— А вот и сдалась. И не только французам, но и другим народам. После образования Северного Союза, евро-американского прообраза нынешней Земной Конфедерации, национальные правительства потеряли значительную часть своих полномочий и многие страны стали нуждаться в более устойчивых символах национальной государственности, нежели выборные институты власти. Мы, французы, поняли это в числе первых и, пожалуй, немного перестарались, восстанавливая монархию только как символ. Наши короли не имеют практически никаких полномочий, по сути дела, они являются лишь наследственными управляющими Лувра и Версаля. Зато живут, надо сказать, на широкую ногу. Это всё Хитрец Анри, он же Генрих Девятый, который жил в двадцать третьем веке. Он уговорил парламент принять специальный закон о королевском налоге с дворянства — дескать, должна же аристократия, пусть и символически, поддерживать свою опору, монархию. Размер королевского налога действительно небольшой — в процентном отношении, разумеется. К тому же дело это сугубо добровольное: не хочешь платить — отрекайся от титула, и всё; некоторые владельцы крупных состояний тогда так и поступили. Но Хитрец Анри смотрел в будущее; он предвидел, что многие освоенные планеты изберут монархическую форму правления, а значит для бизнесменов, ведущих с ними дела, иметь дворянский титул будет вопросом не только престижа, но и выгоды. Так оно, собственно, и получилось. В результате французская королевская семья стала одной из богатейших на Земле.
Я ухмыльнулся, оценив по достоинству проницательность Генриха Девятого, Хитреца Анри.
— Небось, ты тоже аристократ?
— Мой отец граф, а я, стало быть, виконт, — невозмутимо ответил Морис. — Но мы не кичимся этим, потому как не принадлежим к новоявленной знати. Мой предок по мужской линии был произведён в рыцари ещё во времена Людовика Святого.
— Внушительная родословная! — сказал я, отдавая должное десяткам поколений его предков. — Так что ж это выходит? На Земле тридцать второго века большинство стран — монархии?
— По всей Земле — нет, но в Европе почти все страны — конституционные монархии. Остальные шесть или семь, точно не помню, нужно подсчитать… — Он начал разгибать пальцы, а потом махнул рукой: — Ай, ну их к чёрту! В общем, эти страны тоже пытались обзавестись королями, но из-за отсутствия каких-либо традиций не преуспели в своём начинании. Исключение представляют швейцарцы и исландцы, которые всегда были верными приверженцами республиканского строя. Они жуткие консерваторы… Кстати, насчёт Швейцарии. У нас в Альпах есть домик, который почти всё время пустует. Если сейчас там никто не живёт, мы можем обосноваться в нём до нашей полной легализации.
— Хорошая идея, — сказал я. — Замётано.
Морис обвёл взглядом окрестности и наконец задал вопрос, которого я ждал с самого начала:
— Между прочим, что мы здесь делаем?
— Страхуемся. Вернее, перестраховываемся. Я жду, не появится ли «хвост».
— Твой отец сказал, что за нами не следят.
— Думаю, он не ошибся. Но чем чёрт не шутит. Хотя за перемещениями адептов проследить невозможно, тем не менее… Боюсь, у меня развивается паранойя.
Морис с сомнением хмыкнул:
— Если в Сумерках Дианы ты ничего не заметил, то почему ты так уверен, что обнаружишь «хвост» здесь?
— Потому что здесь Формирующие не потревожены, они находятся в естественном состоянии, и я сразу же уловлю малейшее их возмущение. Это как ровная гладь воды. — В качестве наглядной демонстрации я взял крохотный камешек и швырнул его в озеро. От того места, где он упал, пошли слабые концентрические круги. — Кто бы за нами ни следовал, как бы осторожен он ни был, он обязательно выдаст себя. И если кому-то удалось невероятное, и он вычислил перемещение отца, этот «кто-то» должен появиться здесь в течение ближайшего часа.
— Чтобы определить, куда мы дальше направились?
— Вот именно.
— Целый час, это много, — заметил Морис, но потом уточнил: — Для наших детекторов. У нас, если преследуемый корабль опередил преследователей более чем на двадцать минут, то он, считай, оторвался от погони. Интенсивность следа первые четырнадцать с чем-то минут снижается крайне медленно, а затем вдруг резко падает по экспоненте. Я даже помню формулу.
— Формул я не знаю, — сказал я, — но это так. Правда, как-то мне удалось догнать одного парня, дав ему полчаса форы, но тогда я шёл не по следу как таковому, а скорее следовал интуиции; я просто угадал, куда он умчался. Фактически, уже через полчаса след в Туннеле полностью исчезает. Я решил обождать час, чтобы перестраховаться. А вдруг преследователь окажется столь хитроумным, что разгадает мой план и рискнёт обождать полчаса, в течение которых, как он полагает, я буду его поджидать, после чего, убедившись, что слежки нет, продолжу свой путь. Но тут я перехитрю его и буду ждать не полчаса, а целый час.
— Лихо закручено, — произнёс Морис без особого восторга. — Но вот будет незадача, если наш преследователь окажется ещё более хитроумным, чем ты думаешь, и разгадает твой манёвр. — Он взял грудку свежей земли и с задумчивым видом бросил её в озеро. — Однако постой! Что ты там толковал о непотревоженных Формирующих? Разве твой отец не намутил воду своими квантовыми прыжками. Ведь он, должно быть, поднял сущую бурю.
Я лениво покачал головой:
— Вовсе нет. Отец адепт Источника и для перемещения воспользовался более глубинной силой. Формирующие он и пальцем не тронул.
Секунд десять Морис обдумывал мой ответ. Затем сказал:
— Значит, он мог только притвориться, что уходит по своим делам, а на самом деле остаться здесь, спрятаться неподалёку и незаметно наблюдать за нами?
— Мог, — ответил я. — Но не сделал этого.
— Почему ты так уверен?
— Потому что доверяю ему. Он это знает и ценит моё доверие.
— Ну, ладно, не буду спорить… А вдруг и в Звёздной Палате есть адепты? Тот же Дионис, к примеру. Что если сейчас он следит за нами? Прячется где-то в кустах, слушает наш разговор и покатывается со смеху.
Я зябко передёрнул плечами:
— Тогда у нас только одна надежда.
— Какая?
— Уповать, что он на нашей стороне.
Морис внимательно посмотрел мне в глаза.
— На нашей стороне, говоришь? — переспросил он. — Ну я-то, положим, знаю, на чьей я стороне. А как насчёт тебя?
Я не знал, что ответить.
Уже второй раз за этот день Анхела наградила меня пощёчиной. В отличие от первой, вторую пощёчину я не заслужил, но принял её стойко, безропотно.
Это произошло сразу после того, как мы прибыли во дворец. Рик заявил, что лично позаботится об устройстве гостей, а мне шепнул, чтобы я немедленно отправлялся к Анхеле. Услышав его последние слова, Дейдра мысленно прокомментировала:
