К ночи стало ясно, что придется разбираться и с людьми. Одни не желали сдаваться, другие не поняли происходящего и продолжали огрызаться, как загнанные в угол звери. Черный Волк предоставил своим командирам заканчивать стычки в городе, пока дела держали его во дворце подле мальчишки-императора.
Йорунн присоединилась к войскам в городе. Она была крайне утомлена, иссушена потерей магии, но продержалась столько, сколько было необходимо для восстановления шаткого, но такого желанного перемирия. Отдохнуть она смогла лишь несколько часов перед рассветом, а к полудню следующего дня уже стояла в гарнизоне городской стражи. От усталости степнячка не ощущала ни злости, ни боли, ни сожаления — вообще ничего. Арен принес ей краткую весть от Ульфа: тот сообщал, что жизнь юного императора вне опасности, а также передал приказ, подписанный Арселией.
Гарнизон приспустил знамя в знак траура, а над городом раздался настойчивый перезвон колоколов — сигнал к окончательной и полной капитуляции. Сражение за Дармсуд окончилось.
К вечеру в город прибыл Бадр Зойра. Он сдержал данное слово, обеспечив Йорунн и Ульфу если не поддержку, то хотя бы нейтралитет имперских войск. Впереди были долгие переговоры, но надежда на окончание войны вновь затеплилась в людских сердцах.
***
Малкон не принимал участия в уличных боях, лишь сопроводил во дворец носилки с бесчувственным телом Мейрам. Ульф отправил к ним лекаря сразу, как только смог, но бен Хайри развел руками.
— Она жива, дыхание достаточно глубокое, сердце бьется слабо, но ровно. То, что с ней произошло, не очень похоже на болезнь или ранение, скорее, тут вмешалась магия. Леди Мейрам одарена большой силой, надо, чтобы ее осмотрел кто-то из жрецов.
Однако служителей Стихий в городе не нашлось, и Малкону оставалось только терпеливо ждать. Все, что он мог сделать — это просто быть рядом, держать ее безвольную руку, тихо рассказывать о себе и обо всем, что происходило эти годы. На закате в покои Мейрам заглянул Ульф Ньорд. Он не стал расспрашивать ни о чем, тем более — утешать, просто побыл немного рядом с бывшим гвардейцем, крепко сжал его плечо и произнес:
— Она сильнее, чем кажется. Верь в нее.
Малкон так и уснул на ее ложе поверх шелкового покрывала. А проснулся от того, что ощутил легкое прикосновение.
— Если ты — сон, то я не хочу просыпаться, — тихо прошептала Мейрам, улыбаясь сквозь слезы.
Он не ответил, сразу забыв все, что собирался сказать ей. А она продолжила, торопясь поведать самое важное:
— У нас есть сын, его зовут Саад. Прости, что не нашла способ рассказать раньше.
— Я знаю, — ответил он, чувствуя, как восхитительная легкость наполняет его. — Мушарафф бен Рушди отдал мне письмо. Не бойся, наше дитя в безопасности, мои люди опередили посланцев Йонны, спрятали и Саада, и его новую семью.
— Малкон, — она приподнялась и запустила руку в его волосы совсем как тогда, два года назад. — Забери нас, увези отсюда. Мы отправимся куда угодно, лишь бы с тобой.
— Мы обязательно уедем, как только сможем, — он любовался ею, не в силах отвести взгляд. А потом поймал ее руку и оставил на ладони горячий поцелуй. — Главное, что теперь ничто и никто не разлучит нас!
Вечером в комнату явился верховный жрец. Мейрам рассказала ему обо всем: о схватке с демоном, кристалле, жарком пламени, вырвавшемся из разбитого камня. Илияс выслушал очень внимательно, а затем долго рассматривал ее, изучал, ощупывая полупрозрачными нитями стихий, касался каких-то точек на ее теле, следя за реакцией, и, наконец, пояснил:
— Никогда не видел подобного прежде. И даже не знал, что такое возможно, но… Вы более не владеете магией. Похоже, что не сохранилось ни единого силового канала, направляющей, источника Стихии. Они выжжены подчистую! Тот, кто сделал это с вами, рассчитал все с ювелирной точностью. Немного меньше — и магия бы восстановилась, отыскав для себя новые пути. Немного больше — и вместе со Стихиями вы бы лишились жизненных сил. Не знаю, вышло ли это случайно или такова была задумка. Долговременные плетения иногда подстраиваются под носителя, возможно, разбей вы кристалл раньше, пламя бы пожрало все. Даже не знаю, поздравлять вас или сочувствовать. Утрата дара такого уровня — огромная потеря.
— Не о чем жалеть, это к лучшему. Попади эта магия в чужие руки — мы бы сейчас не разговаривали.
— Вы очень рисковали. С такими сложными плетениями никогда нельзя быть уверенным в результате, — Илияс смотрел на Мейрам теперь гораздо серьезнее, чем раньше. — Или вы знали, что так и будет?
— Нет, — она покачала головой. — Но теперь знаю, что дар, который я получила взамен, неизмеримо больше. Я проживу ту жизнь, о которой и мечтать не смела: жизнь обычного человека.
***
Йорунн провела в Дармсуде не день, и не два, и даже не десять. Сперва она помогала Ульфу восстановить порядок в городе, отыскать тех, кто мог бы вести переговоры с несогласными, собрать воедино представителей знати, заставить их принести клятвы верности новому императору и регенту.
Когда рядом не было посторонних, Йорунн подолгу рассматривала браслет на руке, в надежде уловить хотя бы легкий отблеск магии. Но золото оставалось холодным и мертвым, даже слабой пульсации Огня не появилось за эти дни.
Илияс и Бадр Зойра открыто встали на сторону Ульфа Ньорда, чему степнячка была несказанно рада. Все же, Сабир успел настроить против себя значительную часть подданных, поэтому ситуация не казалась совсем безнадежной. Йорунн искренне надеялась, что регент справится с этим грузом сам. Не зря Хальвард говорил, что в Черном Волке скрыты силы и таланты, какие редко встречаются в одном человеке.
Впрочем, наведаться в Недоре Ульф категорически отказался:
— Я не смогу войти в стены, где так много воспоминаний, а каждый камень несет на себе его отпечаток. Хальвард был мне гораздо дороже, чем можно выразить словами. Только благодаря ему мы с сестрой нашли друг друга. Вместе с правителем мы выдержали испытания, что не всякому под силу. Я многое могу вынести, Йорунн, но ту пустоту, что поселилась в моем сердце с его гибелью, не могу ни принять, ни заполнить. Я надеюсь, что тут мне будет легче: под грузом дел, обязанностей и ответственности нет места для душевной боли. Прости, на большее я не способен.
Дармсуд меж тем очищали от обломков, разбирали сгоревшие здания, за стенами хоронили павших. Люди старались не терять присутствия духа, но понимали, что пройдут годы, прежде чем воспоминания о потерях утратят яркость, сотрутся под грузом новых забот, перестанут ранить днем и возвращаться кошмарами ночью.
Ульф представил Йорунн императрице и ее сыну. Пальцы матери тревожно сжались на плечиках ребенка, когда герцогиня Недоре опустилась на одно колено перед мальчиком и приподняла его голову, рассматривая искры дара в еще наивных и чистых глазах.
— Адиль очень способный маг, раз его силы проявлялись в столь юном возрасте. Нужно превратить его дар в инструмент созидания, а не разрушения. Если не сделать этого, то со временем мальчик разделит безумие отца. Великое могущество должно идти рука об руку с ответственностью и знаниями. Только так мы сможем сохранить мир.
А потом Йорунн сообщила, что уезжает. Вместе с ней уходил и Арен. Он спешил вернуться в Кинна-Тиате к Виале. Им двоим еще предстояло решить, как быть дальше: покинуть ли древний белый город или остаться на севере.
С Ульфом герцогиня простилась тепло и сердечно, Черный Волк обнял ее и долго не отпускал.
— Если ты понадобишься мне, я могу рассчитывать на твою помощь?
— Можешь, — мягко улыбнулась она. — Ты очень дорог мне. Береги себя. Не позволь этому месту изувечить свою душу.
— Не позволю, — твердо откликнулся он, — но и бегать от опасности мне не пристало. Если не я, то кто возьмется опекать юного Адиля? В нем залог наших надежд на спокойное будущее.
— Не сомневаюсь, что ты справишься.
— Шли мне вести, и ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Останешься пока в Недоре?
