас на повестке дня стоял совершенно другой вопрос — найти своих. Точнее, как оказалось, свои там далеко не все. Ладно, найти группу и довести ее численность до такого состояния, чтобы можно было смело заявлять о «своих». Мне действительно очень хотелось встретиться с Куракиным. Поговорить, так сказать, по душам.
Только я собрался набрать Рамика (это был самый действенный способ — его дурацкая попсовая мелодия являлась для меня лучшим раздражителем), как услышал громкие голоса в дальнем домике. Приблизившись, я заметил раскрытое окно и гневную отповедь Кати.
— Ты очень об этом пожалеешь, высокородный прыщ.
— Только попробуй ведьма, тебя и весь твоей Ковен…
Чувствуя, что вскоре явно случится нечто непоправимое и Зыбунина лишит меня удовольствия лично убить Куракина, я побежал к двери. Ворвался внутрь в самый подходящий момент. У Кати в руках виднелась какая-то склянка с темной мутной жидкостью, а Саша начал плести заклинание. Рамик, несмотря на прохладное отношение к Зыбуниной, явно был на стороне ведьмы. Аганин напротив, стоял за Сашей. Да что там, даже Терлецкая напряженно закусила нижнюю губу, хотя вряд ли собиралась вставать на чью-либо сторону.
Зато стоило двери скрипнуть, как вся ругань прекратилась. «Кузнецовские» уставились на меня с таким выражением, будто забыли в честь кого названа их группа. Первым пришел в себя Куракин. Впрочем, сделал он это очень странно. Разбежался и выпрыгнул в распахнутое окно. Даже Аганин открыл рот от изумления. Следом вернулся дар речи к Кате.
— Максим, у тебя нос обморожен. И лоб. У меня мазь есть…
— Потом, — резко оборвал ее я. — Слушаем сюда, повторять не буду. Внимание не привлекаем, не кричим, не ругаемся. Всем понятно? Теперь дальше, Терлецкая и Зыбунина, приберитесь в избе. Тут давно никто не жил, пылищи куча. Возможно, здесь ночевать придется.
Видимо, поборник по доброте душевной подогнал нам один из заброшенных домов, в котором никто не жил. Больше того, мне почему-то казалось, что бывшие хозяева явно не переехали. Запах уж очень странный, затхлый, будто ничего не выветрилось. И окно вряд ли случайно распахнули.
Терлецкая открыла было рот, чтобы что-то возразить, но я молниеносно подавил ее взглядом, полным силы. Настроение у меня сейчас не самое подходящее, чтобы выслушивать от высокородных, на какую работу они согласны, а на какую нет. Убедившись, что никаких протестов не предвидится, я повернулся к Аганину.
— Во дворе несколько колод. Наруби их. Ночью будет холодно, надо печь растопить.
— Мне? Рубить дрова? — не возмутился, а искренне удивился Сергей.
— Если хочешь, могу тебя с Терлецкой местами махнуть. Будешь полы мыть.
Высокородный, лишившись своего старшего товарища и так не придумав, как жить дальше, согласно кивнул.
— Топор возле сарая, — подсказал я ему, когда Аганин выходил.
— Так справлюсь, — гордо ответил он.
— Офигеть, Макс, ну ты прям Сигал, — восхитился Рамиль, когда мы остались вдвоем.
Девчонки суетились в соседней комнатке, а снаружи раздавался треск дерева. Топор Аганину действительно не понадобился.
— Кто? — не понял я.
— Ну, Стивен Сигал. Который поезда и корабли от террористов спасает и баб бьет. Точнее баб он бьет в свободное от съемок время. В общем, не о том я все. Лицо у тебя такое же было. Прям морда кирпичом. Ты где был?
— Там где кирпичи откладывают, — коротко пояснил я. — В общем, Рамик, помоги девчонкам. Мне надо досье почитать.
— А че сразу… Ладно, ладно, только лицо больше такое не делай. И мазь бы взял у Зыбуниной в самом деле.
К концу дня дом был приведен в относительный порядок. От запаха Кате удалось избавиться с помощью каких-то чадящих трав. И, справедливости, ради, стало действительно лучше. Мы пытались разжечь печь, однако весь дым повалил внутрь. Тогда Зыбунина подсказала, что нужно прочистить дымоход. С чем, кстати, Аганин, как маг ветра, довольно неплохо справился. Через полчаса в печке плясал огонь, а дом медленно, но неотвратимо наполнялся теплом.
