составил один сабрак полного состава дополнительно усиленный тагмой сидуганских лучников. Всего две тысячи воинов. Кроме того, туда доставили с десяток лёгких камнемётов, изготовленных в Панчене по тайгетскому образцу. Остальные воины Яглакара находились на судах флотилии в качестве запасных.
На следующее утро разведчики кливутов и Братства Богини обнаружили укрепление. Спустя два часа они напали на расположение имперцев. Те встретили врага градом стрел и тяжёлых камней. Тяжеловооружённые всадники безуспешно пытались добраться до противника. Тех из них, кто сумел приблизиться вплотную к укреплению, встречали удары копейщиков и щитоносцев. А тем временем, стрелки и лучники имперской пехоты, будучи надёжно укрыты, спокойно как на учениях, расстреливали врагов.
Сражение длилось не более трёх часов, после чего истекающее кровью войско сторонников Учжуна отступило с поля боя. После этой битвы имперская флотилия беспрепятственно подошла к столице княжества, где и должна была встретиться с основными силами под командованием И-Лунга и Чже Шена.
Едва князь Аньло прибыл в свою столицу, как пришло известие о том, что имперские ратники уже высаживаются с речных судов в предместьях, прямо у городских пристаней.
Единственными воинами, которыми сейчас располагал гиньский князь, были ополченцы из числа горожан да полторы тысячи городских стражников. Защитники Гинь-Су едва успели захлопнуть ворота перед носом у высадившихся на речных пристанях ченжеров.
Ожидавший встретить под стенами Гинь-Су имперскую рать тайчи Яглакар был несколько озадачен, когда он обнаружил полное отсутствие таковой. К его чести, надо признать, что он нисколько не растерялся, оказавшись в столь неопределённом положении. Решение, которое он принял, было достойно любого мудрого полководца.
Яглакар приказал отвести суда флотилии на другой берег, а кормчим под страхом смерти, ни в коем случае не приближаться к западному берегу. Суда ушли вниз по течению, забрав с собой все припасы и часть снаряжения. После чего, тагмархи, сотники и пятидесятники передали приказ собраться на общее построение. Тайчи вышел к своим людям.
– Воины, я хочу сообщить вам, что суда с продовольствием и припасами оставили нас,– обратился к войску Яглакар.– Не скрою, что отныне наше положение незавидно, но до сих пор никто из врагов не мог сдержать вашего натиска. И потому я предлагаю вам добыть еду и одежду там! – он указал мечом на стены Гинь-Су.– Либо вам достанутся сокровища и богатства мятежников, а их дочери будут служить вам подстилкой, либо вы все здесь сдохнете,– веско добавил тайчи.– Выбирать вам!
Не следует думать, что Яглакар был готов так запросто предложить своим воинам столь простой выбор «жизнь или смерть». Он исходил из того, что две трети его бойцов были закалёнными в боях и походах ветеранами, привыкшими находить выход из любого, даже самого безысходного положения. Если бы его части состояли хотя бы наполовину из новобранцев, то он никогда бы не решился на столь отчаянно смелый поступок.
Слова военачальника произвели на рядовых ратников впечатление, которого он добивался. Осознав безысходность своего положения, они бросились на приступ города с удвоенной яростью. Пять с половиной тысяч ченжеров полезли на каменные стены по наспех сколоченным лестницам. Они отчаянно рвались вперед, несмотря на потери.
Защитники Гинь-Су тщетно пытались противостоять их натиску. Вскоре имперцы овладели тремя башнями и захватили промежутки стены между ними. После этого они сумели взломать ближайшие ворота и ворваться в город.
Но сражение продолжался недолго. Неожиданно для имперцев гиньцы прекратили сопротивление. Князь Аньло, считая, что всё потеряно, решил сдаться до того, как бой достигнет ворот его дворца.
Он попал в плен вместе со всеми своими жёнами, детьми и домочадцами. Следом за ними в плену очутились и остальные гиньские вельможи. Правда, кое-где на городских окраинах, имперцев ещё встречали ударами мечей и копий, но организованное сопротивление гиньцев было сломлено.
К Яглакару привели посланцев от гиньского князя с просьбой остановить поджоги и убийства. Тайчи охотно согласился с доводами приближённых князя Аньло. Он опасался возобновления уличных боёв, ибо мужское население Гинь-Су своим числом, по меньшей мере, раз в пять превосходило силы имперцев.
Яглакару с превеликим трудом удалось удержать своих воинов от немедленного разграбления города. Действуя, где уговорами, где угрозами он сумел сохранить порядок среди своих войск. Помимо городских ворот, тайчи приказал занять княжеский дворец и все укрепления внутри города.
Большую часть вечера и последующей ночи Яглакар и его воины провели в полной боевой готовности. Но едва рассвело, как часовые с высокой крыши дворца и со сторожевых башен заметили знамёна и стяги главных сил имперской армии, переправлявшихся через реку.
Теперь удерживать воинов в строю не имело смысла, и потому Яглакар наконец-то отдал столь долгожданный приказ. Сгорая от нетерпения, имперцы бросились к ближайшим от княжеского дворца домам богатых горожан и купцов. Над улицами и площадями города повисли полные отчаяния крики, по мостовым потекли потоки крови, а в небо поднялись столбы густого чёрного дыма. Вскоре к воинам Яглакара присоединились и остальные имперцы, колонны которых широкими потоками вливались в городские ворота Гинь-Су.
Некогда богатая и славная столица княжества лежала в руинах. Не только княжеский дворец, но и весь город был беспощадно разграблен. Окрестные сады были вырублены, поля опустошены. Толпы уцелевших в резне женщин и детей потянулись из разрушенного и горящего Гинь-Су.
И-Лунг приказал отправить их всех на невольничий рынок в Дацинь. Выручка от продажи рабов должна была поступить в уплату жалования его ратникам. Всё захваченное в городе золото и серебро он объявил своей собственностью и распорядился немедленно отправить в казнохранилища Дациня и Аланя.
Теперь следовало решить, как поступить с попавшим в плен гиньским князем. Чже Шен посоветовал И-Лунгу пощадить князя Аньло и его семью. Будучи достаточно хитрым, он понимал то, чего не мог уразуметь его молодой и горячий повелитель. Напрасно пролитая кровь может оттолкнуть многих возможных союзников.
Кроме того, он учитывал, что родная сестра Аньло была замужем за сыном самого Туаня –
