— Который час? — простонал я. — Или, вернее, что вы тут делаете?
— Половина одиннадцатого. Похоже, вы не из жаворонков, доктор, — отвратительно бодрый Эйзенхарт сверился с часами, — Я тут проходил мимо и вспомнил — а ведь за все время вашего пребывания в Гетценбурге я так и не удосужился показать вам местные красоты! Мое поведение совершенно непростительно, и все же я понадеялся, что вы проявите великодушие и позволите мне исправить свою оплошность.
Я устало потер лицо.
— Полагаю, список местных достопримечательностей совпадает с адресами людей, которых вам нужно допросить по делу барона Фрейбурга?
— Вот значит, какого вы обо мне мнения, доктор, — несмотря на укоряющий тон, глаза его смеялись. — Но отчасти вы правы. Сегодня меня ждет опрос свидетелей, чай с мистером Коппингом и осмотр возможного места преступления. Ну так как, не желаете присоединиться?
— Я думал, для этого у вас есть сержант.
— Старина Брэмли занят, на сегодня я дал ему другое задание.
— Дайте мне десять минут на сборы, — подумав, я согласился. У меня не было никаких планов в на субботний день, и, признаться, мне уже стало интересно, кто же убил барона.
— Куда мы направляемся сейчас? — поинтересовался я у Эйзенхарта после того как мы остановились выпить кофе в бистро на углу Биржевой.
— В парфюмерное ателье Кинна. Я проверил книжный магазин мистера Хубера, время с квитанции совпадает с временем, когда леди Гринберг видели там. Хочу узнать, что скажут у мистера Кинна.
— Вы все еще думаете, что она могла отпилить барону голову и сбросить труп в реку? Мне она не показалась силачкой.
— Теоретически это возможно. Или же у нее мог быть подельник. В конце концов, она могла нанять кого-то, кто убил лорда Фрейбурга для нее.
— В таком случае проверка алиби вам ничего не даст, — заметил я.
— Я знаю! Но у меня нет никаких зацепок. Что меня убивает, так это то, что никто не знал барона. До совершеннолетия он жил в поместье. Потом он проводил время преимущественно в местах, о посещении которых люди предпочитают умалчивать в разговоре с полицией. Барон посещал пару-тройку приемов в месяц, но всегда (по крайней мере, до помолвки) один, раз или два в неделю появлялся в клубе, но близких знакомств там не завел. В его переписке мы не нашли ничего кроме счетов. Да, у него были долги, но даже если бы мы знали наверняка, кому кроме мистера Ченга он задолжал, нам бы с наибольшей вероятностью ответили то же самое: с мертвого должника нечего взять! — Эйзенхарт перевел дух и продолжил. — Никто даже не видел его в последний вечер его жизни. Мы не знаем, когда он встретил своего убийцу. Поэтому да, я буду проверять алиби леди Гринберг, даже если скорее всего это ничего не даст. На данный момент она — единственная, кого мы можем связять с бароном.
— Она и мистер Коппинг.
— Именно. Надеюсь, хоть он сможет нам помочь, — Виктор открыл дверь невзрачного снаружи магазинчика и пропустил меня вперед. — Прошу вас, доктор.
Внутри обстановка напоминала старомодные аптеки: не те, где готовые лекарства в мгновение ока доставлялись на кассу по пневмопочте, а другие, где все стены от пола до потолка занимали шкафы, не зря получившие название аптекарных, где микстуры и мази варились для каждого клиента по своему рецепту, а свободное пространство стен занимали фарфоровые банки с надписями вроде Aethanol, Acidum sal. или Acidum sulphuricum. За конторкой сидел мужчина лет пятидесяти; когда мы вошли, он поднял голову на звон колокольчика, висевшего у двери, но его глаза скользнули по нам без всякого выражения.
— Не могли бы вы подойти поближе, — попросил он, держа голову неестественно ровно.
Мы исполнили его просьбу. Мистер Кинн (я полагал, что это был он) вытянул шею, по движению его ноздрей мне показалось, будто он принюхивается к нам. К моему стыду, только когда он вновь заговорил, я понял причину его странного поведения: мужчина был слеп.
— Добрый день, мистер Кинн, — поздоровался Эйзенхарт. — Детектив Эйзенхарт из полиции.
— Земля, порох и можжевельник, — улыбнулся парфюмер в такт своим мыслям. — Я помню вас, молодой человек. Вы сделали у меня три заказа на Канун года. Эх, молодежь… — он шутливо пожурил его.
Эйзенхарт пробормотал, что третий парфюм предназначался его сестре, но это развеселило слепого мастера еще больше.
— Но я не знаю вашего спутника.
— Мистер Кинн — это доктор Альтманн, он помогает мне в расследовании. Доктор Альтманн — мистер Кинн, лучший парфюмер во всем герцогстве Лемман-Клив, если не во всей Империи. Запомните его адрес: для дам нет лучше подарка, чем творения этого гения, поэтому перед праздниками он просто незаменим, — представил нас Эйзенхарт. — Мистер Кинн, мы могли бы поговорить с вашим сыном?
— С Теодором? Он уехал в Фельс. Мы открываем там еще один магазин, — не без гордости сообщил нам парфюмер.
— И долго он там собирается пробыть?
— Десять дней. Тео уехал во вторник, так что должен вернуться в… дайте подумать… следующий четверг.
— Во вторник? Значит, в среду вы были в магазине одни?
— Если не считать Салли, нашей уборщицы. Она приходит по утрам, еще до открытия.
— Мистер Кинн, вы бы не могли вспомнить: в среду вечером к вам заходила леди Эвелин Гринберг?
— Я плохо запоминаю имена, — помялся Кинн. — Обычно я запоминаю людей по ароматам. Если бы вы могли сказать мне его…
Будь на месте Эйзенхарта я, нам бы пришлось уйти ни с чем. Но детектив ответил на этот вопрос, как ни в чем не бывало:
— Полынью, красным перцем и… чем-то из красных ягод, кажется, — заметив мое изумление, Эйзенхарт рассмеялся, — не удивляйтесь так, доктор. Это профессиональное. Я привык запоминать такие детали.
За моей спиной мистер Кинн открывал по одному ящики в высоком комоде. В каждом из них хранилось бесчисленное собрание стеклянных колб; доставая то одну, то другую, Кинн открывал каждую из них и вдыхал хранившийся в ней аромат, подолгу прислушиваясь к себе.
— Полагаю, вы имели в виду эту леди, — найдя нужный запах, мистер Кинн продемонстрировал его нам. Я не смог бы узнать тот парфюм даже на эшафоте, но Эйзенхарт подтвердил парфюмеру, что именно эти духи он имел в виду. — Как же, я помню ее. Очень интересная молодая девушка. Она пришла с одним оригинальным вопросом… Боюсь, я немного увлекся, если бы не часы на ратуше, я задержал бы ее дольше приличного.
— Хотите сказать, что она ушла от вас без пяти восемь? — уточнил Эйзенхарт.
— Может быть, даже немного позже.
— И вы уверены, что это была именно она?
— Никаких сомнений. Глаза, уши… все это может подвести. Но нюх, — парфюмер слегка постучал себя по носу, — не обмануть никогда.
