Положение казалось неразрешимым – как хоронить тело без головы? Кинулись листать старинные книги, спросили церковных авторитетов – все в один голос твердили: «Святотатство!». Кто-то предложил разрыть одну из могил на кладбище слуг и извлечь оттуда череп. Но извлечение чужих останков – святотатство не меньшее, к тому же сюда автоматически приплюсовывается осквернение могилы и надругательство над прахом усопшего. Лорд Сепулкрейв совсем приуныл – он считал себя виновником случившегося. Можно было собрать тот злополучный семейный совет не в библиотеке, а в крестильне – и Саурдаст остался бы жив, и книги бы уцелели, да и в случае пожара помощь бы пришла куда быстрее и не в лице бывшего поваренка. Кроме того, герцог считал себя виновным и в истории с пропажей черепа архивариуса. Теперь он считал свое поведение в высшей степени мальчишеством – можно было не посылать старика работать в одиночестве, не говоря уже о том, что работник из пожилого человека всегда неважнецкий. А на голом энтузиазме далеко не уедешь. Барквентин в конце концов принял решение, великодушно объявив, что при похоронах сгодится и череп теленка.
Лорд Сепулкрейв благодарно посмотрел на нового архивариуса и тут же послал мальчика с поручением к Свелтеру: немедленно подобрать на скотном дворе подходящего теленка, зарезать, череп отскоблить добела. Свелтер носился по кухне как угорелый, гоняя многочисленных подчиненных. Впрочем, повара в тот день не ленились: вряд ли у кого возникло желание тянуть время и накалять обстановку, тем более что от страдающего герцога можно было схлопотать любое страшное наказание. Череп был готов за каких-нибудь два часа, после чего его покрыли несколькими слоями водостойкого лака.
Перед самыми похоронами, когда стало окончательно ясно, что настоящий череп Саурдаста не обнаружится, Флей отправил посыльного к госпоже Слэгг с просьбой подобрать шелковую или бархатную ленту обязательно голубого цвета.
Свелтер постарался на славу и при подборе теленка проявил разумную инициативу: череп как раз был равен по размеру человеческому. Плохо ли, хорошо, но одну проблему обитатели Горменгаста сообща решили.
А в тот момент, когда все было готово к похоронам: гроб стоял на краю свежевырытой могилы на кладбище для усопших благородного происхождения, вокруг сгрудилась толпа в траурных одеяниях и священник читал нараспев молитву – Барквентин попросил лорда Сепулкрейва выйти вперед и приложить к лежавшему в белых шелках гроба скелету череп, щедро обмотанный небесно-голубой лентой, найденной нянькой в глубине ее обширного сундука с материалами для рукоделия.
Лорд Сепулкрейв, испытывая сильную неловкость, шагнул вперед. Глаза присутствующих были устремлены на него. Барквентин задумчиво поглаживал бороду. Он постарался на славу. Скелет отца пришлось собирать буквально по косточкам. Чтобы при переносе на кладбище скелет Саурдаста не рассыпался, кости связали шелковыми шнурками, после чего подобрали такое облачение для гроба, чтобы скелет утопал в бесчисленных складках шелка, скрывая перевязи.
Дрожащими руками герцог кое-как пристроил телячий череп на положенное место и отступил назад, чувствуя, будто с его плеч свалилась гора.
К гробу подошел Барквентин и бросил оценивающий взгляд на работу лорда: череп идеально лежал на предназначенном месте и, обвитый лентой, будто укутанный в чепчик, и в самом деле сильно смахивал на человеческий. Лучи заходящего солнца падали на лакированную поверхность черепа, отчего та матово поблескивала.
Лорд Сепулкрейв остановившимися глазами смотрел на гроб. Ему вдруг захотелось поскорее закончить похороны, бывшие лишним напоминанием о перенесенной трагедии. Но герцог не чувствовал себя господином на этой церемонии – во-первых, Барквентин хоронит отца, а во-вторых, он же – новый хранитель традиций и распорядитель обрядов. Так что…
Между тем сам Барквентин величественно поманил к себе двух могильщиков в черных атласных сюртуках:
– Начинайте!
Могильщики неторопливо накрыли гроб крышкой и мерно застучали молотками, вколачивая положенное число гвоздей.
Фуксия стояла рядом с матерью. Как и положено, обе были закутаны в просторные траурные туники густо-лилового цвета. Фуксия вдруг поймала себя на мысли, что ненавидит старость со всеми ее атрибутами. Старость ассоциировалась у нее с этим… как его… Девочка напряглась, вспоминая слово, постоянно произносимое Стирпайком при любой встрече. Наконец юная герцогиня вспомнила слово – авторитет. В это понятие бывший поваренок вкладывал все: начиная от власти и кончая старостью. Он то и дело проклинал и развенчивал авторитет, считая его одним из источников зла на свете. Фуксия рассеянно посмотрела на собравшихся. Однообразные постные лица… Происходящее казалось девочке кошмаром. Фуксия скосила взгляд в сторону матери – леди Гертруда безучастно смотрела вдаль поверх голов собравшихся по другую сторону могилы. По губам отца блуждала слабая улыбка – в ней была непонятная безысходность, отчаяние. Девочка была готова поклясться, что прежде не видела на лице отца столь глубокого отчаяния. Юная герцогиня поднесла к лицу ладони – все как чужое. Происходящее казалось сном. А может, это и в самом деле сон? Тогда нужно поскорее проснуться, выпить, как обычно, чашку горячего молока со сдобной булочкой и бежать на прогулку. Девочка опустила руки. Неожиданно глаза ее уперлись в стоявшего по ту сторону могилы Стирпайка. Бывший поваренок сложил руки на животе, лицо у него было постное-постное… Что ж, приличие обязывает. Уловив взгляд девочки, Стирпайк заговорщически подмигнул. Фуксия сделал ответный жест рукой – впрочем, ничего не значащий. Девочка думала – хорошо еще, что она здесь не одна.
Острая, похожая на птичью голова и костлявые плечи юноши не давали даже намека на природную красоту и правильность пропорций, но одно было бесспорно – Стирпайк был молод. Он не принадлежал к чопорному миру стариков в кружевах, который в глазах Фуксии ассоциировался с Барквентином. Стирпайк принадлежал к миру света и тепла, к миру молодости. Пожалуй, думала девочка, Стирпайк обладает двумя достоинствами – молодостью и отвагой. Кажется, они же и единственные его достоинства. Он спас из горящей библиотеки няньку, доктора, он спас ее, наконец. Интересно, куда подевался его древний меч? Все таскал-таскал с собой, а теперь без меча, что за бред? Впрочем, к чему на похоронах трости, даже столь необычные?
Наконец гроб опустили на веревках в могилу; первые комья влажной земли глухо стукнули по крышке. Могилу зарыли быстро, и Барквентин придирчиво осмотрел насыпанный холмик, который еще предстояло облагородить. Невдалеке могильщики счищали с лопат налипшую землю, присутствующие расходились по своим делам. Фуксия, не дожидаясь родителей, направилась к замку.
