На кладбище Никта тоже была такая могила.
Она есть на каждом кладбище.
Сайлес уезжал.
Сначала, узнав об этом, Никт расстроился. Теперь он просто злился.
— Ну почему?!
— Я уже сказал. Мне нужно кое-что выяснить. Для этого нужно кое-куда поехать. Чтобы куда-то поехать, нужно уехать отсюда. Мы с тобой уже все обсудили.
— Неужели это такие важные дела? — Никт пытался понять своим шестилетним умом, что заставляет Сайлеса его бросить. Не получалось. — Это несправедливо!
Опекун невозмутимо ответил:
— Никто Оуэнс, справедливость здесь совершенно ни при чем. Как есть, так есть.
Слова его Никта не убедили.
— Ты должен за мной присматривать. Ты сам говорил!
— Как твой опекун, я за тебя отвечаю. К счастью, эту ответственность готов нести не я один.
— А куда ты вообще едешь?
— Туда, куда нужно. Где я смогу узнать то, чего не узнаю здесь.
Никт фыркнул и ушел, пиная воображаемые камни, в северо-западную часть кладбища. Там разрослись настоящие джунгли, с которыми не могли справиться ни смотритель, ни местное Общество друзей кладбища. Никт разбудил целую семью покойных викторианских детей — все не дожили до десяти лет — и поиграл с ними в прятки. Все это время Никт убеждал себя, что Сайлес никуда не уедет, что все будет как раньше. Однако, когда он закончил играть и снова прибежал к старой часовне, его надежду развеяли сразу две новости.
Первая — саквояж. Никт сразу догадался, что он принадлежит Сайлесу — старый и очень красивый, черной кожи, с черной ручкой и латунными застежками. С таким саквояжем мог ходить викторианский врач или гробовщик, у которого с собой должны быть все инструменты, необходимые для его ремесла. Никт попытался заглянуть внутрь, но саквояж был заперт на замок. Попробовал поднять — нет, слишком тяжелый.
Это была первая новость.
Вторая сидела на скамейке у часовни.
— Никт, — сказал Сайлес, — это мисс Лупеску.
Наружность мисс Лупеску нельзя было назвать приятной: кислая мина, седые волосы (хотя сухощавое лицо казалось не таким уж старым), кривоватые зубы. Мисс Лупеску была в просторном макинтоше и мужском галстуке.
— Здравствуйте, мисс Лупеску, — сказал Никт.
Мисс Лупеску ничего не ответила, только втянула носом воздух. Потом сказала Сайлесу:
— Так. Значит, это он.
Она встала и обошла вокруг Никта, раздувая ноздри, словно обнюхивая его. Остановилась и сказала:
— Будешь являться ко мне утром и вечером. Я сняла комнату вон в том доме. — Она указала на еле видневшуюся над деревьями крышу. — Все время буду проводить на кладбище. Я приехала как историк, изучаю историю старых захоронений. Ты все понял, мальчик? Гата?[3]
— Никт. Я Никт, а не мальчик.
— Сокращенно от «Никто». Глупое имя. Уменьшительно-ласкательное. Мне оно не нравится. Я буду называть тебя мальчиком. А ты меня — мисс Лупеску.
Никт умоляюще посмотрел на Сайлеса, но не нашел в его лице сочувствия. Опекун поднял саквояж и сказал:
— Я отдаю тебя в хорошие руки. Не сомневаюсь, что вы с мисс Лупеску поладите.
— Не поладим! Она гадкая!
— Так говорить очень невежливо, — сказал Сайлес. — Полагаю, тебе следует извиниться. Ты согласен?
Никт был совсем не согласен, но Сайлес стоял перед ним с черным саквояжем и собирался уехать непонятно на сколько…
— Извините, мисс Лупеску.
Сначала она ничего не ответила, только опять повела носом. Потом сказала:
— Мальчик, я приехала к тебе издалека. Надеюсь, ты того стоишь.
Поскольку обнять Сайлеса было бы немыслимо, Никт на прощанье протянул ему руку. Сайлес наклонился и осторожно пожал ее. Чумазая детская ручонка полностью скрылась в огромной бледной ладони.
Без труда подняв тяжелый саквояж, Сайлес ушел по дорожке к воротам кладбища.
— Сайлес уехал! — пожаловался Никт родителям.
— Приедет, малыш, — подбодрил его мистер Оуэнс, — куда ж он денется. Не переживай!
— Когда ты только родился, он пообещал, что если ему случится уехать, он найдет себе замену. Чтобы кто-то носил тебе еду, смотрел за тобой. Так и вышло, он нас не подвел, — добавила миссис Оуэнс.
Да, каждую ночь Сайлес приносил Никту продукты и оставлял в часовне. Однако Никт ходил к нему не только за едой, а, например, за советами — хладнокровными, мудрыми и всегда полезными. Сайлес знал больше, чем кладбищенские жители: благодаря еженощным вылазкам в большой мир он мог рассказать о том, что происходит сейчас, а не сотни лет назад. Невозмутимый и надежный, он был рядом каждую ночь, сколько Никт себя помнил. Поэтому у мальчика никак не укладывалось в голове, что часовня опустела.
Мисс Лупеску тоже считала своим долгом обеспечивать Никту не только питание, но и воспитание. Впрочем, и питанием она не пренебрегала.
— Что это? — с ужасом спросил Никт.
— Хорошая еда, — ответила мисс Лупеску.
Они сидели в крипте часовни. Мисс Лупеску водрузила на стол два пластмассовых контейнера и сняла крышки. Указала на первый:
— Густой ячменно-свекольный суп. — Потом на второй. — Салат. Ты должен это съесть. Я сама для тебя приготовила.
Никт недоверчиво уставился на нее. Еда от Сайлеса обычно была в фабричной упаковке. Он покупал ее в ночных магазинах, где не задавали лишних вопросов. Еще никогда мальчику не приносили еду в пластмассовом контейнере.
— Пахнет гадко.
— Если не возьмешь в руку ложку, будет еще гаже. Остынет. А теперь ешь.
Голодный Никт взял пластмассовую ложку, окунул ее в бордовое варево и принялся есть. Суп был склизким и непривычным, но Никта все-таки не вывернуло.
— Теперь салат! — Мисс Лупеску сняла крышку со второго контейнера. Там оказались крупные кубики сырого лука, свеклы и помидора в густой уксусной заправке. Никт положил кусок свеклы в рот и начал жевать. Рот тут же наполнился слюной. Мальчик понял: если он это проглотит, его стошнит.
— Я не могу.
— Он полезный.
— Меня вырвет.
Они воззрились друг на друга — маленький мальчик со спутанной пепельной шевелюрой и строгая бледная дама с гладко зачесанными седыми волосами.
— Съешь еще кусок.
— Не могу.
— Будешь сидеть тут, пока не доешь.
Никт выбрал уксусно-вонючий ломтик помидора, разжевал и проглотил. Мисс Лупеску закрыла контейнеры и поставила их в хозяйственную сумку.
— Теперь уроки.
Стоял разгар лета, по-настоящему темнело не раньше полуночи. В теплых сумерках Никт — уроков в такое время у него не было — часами играл, исследовал уголки кладбища или забирался на деревья и ограды.
