— Ты по счетам заплатила?
— Да, Госпожа, сразу же. Молю Вас, выслушайте меня!
— Да слушаю, слушаю… — с грустью ответила Лена. — Куда от тебя, обломщицы, денешься…
— Пожалуйста, позвольте мне есть! — с глубинной тоской прошептала рабыня. — У меня кожа складками пошла, я мимо шашлычных ходить не могу, в магазине взгляд от сладостей не отрывается и голод. Жуткий голод, как в Бухенвальде! Я понимаю блокадников Ленинграда вспоминаю, когда они крыс сожрали и на детей косо смотрели! Не могу так больше. Еда всегда в голове, по адресам ходить невозможно. Только запах борща уловлю и все, чуть не падаю. Ни протокол заполнить, ни на комиссию родителей вызвать…и жевать. Всегда хочется жевать. Я и представить себе не могла, но я постоянно что-нибудь ела. Конфетки, леденцы, чипсы, все, что угодно, но челюсти всегда были заняты. Дирол и Стиморол, как мертвому припарки…. Муж скоро меня бросит — я готовить заставить себя не могу! Слюнями захлебываюсь. Молю Вас, Госпожа! Я не выдержу…
— Ох, как сложно… давай на видео переходи.
Щеки заметно уменьшились, прорезались глубокие морщины, глаза увеличились и ввалились, подбородок висел тухлым мешком, складки от лица опускались на шею. Женщина постарела лет на десять. Лишь только блекло-карий взгляд сверкал дикой надеждой. Широкие зрачки чернели бездной…
Лену передернуло от близкой съемки.
— Ты сколько в день себе назначила?
— Восемьсот. Восемьсот килокалорий…
— Дура! Для твоего-то веса?! Давай-ка… — начала было сочинять приказ, но в голову интуиция будто молотом шмякнула. Мозги загудели, трезвость мыслей осветилась ярко. Четко вспомнилось, как сама бросала курить и ясно обрисовались другие возможности управления телом рабыни.
— Значит так, слушай. — Твердо произнесла Лена. Лицо чиновницы сглотнуло. — Когда почувствуешь голод, подрочи. Кончишь — насытишься… купи в сексшопе самотык… с присоской, — зафантазировала Лена, отвлекаясь. — Черный. Нет, красный, да потолще… и потоньше тоже, экспериментируй… с вибрацией… Да! Ошейник обязательно, без него и не начинай… и еще… — но сама себя прервала. — Вот сучка! Совсем меня заболтала, шлюха, я заводиться начала, млядь! Тебе ясно?
— Я поняла, Госпожа, спасибо… разрешите немедленно в магазин ехать?
— Лети, млядь! — хохотнула Лена и отключилась, перенеся следующее воздействие на «попозже».
Бросив телефон на пассажирское сиденье, поехала домой. К маме с сеструхой, решив на полпути взять пива с рыбой. Расстояние было метров пятьсот всего, но не пешком же тащиться?
В меру пьяные, сытые вкусной маминой пищей, со стаканами пива они с сестрой расположились на застекленном балконе, закрывшись от бесящихся Ленкиных сыновей, с которыми воевала бабушка. Болтали. Тепло. Осень только-только проклюнулась золотистой россыпью на деревьях.
— С твоей красотой, Валька, я бы мужиками, как вентилятором вертела, а у тебя наоборот получается. Они тебя во все позы поставят, а потом сваливают.
— Да козлы они все, — привычно ответила сестра: длинноволосая брюнетка в домашних шортах и футболке; на ладонь выше сестры, в меру стройная, фигуристая, крайне приятная на лицо тридцатилетняя девушка, работающая аудитором в солидной конторе, финансовых проблем не испытывающая. Она «вышку» до конца дотянула, окончила, в отличие от старшенькой разгильдяйки.
— Отца все ищешь? — в который раз констатировала Лена. — Нет его, не найдешь. — Их отец умер от инсульта пять лет назад.
— А ты будто не? Первый ладно, из протеста, а второй — копия.
— Да брось ты.
— А ты фотки сравни. А имя? А кто не мужнину фамилию взял, не от старого супруга оставил, девичью вернул?
Сравнивала Лена, соглашалась. По характеру тоже очень схожи. И про фамилию сестра права. А что было делать, если свадьба состоялась на сорок пятый день после похорон? На эмоциях вся была. Папка так сожалел, что на нем род Гуляевых прервется! Тогда она себе пообещала, что третий сын непременно станет Гуляевым. С мужем договорится. Но, не срослось… но согласиться с младшей сеструхой — позор для старшей.
— Со мной все ясно, не права ты. А вот что с твоим Саней? Жили — не тужили…
— Ага, тужили! Козел очередной. Ленка! К первой своей умотал, едва та пальчиком поманила. Как телок на веревочке поплелся… хоть бы на бойню! Я для него, оказывается, проходной вариант был… была. Козел драный! Ненавижу суку.
— Его или ее? — хохотнула Лена.
— Его, конечно! — удивилась Валя. — Она-то здесь причем?
— Вот поэтому, сеструха, за твою мягкотелость, мужики тобой крутят, а ты ими.
— Да можно подумать ты круче! — не на шутку возмутилась Валя.
— Я?! Стопудово круче!
— А почему это мамка тебя содержит, а?
— Она?! Меня?! С какого бодуна тебе это в бошку влезло?!
— А кто кредиты твои ежемесячно гасит из пенсии? А я, между прочим, нас с ней кормлю. И детей твоих тоже, которые у нас разве что два дня в неделю не ночуют!
Явный перебор. Валя разозлилась. Лена в ответ возмутилась.
— Не надо мне ничего от вас! Подумаешь, пару раз пеню оплатила и сразу — содержит! Детей ты моих кормишь, ага! Может, мне, когда они к бабушке рвутся, не пускать их? Или деньги им с собой давать на прокорм?! Будто в столовку идут, а не к родной бабушке. А ты знаешь, сколько стоит их к школе собрать?
— Знаю! Кто им новые рюкзаки покупал, не помнишь?
— А форма, учебники, тетради… да что перед тобой распинаюсь?! Своих заведи, ими командуй!
Валя фыркнула и отвернулась.
— Вот! Молчать только умеешь… — последняя фраза прозвучала умиротворяюще. Лена успокоилась. Не умели они с сестрой по-настоящему ссориться, с самого детства не умели. — У тебя просто мужика давно не было, вот ты и бесишься.
— Я?! Бешусь?! Окстись, дорогая, на себя глянь.
— Да?! — делано удивилась Лена. — Скажи-ка мне, дорогуша, когда ты в последний раз простынку мочила?
Когда-то, выйдя на откровенный разговор, Валя призналась сестре, что иногда во время оргазма непроизвольно писает. Совсем чуть-чуть, но после становилось неудобно. Даже стыдно, можно сказать. Она росла пай-девочкой. Прямой противоположностью сестре — бунтарке.
— Да иди ты! — обиделась сестра. Не раз корила себя за ту минутную откровенность. Ленке нравилось ее подкалывать, видя нездоровую реакцию. Просто так, развлеченья ради, не со зла.
— Да ладно тебе! Пальчиком поди себя теребишь перед сном, а?
— Да иди ты, Ленка, лесом! Я не такая озабоченная как ты! Мне это нафиг не надо! — не признаваться же глумливой сеструхе о том, что в ванной любит душем себя ласкать. Потом насмешек не оберешься. — Над тобой, вон, Никитка хихикает, Ярику рассказывает, как ты по ночам воешь. Они большие, все понимают. — Старшему было тринадцать, младшему двенадцать — разницы почти никакой, но Ярослав был жаворонком и засыпал как убитый, а Никита совой, поэтому в кровати ворочался долго. — Тебя к Сереге страсть как ревнуют!
— Тю-ю, Америку мне открыла! Ты о себе подумай, Валечка.
— Не беспокойся, Леночка, со своей жизнью сама разберусь, — на последних словах допила давно выдохшееся пиво.
— Ага, разберешься ты без старшенькой, — проворчала Лена и подняла со столика свой Айфон. — Улыбку, плиз… — попросила сестру, наставив на нее глаза смартфона. Но заветное окошко появляться не спешило.
— Брось, Лен, я сейчас страшная. — Отмахнулась Валя. — Давай накрашусь сначала…
— Секунду… — остановила ее нахмурившаяся сестра, лихорадочна копаясь в настройках.
«Есть!», — возликовала она, найдя-таки приложение «Объекты», которое распадалось на две строчки: «Управление сексуальностью партнера» и «Контроль над телом и душой партнера». Валька — рабыня ей ни к чему. — «Бе-е», — Лену передернуло, едва только всплыл образ любимой сестры на месте противной инспекторши, а вот «сексуальность» — как доктор прописал.
— Смотрим камеру, оттуда вылетит птичка! — шелк, щелк, щелк… наверное, с десятого раза, резвящаяся как маленькая Валька, притворно закрывающая лицо ладошками, запечатлелась на экране. Глаза, смотрящие прямо, проклюнулись сквозь пальцы.
