Огонь, сверкнувший в глазах Кощея, заставил мальчика испуганно замолчать. Сам же похититель еле сдерживал радость. Хоть он и не слышал ничего о несчастье, случившемся в семье Перуна несколько лет назад, но все равно обрадовался. Единственный сын! Неслыханная удача… Так даже лучше!
Приподнявшись на руках, Ярила внимательно следил за выражением лица своего похитителя.
— Что теперь со мной будет? — решился он наконец подать голос.
— А это ты скоро узнаешь, — пообещал Кощей. — Если кое-кто окажется посговорчивее, ты сможешь даже вернуться домой. Потом!
Он встал и махнул рукой заждавшимся оборотням:
— Взять его!
Пользуясь тем, что на него не глядят, Ярила ползком устремился прочь. Он неплохо плавал — если успеет добраться до воды…
Но в этот миг оборотни бросились выполнять приказание. Ярила вскочил, метнулся было прочь, но волосатые лапы вцепились в него и швырнули на землю.
* * *
Жива спешила так, словно речь шла о ее жизни. Бегом добравшись до замка, она приказала приготовить себе коня с заводным и кинулась переодеваться для дальней дороги. Едва успели оседлать и вывести лошадей, она выскочила во двор, на ходу оправляя подкольчужную куртку и закручивая косу вокруг головы.
Дива единственная догадалась, что дело и впрямь нешуточное. Она вынесла каравай хлеба и кое-что из снеди, приготовленное к ночной праздничной трапезе, и предложила дождаться Перуна — он должен был вернуться перед самым закатом — но Жива не захотела ждать лишние два часа. Если брат сможет ее догнать — пожалуйста, а она торопится.
Сокол Рарог приветствовал ее порыв залихватским свистом и клекотом, кружа над головами лошадей. Когда Жива села в седло, он пронзительно закричал, как на охоте, и взмыл ввысь, указывая дорогу.
* * *
Самый длинный день в году заканчивался, и погоня остановилась на ночлег. Но чуть только наутро взошло солнце, Жива снова была в седле и торопила коня за Рарогом.
В полном одиночестве — Перун или не нашел покамест сестры, или вовсе не спешил в дорогу — Жива на второй день к вечеру достигла того места, куда лебеди принесли двоих детей. Женщина не разбиралась в следах лесных зверей, но и она заметила, что здесь долгое время паслось около десятка лошадей, отдыхали люди и оборотни, жгли костры. Потом они разом снялись с места и отправились неизвестно куда.
Здесь Жива впервые за все время погони почувствовала настоящее отчаяние — она заметила у воды явные следы борьбы. Трава была смята, некоторые пучки вырваны с корнем, камыши поломаны, даже обнажившаяся земля кое-где взрыта. Отсюда потом по земле проволокли какое-то небольшое тело. Сердце подсказывало матери, что это мог быть только ее сын, значит, его поймали при попытке сбежать, и лишь боги отныне ведают, что с ним произошло.
Но огорчало и другое — ей одной справиться с десятком воинов будет трудно, почти невозможно. А вдруг их неподалеку ждала подмога? Миновало два дня. Где сейчас Ярила, жив ли?
Даже Рарог ничем не мог ей помочь. Словно выполнив свою задачу, сокол утратил всякий интерес к следам или же потерял их. С безучастным видом он сидел на дереве над головами привязанных лошадей и равнодушно чистил оперение. Он ждал Живу долго, несколько часов, пока она бродила по берегу, но видя, что она не собирается возвращаться, обиженно закричал, снялся с места и улетел.
Жива не огорчилась — размышляя, где ей искать сына, она вспомнила о той, которая провидела это несчастье и предупреждала о нем.
Достав нож, Жива срезала полосу коры со ствола дерева и на обнажившейся, розоватой от выступившего сока древесине вырезала для Перуна несколько слов. Прибудет ее брат сюда — свежие раны на дереве укажут ему дорогу, нет — так смола сама до осени затянет рану, оставив лишь малозаметный шрам.
Все в Ирии знали, где искать волхву и пророчицу Макошь. Тоненькая неприметная тропинка в чаще вдоль берега узкой мелкой речушки успела превратиться в торную дорогу, по которой круглый год ездили люди. Не любившая толпы и суеты Макошь потому и покинула свой дом, прилепившийся к склону холма, и перебралась в глубь леса, почти на границу с болотами. Именно там после долгих блужданий и отыскала ее Жива.
Самой волхвы поблизости не оказалось, но навстречу шатающемуся от усталости коню выскочила ладная девочка не старше двенадцати лет в простой длинной рубахе, расшитой узором по вороту. Нимало не удивившись Живе, девочка бросилась принять повод коня.
— Заходи, гостьей будешь, — воскликнула она, приветливо кивая светловолосой головкой. — Мамка сейчас придет!
Жива только подивилась про себя, с трудом признав в девочке ту самую малышку, что в памятную ночь ее бегства с Велесом лезла к нему на колени, не боясь его странного вида. Разминая затекшие в седле ноги, Жива прошла до низкой скособоченной избушки с прислонившейся к ней осине, но на завалинку не села — тревога не давала покоя.
Макошь и правда скоро пришла — ее меньшая дочь не успела еще предложить Живе угощения с дороги. Обернувшись на пристальный взгляд, Жива увидела волхву, идущую к ней извилистой тропинкой. В руках Макошь несла корзину, полную ранних грибов. Она не удивилась дочери Сварга и только окинула ее долгим холодным взглядом.
Дочь выскочила навстречу матери, перехватила корзину, зашептала было что-то, косясь на Живу, но волхва отстранила девочку, досадливо кивнув:
— Без тебя ведаю!
Жива метнулась навстречу волхве:
— Помоги! Горе у меня!
— С сыном что? — ровным голосом отозвалась Макошь. — Заболел аль пропал?
— Знаешь! — отшатнулась Жива с благоговейным испугом. — Тогда скажи, кто и куда его унес? Скажи, жив ли он? Увижу ли я его хоть когда? Что для этого сделать надобно? Я все могу, ты не думай — я сильная! Я ради него…
Макошь взмахнула руками, останавливая поток слов, над которым сама Жива, казалось, не была властна.
— Что ко мне пришла, правильно сделала, — спокойно и медленно заговорила она. — Хоть ты полных четыре дня потеряла, а жизнь себе спасла. Не вспомни ты обо мне, отправься по тем следам сразу, похитчики тебя б заприметили да и убили. А теперь ты их след потеряла, и то хорошо…
— Да что ж хорошего? — не выдержала Жива. — У тебя дочери-то на месте, сердце не болит… А у меня, кроме сына, нет никого в целом свете!
И снова Макошь чуть ли не силой заставила женщину замолчать.
— Слезами и криками делу не помочь, — назидательно молвила она и села на завалинку, разглядывая Живу. — А вот что для сына сделать надобно — о том сейчас самое время подумать!
Она толкнула дверь в дом и кивнула Живе:
— Зайди, не бойся. Возьми какую хочешь посудину и отправляйся куда глаза глядят. Тут ручьев много, да ты их все мимо пропускай, а как увидишь, что вода в звериный след набралась, ту воду мне и принеси!
