Он перевел дыхание. Уже спокойнее продолжил:
– Ребята... вы для меня не фигуры на шахматной доске. Поверьте. И не инструменты.
– Но одна из нас, – Светлана улыбнулась, признавая всю насмешливость этой фразы в мужской компании, – станок для изготовления инструмента?
Антон не стал спрашивать, как она это поняла. Может быть, тоже вычерчивала схемы – втайне даже от него? Или все-таки успела что-то почувствовать, когда ее Сила была при ней?
Гесер замолчал, понурившись. Он вроде бы и размышлял... И в то же время Антон понял, что защитный кокон вокруг усиливается до поистине немыслимых пределов. Где граница Силы у Великих Магов? И есть ли у них вообще граница?
– Хорошо. – Гесер кивнул. – Светлана, ты права... но лишь частично... а, Свет и Тьма!
Он опустился в кресло. Достал-таки сигареты и закурил. Лишь затянувшись пару раз, заговорил:
– Светлана, ты – Великая Волшебница. Такие рождаются раз в несколько столетий. Потенциально ты сильнее Ольги, пожалуй... Но твоя ценность для Светлых – я имею в виду не только наш Дозор, но Светлых вообще – в том, что ты можешь стать матерью мессии.
– После того, как Ольга переписала мою Книгу Судьбы, – сказала Светлана.
– Нет. Не после этого. Невозможно переписывать судьбу Иного с той же легкостью, как судьбу человека. Это было предопределено изначально. Мы лишь скорректировали некоторые детали. Минимальные. Не относящиеся ни к тебе, ни к будущему... предполагаемому ребенку.
– Какие? – В голосе Светланы наконец-то прорезалась ярость. Долго сдерживаемая ярость, и теперь уже Антону захотелось вскрикнуть – ее пальцы вонзились в его ладонь.
– Только дату! – Нет, Гесер не собирался уступать Светлане в напоре. – Ничего, кроме даты! Две тысячи лет от Рождества Христова – пик человеческой веры в пришествии мессии!
– Спасибо большое, – звенящим от ярости голосом произнесла Светлана. – Значит, решали, когда и от кого я вам его рожу?
– Во-первых, почему «его»? – поинтересовался Гесер. Антон, как раз собравшийся вставить свое слово в разговор, в основном по поводу уточнения Светланы «от кого», подавился заготовленной репликой. Рука Светланы тоже обмякла.
– За одних решают папа с мамой, за других пьяный акушер, за третьих лишняя рюмка водки, – меланхолично произнес Гесер. Произносить «во-вторых» уже не было нужды. – Светлана, деточка! С такими Силами, с такой предопределенностью играть опасно! Даже я не пытаюсь! Предопределено, что у тебя может родиться дочь, которая станет величайшей фигурой в войне Света и Тьмы! Ее слово будет менять мироздание, ее слово заставит грешников раскаяться, при взгляде на нее упадут на колени величайшие маги Тьмы!
– Это лишь вероятность... – прошептала Светлана.
– Конечно. Судьбы нет – и к сожалению, и к счастью. Но можешь поверить, что старый, усталый маг делает все, что может, воплощая ее в жизнь.
– Лучше бы я осталась человеком... – прошептала Светлана. – Лучше бы...
– А ты давно смотрела на иконы? – спросил Гесер. – Посмотри в глаза Марии и подумай, почему они всегда печальные?
Было очень тихо.
– Я сказал вам уже больше, чем имею право сказать. – Гесер виновато развел руками, и Антону впервые показалось, что он ни капельки не играет. – Сказал, одной ногой заступив за грань допустимого. Решать вам. Думать, кто фигура на игровой доске, а кто... кто разумная личность, способная переступить через придуманные обиды!
– Придуманные? – горько спросила Светлана.
– Когда тебе объясняли необходимость мыть руки после песочницы или заставляли завязать бантик на косичке – это тоже было вмешательством в твою судьбу, – сказал Гесер. – И на мой взгляд – обоснованным.
– Вы мне не отец, Борис Игнатьевич! – сказала Светлана.
– Да. Конечно. Но для меня вы все – мои дети... – Гесер вздохнул. – Я вас в холле подожду... вернее, мы с Алишером подождем. Захотите – подойдете.
Он вышел, а следом тенью последовал девона.
Первым заговорил Игорь:
– Самое обидное, что в чем-то он прав.
– Если бы тебе сказали, что ты должен родить мессию, я бы с тобой поговорила о правоте! – резко ответила Светлана.
– Мне это было бы совсем уж... затруднительно... – смущенно признался Игорь.
Антон улыбнулся первым. Посмотрел на Светлану, сказал:
– Слушай... я помню, как ты возмущалась несправедливостью судьбы – что у Иных, как правило, рождаются обычные люди...
– Так это я абстрактно возмущалась... – Светлана всплеснула руками. – Ребята, у вас тут вроде накурено... Игорь молча дал ей сигарету.
– Почему все так, за спиной? – жалобно спросила Светлана, закуривая. – Да и какая из меня... мать мессии? Причем мессии женского пола!
– Ну, мессия – это просто подходящий термин, – сказал Игорь. – Расслабься.
– Я не девственница! – мрачно сообщила Светлана. – И вообще... не считаю себя образцом добродетели...
– Не проводи лишних параллелей.
Странное дело, Игорь словно бы успокоился. По-настоящему. И даже собрался.
– Антон, ну ты хоть что-нибудь скажи! – не выдержала Светлана и посмотрела на него. – Тебя что, все это не касается?
– Очень надеюсь, что касается напрямую, – ответил Антон. – И думаю, что мы должны выйти сейчас к Гесеру. Ему там тоже несладко – сидеть и ждать.
– Он уже все знает... загодя... – Светлана отвернулась.
– Нет. Не знает. Если мы и впрямь не пешки, то не знает.
Слабо звякнули струны гитары. Игорь, облокотившись о стену, взял в руки инструмент. Он запел так тихо, что замолчать пришлось и Светлане, и Антону.
Бесы просят служить,
Но я не служу никому.
Даже себе, даже тебе,
Даже тому, чья власть
Если он еще жив –
То я не служу и ему.
Я украл ровно столько огня,
Чтобы больше его не красть...
Игорь отложил гитару, бережно опустил на кресло. Так оставляют инструмент, когда уверены, что скоро вернутся.
– Пойдемте, что ли?
Эдгар вошел в зал заседаний Трибунала первым из Темных. Как положено. Одновременно с Антоном, вошедшим через противоположную дверь. Они вежливо склонили головы, приветствуя друг друга. Особой обиды на Светлого Эдгар не чувствовал и рассчитывал на некую ответную взаимность чувств.
Да, по сравнению с маленькой запущенной комнаткой в МГУ этот зал производил впечатление! Европа, что ни говори!
Каменные своды – тяжелые, давящие и одновременно дающие ощущение защищенности, спокойствия. Простая металлическая люстра – но с парой сотен свечей, и Эдгар готов был поклясться, что свечи горят не первую сотню лет. Бернское отделение Инквизиции, говорят, размещалось в ультрасовременном здании, Пражское, наоборот, в древнем.