– А кара? Какой она будет?
– Девочка уже достаточно наказала себя.
– Но…
– В сущности, ее вина не больше вины мешочка, в котором хранились ягоды, или этой повозке, где он был спрятан. Малышке были нужны ягоды, и если бы она не получила их от Рамир, то нашла бы иным способом… Фейр, ты мудрая женщина. Постарайся объяснить это своей приемной дочери.
– Да, господин, – она склонилась в низком поклоне, стесняясь облегчения, выплеснувшегося на ее лицо. Женщина хотела вернуться в повозку, но Шамаш остановил ее.
– Постой, – он понизил голос. – Я пришел сюда не только затем, чтобы сказать это.
Мне нужна ягода Меслам.
– Господин! – в глазах старой женщины, обращенных на колдуна, был ужас. Они словно спрашивали: "Зачем? Зачем Ты делаешь это со мной?" -Я не ребенок, Фейр, и знаю, что такое яд и как нужно быть с ним осторожным, – качнув головой, проговорил Шамаш.
– Но… – в ее душе ужас переплелся с сомнением.
– Делай, как я говорю, женщина, – лицо колдуна застыло под ледяной маской. Ему не нравилось отдавать приказы, но у него не было времени на то, чтобы объяснять причину своих поступков.
– Да, господин, – в страхе прошептала Фейр, поспешно бросившись к повозке.
Она вернулась так быстро, как только могла, чувствуя, что Шамаш и без того сердится на нее за промедление и еще одна задержка может вызвать вспышку недовольства. Мало кто из небожителей утруждал себя тем, что сдерживает ярости, вызванную проступками людей. Бог солнца всегда представлялся ей самым терпимым среди Них. Но Фейр понимала, что и Его терпение не безгранично.
– Господин… – склонившись в низком поклоне, пряча глаза, в которых были боль и страх, Фейр протянула Шамашу мешочек.
– Спасибо, – колдун взял его, высыпал ягоды на ладонь.
Несколько мгновений он просто рассматривал плоды. Они казались ничем не примечательными и совершенно безобидными – ссохшиеся в морщинистые комочки темного цвета, мягкие, лишенные косточек.
Ягоды не источали никакого запаха, не были отмечены каким-либо иным знаком, который бы свидетельствовал об их ядовитой природе.
"Странно", – колдун качнул головой.
Одним из тех необычных даров, которыми наделила его природа, была способность определять яд. Обычно ему было достаточно одного взгляда на пищу, чтобы сказать, отравлена она или нет, одного прикосновения, чтобы определить, откуда исходит яд.
Шамаш осторожно взял ягоду двумя пальцами и уже понес ко рту, собираясь попробовать. Но тут золотым вихрем на него налетел волк, который сильным ударом лапы выбил из рук ягоды.
– Хан! – Шамаш недовольно нахмурился. Он не понимал, что это вдруг нашло на волка, который даже будучи несмышленым щенком, не позволял себе подобных вольностей с хозяином.
Колдун наклонился, собираясь поднять упавшие в снег ягоды, но Хан остановил его.
Зверь замер, преграждая путь, предостерегающе рыча и раздувая губы, выставляя напоказ острые белые клыки, не столько пугая, сколько предупреждая.
"Ты что это, приятель? Я просил тебя следить за караваном, а ты…" "Я и слежу, – рычание стихло, перейдя в приглушенное ворчание. – Ты велел предупредить, если мы с сестрой увидим что-то странное… И мы увидели".
"Что же?" "Шамаш, ты ведь чуть было не отравил себя! Неужели твой разум одурманен настолько, что ты не понимаешь…" "Это не яд".
"Ягода Меслам не яд?" – от неожиданности волк сел в снег. Он выглядел потрясенным, ошарашенным, широко вытаращенные глаза были переполнены удивлением, пасть приоткрылась.
Спустя несколько мгновений, потребовавшихся ему для того, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя, Хан поднялся, попятился назад, затем, остановившись, осторожно, с опаской потянулся носом к лежавшим в снегу плодам, принюхиваясь.
"Мда-а-а…" – его глаза еще сильнее округлились, морда вытянулась.
Хан хотел что-то сказать. Но тут девушка-рабыня, выскочив из повозки, бросилась прямо к нему. От неожиданности волк попятился, ошарашено глядя на дочь огня, которая никогда прежде не осмеливалась даже приблизится к священному зверю.
Он предупредительно заворчал: "Не подходи!" Но Рамир и не собиралась. Девушка даже не видела волка. Она бежала к проступавшим черными пятнами на белом снегу ягодами Меслам.
– Нет, дочка, нет! – вскрикнула Фейр. Она рванулась навстречу, но движения девушки были много быстрее, и та уже успела, упав рядом с ягодами на колени, схватить две из них и прямо вместе со снегом, на котором они лежали запихнуть в рот.
Рамир проглотила плоды, не жуя, а затем застыла, коленопреклоненная, смело глядя прямо в глаза повелителю небес.
Тот и не пытался ее остановить, лишь чуть качнул головой, осуждая за безрассудный поступок.
– Повелевай, господин! Что я должна сделать? Кого найти в мире сновидений, краю смерти, какую весть передать? – проговорила она и застыла, ожидая приказа.
Девушка не позволяла себе прислушиваться к своим чувствам, гнала прочь любые мысли и страхи, заполняя напряженную тишину внутреннего мира словами молитв.
Колдун молчал, не спуская с нее глаз.
– Господин! – не выдержав, воскликнула Фейр. – Ты же сказал, что простил ее!
– Встань, девочка, – скользнув по лицу старой рабыни задумчивым взглядом, наконец, промолвил Шамаш, обращаясь к ее приемной дочери, – простудишься.
Рамир, не смея ни в чем ослушаться бога солнца, поспешно вскочила на ноги. Ей и в голову не приходила мысль, что она может заболеть. Девушка просто не думала о себе, отрешившись от своего человеческого тела, уже сказав последнее "прости" всему земному.
Колдун тем временем повернулся к волку, который, подбежав к своему хозяину, застыл возле его ноги. В глазах зверя было удивление, непонимание странностей происходившего.
– Я ведь говорил тебе: в ягодах нет яда.
– Но… Это невозможно! – прошептала Фейр. Наклонившись, она осторожно, с опаской взяла лежавшую в снегу ягоду, понюхала ее, откусила кусочек. – Ни вкуса, ни запаха… Так, словно это совсем не… Но нет же, нет, это ягода Меслам, я точно знаю! Ее нельзя ни с чем спутать, и… – растерянно разведя руками, она замолчала, не зная, что сказать.
– Это так странно, – сорвалось с губ кого-то из рабов.
– Очень странно… – они все громче и громче перешептывались между собой, не в силах сдержать удивления и страха. – Ведь еще недавно бог сновидений хотел убить нас, а теперь… – наверное, впервые не только в радости, но и горе рабы не отделяли себя от свободных караванщиков, с которыми разделяли беды в той же мере, в которой делили удачу. Караван все более и более становился единственным целым.
– А теперь он отбирает у нас то, что всегда помогало ему получить власть над людьми…
