– Знаешь, там откуда я родом, есть легенда о дереве, что исполняет желание всякого, кто сест под ним, – начал Хар. – И вот однажды под ним сел бродяга. Он был так изнемождён, что сразу же уснул. А проснулся – от голода. И сразу заметил рядом забытый мешок, в котором оказалось еды. Бродяга поел, подумал, что неплохо было бы попить, огляделся...
– И нашёл фляжку?
– Именно. А через пару минут из леса вышли бандиты. Бродяга испугался, подумал, что его убьют...
– И его убили. Вообще-то логично, нечего под бандитским деревом спать.
– Ты меня понял, – качнул головой Хар.
– Я этот бродяга?
– Нет. Ты и бродяга, и дерево. Ты и повелитель, и исполнитель. Не бойся, ведь твои страхи обязательно станут реальностью. Надейся – твои надежды тоже так могут.
Я вздохнул. Тянуло испугаться вот просто назло, потому что нельзя. Никогда особо не понимал этого чувства и даже сейчас, чую, мой страх – это совсем не то, что испытывают люди. Я ж не трясусь и умоляю о пощаде, а деловито думаю удавиться на благо общества.
– Не всё то благо для общества, что оно для себя таковым считает, – вздыхает Хар. Вообще никакой личной жизни. – Общество стремится к собственной неизменности, но в этом случае всегда наступает деградация и регресс.
– А для гуманитариев?
– Это и есть для гуманитариев. История и социология. Представь, что общество, страна – это человек. Все-все люди объединяются в большого такого человека со своими человеческими желаниями. Что оно хочет?.. В разные времена было по-разному. Часто – чтоб его оставили в покое. Иногда оно хочет врезать соседу и хорошенько его пограбить. Иногда воспламеняется жаждой праведной мести и идёт на соседа войной под благородным предлогом.
– А иногда влюбляется и поёт серенады под окном? – фыркнул я.
– И такое бывало. Бывали и «свадьбы» государств, и «разводы»... Но первое, что хочет человек – это сохранить свою целостность, жизнь. Ты что-нибудь знаешь о картах Таро?
Я вздохнул, сосредоточился. Сволочной император опять использует пять-десять аналогий, чтобы объяснить одну вещь.
– Шарлатанский способ предсказывания будущего?.. – припомнил я.
– Совсем не шарлатанский способ его контролировать. Картинки, выпадающие так или иначе – не значат ничего. Это просто куски картона – Или из чего их там нынче делают? – важно то, какую интерпретацию этому дают, как из множества символов и значений выбирают один, делают его реальным... Если оказался перед выбором – кинь монетку, и ещё до того, как она упадёт, ты будешь знать, чего реально хочешь. В любом случае, среди карт Таро есть один очень любопытный символ. Смерть.
– А что в нём любопытного?.. – не понял я.
– В том, что это твой символ, а не Ашера.
Застонав, я рухнул на кровать. О, давай, Хар, ломай мой мозг! Любитель ты наш вправлять мысли. То говорит не бояться своей силы, то утверждает, что моя карта – смерть.
– Помнишь, я говорил, что Гекката не боится смерти? – император сделал очередной прыжок в теме. – Она девочка умная, физическими предрассудками не обременённая и понимает, что смерть – это всегда лишь изменение. Смерть в картах Таро означает изменение. И ты – это изменение. Незапланированная катастрофа, случайность.
Я обнял плюшевого мишку и сердито засопел. Нет, может для управляющего судьбами Хара такие рассуждения нормальны, но я уже немного устал, утомился, распереживался и вообще хочу жрать.
– Лентяй, – укорил Гуахаро. – Общество обладает всеми недостатками, что составляющие его люди. Люди боятся смерти, боятся изменений, не понимая, что неподвижность ведёт к деградации. Вот что будет, если обычный воин не будет регулярно тренироваться и драться? Он обрастёт жиром, потеряет форму. Так и во всём остельном. Обществу постоянно нужны кризисы, изменения, чтобы продолжать развиваться, а не скатываться в состояние сытой деградации. Другое дело, что проблемы и кризисы должны быть посильными, например, моё вмешательство сильно откатило местную цивилизацию назад, потому что были уничтожены все культурные центры, выжили только полуграмотные люди с окраин. Я владею кризисами, которые могут убить, а ты – которые могут возродить.
– Хар, пожалуйста... Я очень устал, – простонал я.
Он присел рядом, коснулся волос кончиками пальцев.
– Извини. Наверное, это слишком много для тебя.
– Да уж точно, – пробурчал я. – Верните мне мою безрассудную молодую жизнь!
– Ты ж об меня самоубиться пытался. Ты уверен, что хочешь это вернуть?..
– Я не пытался самоубиться!
– Ага.
– Я лучше знаю, что я делал!
– Ну разумеется.
– Прекрати ржать!
– И не думал даже.
– Ну я же слышу!
– Ага. Но мне же лучше знать, смеюсь я или нет?..
Я вздохнул и попытался надуться. Не вышло: длинные пальцы самой судьбы чесали меня за ушком и злиться решительно не получалось. Пришла мысль, что чешут меня точно как обиженного пса, но она столкнулась с мыслью, что собакам троны не предлагают, застыдилась и быстренько самоубилась.
Чёрт.
– В общем... что я хотел сказать?..
– Не знаю. Поворчать, что несправедливый мир тебя слишком одарил?
– Точно! Эта... слушай, ну нельзя же быть таким гадом!
– А что я делаю?
– Чешешь!
Вышло обвинительно.
– Мне прекратить?
– Нет!.. Чёрт, не могу поверить, что я ввяжусь в тронно-божественную войну только потому, что меня вовремя почесали.
– Не ты первый, не ты последний, – философски заметил Хар.
– Но по идее чесать должна прекрасная принцесса! – взвыл я. Старый учёный наверняка знал какие-то волшебные точки на голове, из-за которых мысли начинали расслабляться и лениво потягиваться.
– Мне позвать леди Алифанию?..
– Да она скорее придушит, чем будет чесать. Нервная она какая-то.
– Прости её. У неё рушится мир, и она отчаянно цепляется за его остатки.
– А у меня не рушится?
– Но я же тебя чешу?..
Логи-и-ично...
Некоторое время я просто сопел, не думая ни о чём. А потом снова вспомнил про всю эту лабудень с тронами и божественностью.
– Слушай, я обычный приключенец, – приподнял голову я. – Ну ладно, не обычный. Во мне кровь сильфийского пацана, который не дружит с головой и не умеет удерживать своего настоящего друга в штанах. Я... я просто...
– Боишься?
– А это так называется? У меня сердце особо быстро не бьётся, душа в пятки не мигрирует, ничего особенного. Не уверен, что это страх.
– Тебе хочется закрыть глаза и представить, что ничего этого не было?..
Я уткнулся носом в подушку, подумал...
– Да.
– Значит, боишься.
–– Это плохо?
– Я не оперирую такими критериями.