Ознакомительная версия.
Елена Фанайлова
Лена и люди
Я то, я сё, – говорит один,
Глядясь в зеркала, ла-ла
Я м-м, я н-ца, я стрела
Я такой пиздец от гонца
Я о! я да, я в воде вода
Я в огне змея, у меня чутьё,
Наконец, я рцы
О бедный, бедный, жалкий пацан
Или дева его ребра,
Не крутись у зеркала, как юла.
На тебя глядит Лесной царь.
Хельмут Ньютон сидит в раю
С жемчужиной на хую
В саронге, да
Американский джаз играет военный
Неудобно на пляже на шпильках
И суп с песком
И рыбы не думают оказаться
На берегу, ни одна.
Атавистические знаки
Тростниковые дудочки
Колебания плазмы
Ярко-синий бассейн
Рядом с ним
нет ни женщин, ни автомобилей,
ни нацистов
И он не помнит, что это такое.
Вообще.
Эти восемь пуль из страны слабоуносимых
Голоса из земли слабовесомых
Доносятся из-за моря
Она хохочет
Как бы это сказать точнее
Ее видения уплотнились
и дошли до
Кто эти люди, кто эти люди в чёрном
Почему они так прозрачны
зачем я их вижу
почему не плачу
и не боюсь
как в детстве
Я была ментом ла-ла-ла потом
лгала шепотом
речи разума были ниже чем
я тебя никак не увижу, че
не звучат чисто речи мужества
и военные почести
тяжело было все человеческое
чисто нордическое
действительно искалечившее
изменившее оптику
сбившее прицел
Не ходи к моему котику,
Может, он останется цел
Слишком много слов, слишком красивых
Больше не стоит
Костяк, абрис, скелет
Чистая правда, сухой остаток,
Родина или смерть,
Немного ебли,
Сигарета, стакан плохого вина,
Хлеб, тепло —
Все, что интересует
Силы нужны на том свете,
Как в дальнем походе
Пленных туда не берут
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой
Кармический воин с под-сердцем иглой
Говорит: доченька, я довольно злой,
Но ты меня не бойся.
Я ходил по Дону, ходил по Донцу,
Подойди к отцу, расскажи отцу:
Пусть он туда не ходит
У меня были молния, металл и вода,
Медные провода, небесные невода
И подледные реки
Не бежи волчицей, прижми жопу
К горячему снегу, не стучи хвостом
По наледи, блядь
Со мной уже ничего не случится
Ничего не трогай, запри дверь
Я гнал скотину, начался дождь,
Ударила молния, разбила дерево,
Обломился сук, оборвался провод,
Упал и ударил меня
Стояла жена за стеною дождя
Нашла меня в яме с глубокой водой
Налетела буря, ничего не видать,
Ходили искать всем селом
Я похоронен на нашем кладбище
Рядом с твоей бабкой Авдотьей Петровной
Там теперь много желтых синих и красных цветов
Ты же знаешь
Голоса оставили Жанну в темнице
Может быть, они не проникали сквозь камни
Или узница стала им неинтересна?
Может быть, у нее лопнули барабанные перепонки
После пыток?
Может быть, она свихнулась от боли?
Голоса оставили Жанну в покое.
Только собственный визг она слышала
только жалобный вой
Повторяла: я жаба я жаба я жаба
Над бездной
Старый Кузмин несгибаемый
в холод совецкий
будет чирикать как ласточка
в холод собачий возле причала
чертить чертежи
кто нам расскажет, что мир возвращается в славе
что воскресают покойники
в смену с живыми
словно рубахами братья —
телами навырост
словно крестами товарищи
за перегон обгоняя
как на плотах и болидах
команду меняя
– старый Гомер несгибаемый, мертвый Боян,
сумасшедший слепой Мандельштам?
кто нам расскажет, что мир расцветает как ветка
вишни, черешни, черемухи, яблони, сливы
что поднимаются мертвые, будучи живы,
как ангелы славы?
– раненый Боратынский, горячий Державин, сухой
Ломоносов
и Пушкин, Пушкин, конешно
CТИХИ НА СМЕРТЬ САШИНЫХ РЫБОК
См-ть приходит как игрушка
Рыбы дышат в слепоте
Мы крошили им крошки
Счастья, своей мечте
И душе под темною водою
Невозможно отделиться
Видит кто-то с высоты
Наши лица,
Искаженные личным усильем,
Или нам не повезло?
У души не как у пташки крылья,
А как лопасть и весло.
И когда мы утонули,
Бог лицом к стеклу приник,
Как когда ложил в карманы пули
И придерживал за воротник
См-ть приходит как наружка
Как в стакан воды подружка
Плюнувшая сгоряча
Хочешь воздуха смешного,
Хочешь жемчуга речного? —
Спрашивает внутренняя психушка.
Ничего я не хочу.
Потому что умер умер
По ночам зудит как зуммер
Мчатся бесы вьются бесы
Почему его могила,
Европейского повесы,
В вечной мерзлоте?
Почему у русской драмы
Вообще, у русской пьесы
Лишь один сюжет?
Почему его могила
Лодку сердца накренила,
Воду зачерпнула?
Почему его невеста
Косы расплескала
Отчего жена дрожала,
С ложечки кормила,
Отчего спасти хотела
Не успела не успела горевала как зола
Граждане, во время артобстрела
Эта сторона костёла
Наиболее опасна и светла
Возможна ли женщине мёртвой хвала,
Или все это бла-бла-бла,
Возможна ли женщине левой?
Нельзя воскресить ей, какая была:
Королевой
Оказалось, что правда и синий плащ,
В который ее завернули.
Говоришь мне с кладбища: ты не плачь,
Мы слишком глубоко нырнули.
См-ть приходила ко мне и стояла близко —
говорит мой брат
Она шутила как Персефона с яблоками,
лгала, была шутиха
То ли ждала, чтобы я разозлился
Я испугался, подумал: спокойно, товарищ, спокойно,
у нас еще все под контролем.
Мой человек назавтра разбился.
В церкви стояли рядом два гроба
Он и шофер
Плакали матери жены и дети
Два лба подошли и шутили грубо
как она в моем сне
Но я не сделал им обрезанья
три души у меня болело
одна бегала не спала
другая себя вела
как дурочка;
третья, вдали ведома,
платком махала
восемь душ поднялись с асфальта
когда я упала
посреди Тверской, посреди столицы
на закате раннего марта
восемь душ собрались в сердечную линзу
которая плавилась и горела
и сияла как Леонардо
на Тверской напротив Почтамта
спиною к Кремлю
…Я ездила с одним таким
по черным улицам Москвы
была жара, и был закрытый черный лимузин
он был одетый как бандит,
потом слегка полураздет
он клал мне руку на живот
и говорил: ха-ха
на плечи мне слетал орел
и грудь мою когтил
народ смотрел на наш роман,
как будто мы народ
потом мы шли в подземный зал,
где каменные зеркала,
где бил фонтан, и он сидел
и пил и брал на понт
и расставался так легко
и что-то говорил
и у него был пятачок,
как бы Татьянин сон
и я отправила его
на фронт, на фронт
2004
В Гранаде
В широкой и белой оправе
Течет осенью мелкая речка
Переступи ногою
Через белые улицы
Ходят мёртвые люди С
реди них Гарсиа Лорка
Который любил этот город
Который его убил
Альгамбра
Выглядит как колумбарий
Американский
(Возможно, из-за открытой эстрады
Семидесятых годов двадцатого века)
Памятник мёртвым поэтам
И ебнутым падишахам
Которые думали, что они дома
Отдыхали
Правили
Выносили судебные решенья
Это чужой, мёртвый город
Хуже живого загаженного Колизея
(Двадцать лет назад
Римляне еще ходили туда по нужде,
Теперь там выставка Nike’a
Фотографий спортсменов
Олимпийцев)
Бежевый свет
Сухие крылья животных
См-ть не уходит,
Но и ничего не значит
В Гранаду, в Гранаду,
Где похоронены Фердинанд и Изабелла,
Которые послали Колумба в море
И выгнали из страны евреев,
Надо ехать за черными кружевами
Искусственного шелка
В Кордову
Надо ехать за кожей
Привезенной из Танжера, точнее, из Феса,
За черными кружевами
За мелкими зеркалами
В голубых, красных и коричневых оправах
Составленных из мелких мозаичных кусочков
Они висят в лавках на тесных улицах белого центра
Под белым солнцем
Не знающим тени
В тени, в патио университета,
Философского и филологического факультетов,
Под голубыми и белыми изразцами
Сидят опоздавшие студенты,
Читают Ортегу.
Честное слово.
В дормиториях Кордовы
Так же прохладно,
Как 500 лет назад,
И так же сталкиваешься, выходя,
Со статуей Маймонида,
А через четыреста метров —
Со статуей Сенеки,
Уроженца этого города.
В Кордове в мелких лужицах
В зеркальцах заднего вида
Лежат перья голубей,
Но почему-то не видно помёта.
Как будто это перья ангелов,
Которые, как известно, не срут.
Маленькие воздушные лужицы,
Фотографии 9 на 12
Над всей Испанией безоблачного неба
Цыганки Кордовы
Ужасно вульгарны.
То ли дело цыганки Гранады,
Говорящие о любви на всех языках,
Протягивающие туристу веточки мирта.
В Танжер
Надо ехать за кожей и коврами.
Там на тебя посмотрят
Глазами убийцы
И брезгливая старая мусульманка
В сером плаще с капюшоном —
Там все так ходят —
От жары, как испанские монахи,
Отодвинет двумя пальцами с пути
Английскую туристку в шортах
И пойдет по узкой улице, где нельзя разойтись двоим,
Нельзя разойтись двоим, моя радость,
Там рамадан, моя радость, нельзя курить,
И мальчишка
Лет двенадцати скажет ужасное замечанье
Типа «рака» датским двадцатилетним девкам,
И они потушат о камни.
И его товарищи
Будут приставать к европейцам:
Купите! Купите! В Испании нету такой туалетной бумаги!
Нету мелочи? Так мы разменяем!
До самого парома
Белый безжалостный свет
Пола Боулза, нож под лопатку
Ненависть чистая, словно спирт,
Но они не употребляют
До захода солнца
В Малаге в соборе
Кукольный театр Страстей Христовых
И Его Святых: черные мультипликационные фигурки:
Св. Франциск, Св. Игнацио и другие.
Картина казни Павла: усекновение главы:
Посередине площади – кровища
Растерянный меченосец-палач
Голова святого в полете окружена сияньем
И Христос, пока незримый для многих
Очевидцев казни,
Крепко стоит, как тореадор, на жилистых мужеских ногах.
Живописец
Дал нам Его наблюдать возле столба, к которому ныне
Привязано безголовое, обезглавленное тело.
Малага, детская родина животной пластики Пикассо,
Мы поднялись на гору, где твоя кастилья,
Видели порт и маленькие фигурки тореадоров
В раме цирка, на арене,
Они готовились к последней в сезоне корриде,
Были видны как на ладони.
И море, море.
Двое студентов, девочка и мальчик,
Рисовали пальмы, карандашные наброски,
Сидя на обрыве, свесив ноги.
Мы спускались вниз на автобусе тридцатого маршрута,
Задыхаясь.
Конечно, отсюда надо бежать
В Толедо, в Мадрид, в Париж.
В Севилье
Туриста везут на площадь Испании,
Похожую на все самые прекрасные площади Европы.
Слишком много торговцев и попрошаек.
В Севильском соборе,
Четвертом по величию в католическом мире,
Показывают могилу Колумба.
Недавняя генетическая экспертиза
Подтвердила, что некая часть его тела
Действительно находится здесь.
Потом мы катались на лодке.
Видели здание инквизиции,
Где я работала в одной из прошлых жизней,
Когда была мужчиной и монахом.
И еще я узнала – но это в Кордовской мечети,
Трижды перестроеной в католический храм, —
Пологий и длинный подъем на купол, без ступеней.
Так обычно строили мусульмане.
Во сне я видела свои мужские сандалии и подол рясы.
Похоронен я был где-то на севере страны,
Вероятно, в Толедо
Потом мы видели табачную фабрику Кармен,
Похожую на казармы Хозе.
Ныне здесь университетская библиотека.
Мериме изучил этнографию и топографию:
Куда они ходили, каким маршрутом,
Крутили бедрами, крутили сигары на бедрах,
Потом написал свою хронику нравов,
Как Достоевский.
В день возвращенья в Россию
Мне позвонила подруга
И рассказала:
Другую нашу подругу зарезал сожитель.
Она его более не хотела.
Точнее, ее мать сломала ногу
И требовала повышенного внимания.
А он тоже требовал.
На двоих ее не хватало.
Он вернулся с приготовленной заточкой.
Она почему-то ему открыла.
За́ день рассказывала соседке:
Снится мне сон, что я падаю в пропасть.
Тридцать ударов нашли на ее теле.
Она осталась там, где сидела,
В луже крови
На кухне.
Голова еле держалась на позвоночном столбе.
Но сияния вокруг не наблюдали
Те, кто делали запись в протоколе,
И не заметили в помещении никого постороннего
С усталым лицом русского крестьянина.
Он сам позвонил сыну,
Маленькому менту,
И сдался властям.
Ничего романтического.
Бывший чеченский контрактник,
Потом охранник магазина.
Она была маленькая училка
Литературы в школе для детей-сирот,
Своих не было.
Иногда давала завхозу в подсобке,
Чтобы он давал ее трудным подросткам
Мыло, порошок и чистое белье.
Его сын требует у ее сестры возвращения
Совместно нажитого имущества.
Сестра отдала стиральную машинку и видеоплеер.
Семья боится, что он быстро выйдет по амнистии.
На суде он сказал:
Я любил эту женщину и скоро с ней встречусь.
А еще он сказал, что как только первый раз ее ударил
И сказал: ну всё, тебе пиздец,
Она его поправила: нет, это тебе пиздец.
А вот это на нее похоже.
Когда я бываю в других странах,
Я понимаю, зачем
Люди там живут и даже
Зачем они там умирают.
Только про свою родину
Не могу ничего понять.
За два часа до самолета в Малаге
В аэропорту имени Пикассо
Позвонил Точкин и спросил:
Ты уже знаешь о Политковской?
За четыре дня до отъезда
Позвонил Витя Сагарев
И сказал, что умер Шведов.
Лёшка был добрый ангел всех журналистов,
Работавших на Северном Кавказе.
Мы познакомились после Беслана.
Если у Бога есть планы
Находиться рядом с теми, кто страдает,
Если у Бога есть планы
Собирать себе новых ангелов, чтобы они охраняли наши
границы, —
Его действия безупречны.
Ознакомительная версия.
