— Ос-сторожно, с-собака! — просвистел герцог Вестминстерский.
— Где-где? Ну уж… Пахнет не псиной, — возразил епископ Бата и Уэллса.
— Кое-кто даже кладбище не унюхал, — заметил достопочтенный Арчибальд Фицхью. — А? Собака, собака!
Троица спрыгнула на землю и побежала по кладбищу, отталкиваясь и ногами, и руками, к упырьей двери под обугленным дубом.
И застыла.
— Это что еще за явление? — сказал епископ Бата и Уэллса.
— Мать честная! — воскликнул герцог Вестминстерский.
Никт проснулся.
В лунном свете над ним склонились три улыбающиеся физиономии — высохшие, как у мумий, но подвижные и очень любопытные. Никт увидел острые грязные зубки, черные глазки-бусинки и нетерпеливо постукивающие когтистые пальцы.
— Вы кто? — спросил мальчик.
— Мы, — заговорило одно из существ (Никт обратил внимание, что они с ним почти одного роста), — великий народ, вот кто мы такие. Это герцог Вестминстерский…
Самое крупное из существ поклонилось:
— Весьма польщен.
— …это епископ Бата и Уэллса…
Ухмыляющееся существо с острыми зубами и невероятно длинным и тонким языком совсем не походило на епископа, какими их представлял себе Никт. Существо было все в пятнах, как пегая лошадь; крупное пятно вокруг глазницы скорее напоминало повязку пирата.
— …а я в некотором роде имею честь быть достопочтенным Арчибальдом Фицхью. К вашим услугам!
Троица дружно поклонилась.
Епископ Бата и Уэллса сказал:
— А ты как здесь очутился, отрок? Только смотри, не бреши! Помни, пред тобой священнослужитель!
— Так ему, ваше преосвященство! — хором воскликнули его приятели.
Мальчик рассказал все: никто его не любит и не хочет с ним играть, никто его не ценит и даже опекун его бросил.
— Чтоб мне лопнуть! — сказал герцог Вестминстерский, почесав нос (крошечный выступ, состоявший в основном из ноздрей). — Чего тебе не хватает, так это места, где бы все тебя понимали.
— Нет такого места, — вздохнул Никт. — И с кладбища мне выходить нельзя.
— Есть целый мир друзей и приятелей по играм! — сказал епископ Бата и Уэллса, высунув длинный язык. — Город, где царит веселье и волшебство, где тебя оценят по достоинству и не будут тобой пренебрегать.
— А еще меня ужасно кормят… — пожаловался Никт. — Женщина, которая за мной смотрит. Приносит суп из крутых яиц и другие гадости.
— Еда! — ахнул достопочтенный Арчибальд Фицхью. — Там, куда мы идем, еда лучшая в мире! От одной мысли о ней у меня в животе урчит и слюнки текут!
— А мне можно с вами? — спросил Никт.
— С нами?! — возмущенно переспросил герцог Вестминстерский.
— Ну что вы, что вы, ваша светлость! — сказал епископ Бата и Уэллса. — Не будьте так строги. Вы только гляньте на бедолагу! Он уже невесть сколько кушает что попало!
— Я за то, чтоб его взять, — заявил достопочтенный Арчибальд Фицхью. — У нас там жратва славная… — Для большей убедительности он похлопал себя по животу.
— Ну как, молодой человек, готов к приключениям? — спросил герцог Вестминстерский, который тут же загорелся новой идеей. — Или будешь всю жизнь прозябать тут? — Он обвел костлявой рукой темное кладбище.
Никт вспомнил мисс Лупеску, ее противные обеды, списки и поджатые губы.
— Готов!
Три новых приятеля Никта, хоть и с него ростом, оказались куда сильнее любого ребенка. Епископ Бата и Уэллса поднял Никта высоко над головой, а герцог Вестминстерский схватился за пучок травы, прокричал что-то вроде «Скагх! Тегх! Хавагах!» и дернул. Каменная плита, прикрывавшая могилу, съехала, будто крышка люка, и под ней оказалось совсем темно.
— А теперь живо! — крикнул герцог. Епископ Бата и Уэллса забросил Никта в дыру и прыгнул следом. За ними — достопочтенный Арчибальд Фицхью и герцог Вестминстерский. Последний в прыжке крикнул: «Вегх Харадос!». Камень с грохотом упал — упырья дверь закрылась.
Никт летел сквозь темноту, тяжело ворочаясь, как кусок мрамора, и от удивления даже не боялся. Интересно, где у этой могилы дно, думал он.
Вдруг две сильных руки подхватили его под мышки и понесли.
Никт давным-давно не видел настоящей темноты. На кладбище он обладал зрением мертвых, и ни одна гробница, могила или склеп не были для него тайной. Теперь он оказался в сплошной черноте. Его несли вперед неровными рывками; в ушах свистел ветер. Никту было страшно и одновременно весело.
А потом стало светло, и все изменилось. Небо было красного цвета, но не теплого закатного оттенка, а злобно-багрового, как воспаленная рана. Далеко-далеко светило крошечное старое солнце, которое не согревало воздух.
Они спускались по отвесной стене. Из нее, словно из гигантского кладбища, торчали могильные плиты и статуи. Похожие на тощих шимпанзе в рваных черных смокингах, герцог Вестминстерский, епископ Бата и Уэллса и достопочтенный Арчибальд Фицхью перескакивали с камня на камень, размахивали мальчиком и, не глядя, ловко бросали его друг другу.
Никт пытался задрать голову, чтобы увидеть могилу, через которую попал в этот странный мир, но ее загородило другими надгробиями.
А что, подумал он, если все эти могилы — двери…
— Мы куда? — спросил он, но его голос сдуло ветром.
Они бежали все быстрее и быстрее.
Впереди поднялась еще одна статуя, и под багровое небо катапультировались еще двое существ, таких, же как новые приятели Никта. На одном было рваное шелковое платье, когда-то, должно быть, белое, на втором — грязный серый костюм, явно ему великоватый, с порванными в лоскуты рукавами. Заметив Никта с друзьями, они бросились к ним, пролетев к земле футов двадцать.
Герцог Вестминстерский издал гортанный писк и притворился испуганным. Трое с Никтом поспешили вниз, двое — за ними по пятам, бодрые и полные сил под пылающим небом с мертвым глазом бледного солнца.
У большой статуи, лицо которой превратилось в грибообразный нарост, все встали. Никту представили тридцать третьего президента США и императора Китая.
— Это юный Никт, — сказал епископ Бата и Уэллса. — Он хочет стать таким, как мы.
— Чтобы хорошо кушать! — сказал достопочтенный Арчибальд Фицхью.
— Что ж, отрок, когда ты станешь одним из нас, хорошее питание тебе будет обеспечено, — сказал император Китая.
— Ага, — сказал тридцать третий президент США.
Никт спросил:
— Стану одним из вас? То есть превращусь в вас?
— Ишь какой смекалистый! Все хватает на лету! Ему палец в рот не клади!.. — сказал епископ Бата и Уэллса. — Точно подметил, одним из нас. Таким же сильным, как мы. Таким же быстрым. Таким же неуязвимым.
