— Ну что, пойдёшь со мной?
В воздухе комнаты растаяла явная неоговоренность, куда именно.
Астарен натянул сапоги и выпрямился, оглядывая, ладно ли сидит высокая и узкая обувка. Честно говоря, он ожидал, что Юз мгновенно и благодарно обрадуется этому предложению. Затянувшееся молчание соседа не только озадачило его, но даже начало злить.
Продолжавший молчать Юз поднялся и с неспешной быстротой принялся одеваться.
— Идём, — коротко проговорил он, идя к выходу мимо Миррамата. Тот дёрнулся к двери и со словами "Ну ты и медляга!" первым выскользнул из комнаты.
Первое апрельское утро ударило в лицо яркостью тёплого солнца и пыльной свежестью порывистого ветра, крутившего остатки прошлогодних листьев по успевшей высохнуть земле.
— Видишь? — кивнул Миррамат через голову Юза, в сторону полосы парка. — Вон, собирает хворост, чтобы топить наши печи. А дрова, которые ей выдают, продаёт. Её уже не раз ловили на этом, но глупая тётка скорее лишится последнего зуба, чем откажется от искушения урвать для себя хотя бы и дырявый грош.
Теперь уже и Юз узнал в далёкой сгорбленной фигуре Каманю, смотрительницу их школярского логовища.
— В жизни не знал ни одного истопника, конюха или дворника, — продолжал размашисто шагающий астарен, — который не тащил бы под себя всякую хозяйскую рухлядь. Только хозяин отвернись.
Юз кашлянул.
— У нас однажды кухарка нашла серебряное кольцо, которое мать потеряла. Целую зиму пролежало в поленице. Сразу отдала. И даже не хотела брать бусики, которыми мать хотела отблагодариться.
— Э, брат, ты жизни не знаешь. Дорогую хозяйскую рухлядь, — сделал Миррамат ударение на первом слове, — тащат уже дворецкие и горничные. Твоя кухарка наверняка тырила у твоей матери сахар или крупу. Её предел — оловянная ложка. Большой добычи такие люди просто боятся. Так что будь уверен: если наша Каманя найдёт твой кошелёк, тут же со страху вернёт его тебе. Но не вздумай оставить за порогом комнаты дырявую корзину! Больше никогда не увидишь… Кстати, о корзинах. Жил в Черевеньши ивовых дел мастер, и поспорил он как-то по пьяному делу, что может сделать корзину, которая и в огне не сгорит, и в воде не утонет. Ну вот, как выветрилось из него вино, так он и задумался: что ж теперь делать?…
Юз тут же забыл свой ироничный вопрос — а какой такой уровень добычи у самого Миррамата? — и с удовольствием принялся слушать очередную байку товарища. Остатком внимания он одновременно наблюдал, куда и какой дорогой они сейчас идут. То, что их путь лежал в район Базарки, можно было и не загадывать. Но когда они дважды прошли мимо своротов в сторону Бурки (много лет поддерживавшей славу воровского притона, куда не всякий рискнул бы пойти даже при свете дня), Юз таки ощутил легкое разочарование. Хоть и пополам с облегчением.
Впрочем, улица Трёх Вейхорцев тоже неплохо. Даже дома у Юза все знали об этом районе развлечений зажиточных людей, где в любое время дня и ночи можно было найти приличную компанию, чтобы за стаканом доброго вина или чашкой горячего шоколада скрасить неспешным разговором время досуга, и где весёлые подружки запросто походили на знатных дам. Сейчас он с любопытством оглядывал трактиры и кофейни, наперебой демонстрировавшие всем своим видом преуспевание и добропорядочность.
Но нынче их путь всё же лежал мимо дубовых дверей с бронзовыми ручками. Миррамат, приятельски здоровавшийся со всеми встречными, наконец, свернул в переулок почти на окраине улицы и без стука открыл калитку внешне ничем особым не примечательного трактирчика. По дорожке, выложенной красным кирпичом, астарен уверенно зашагал ко входу в дом. Чистый просторный двор был пустынен. На шум шагов выглянула дворовая собака и, флегматично почесав за ухом, снова забралась в будку досыпать прерванный сон.
Первое, что внутри заведения бросилось в глаза Юзу, было чувство унылой сонливости, какая часто случается утром после шумной и весёлой ночи. Хозяин, невысокий лысоватый крепыш лет сорока пяти, сразу заметил гостей. Он подождал, пока Миррамат не выбрал места поудобнее, а потом не спеша подошёл к ним.
— Здорово, Андрысь! — астарен приветственно поднял ладонь. — Это мой друг. Принеси-ка нам моего любимого.
— А как зовут твоего друга? — холодно поинтересовался хозяин, не одарив Юза и коротким взглядом.
— Меня зовут Юз, — раздельно и отчетливо произнёс тот. И с неудовольствием расслышал в своём голосе нотки неприязни. Этот Андрысь, медленно и безостановочно вытиравший о фартук свои руки, крепкие, как у кузнеца, почему-то сразу не понравился ему.
Хозяин холодно кивнул — так и не повернувшись к Юзу. Подозвав слугу, отдал ему негромкое распоряжение, и вскоре на их столе появились высокие кружки с пенистым напитком. Миррамат быстро схватился за посудину и хорошо отпил.
— Эх, и забористое здесь пиво! — довольно выдохнул он, нисколько, похоже, не обескураженный приёмом. У Юза же ещё кипело внутри, так что он невежливо буркнул "Не люблю это вино бедняков!" и после же первого глотка резко оттолкнул кружку.
— Никогда и никому не позволяй выводить тебя из себя, — тут же вполголоса отчеканил Миррамат. — Если, конечно, не хочешь, чтобы тебя везде принимали за лёгкую добычу.
Юз не нашёлся, что ответить. После недолгого молчания он просто снова придвинул к себе кружку и сделал несколько глотков.
— Ну не люблю я всё-таки пиво, — буркнул он, подумав.
— Не любишь — не пей! — засмеялся Миррамат и махнул рукой слуге. — Эй, дружище! Принеси-ка моему другу вишнёвки!
…Входная дверь в заведение хлопала всё чаще. Сонливость бесследно растаяла в оживлённости, шумной болтовне и резвом перестуке игральных костей. Последнее, кстати, немного удивило Юза. Его отец не любил, когда в трактире начинали играть в кости, под любым предлогом пытался остановить игру и, тем более, сердито отгонял сына. Само собой, это не могло не вызвать у Юза жадного интереса к запретному плоду. Вот и сейчас он потихоньку начал ёрзать на лавке, искоса бросая любопытные взгляды в ту сторону.
— Сходи, посмотри. И поставь пару монет, коли есть, — не выдержал его ёрзанья Миррамат. — Ты что, не знаешь, что нельзя стать мужчиной, не проигравшись однажды до дыр в кармане?
Юз хоть и дёрнулся от ехидных ноток полученного разрешения, всё же воспользовался им. Перемахнув через лавку, он торопливо направился к игрокам; впрочем, всё более и более внешне успокаиваясь с каждым шагом. К цели он подошёл уже уверенно и не спеша.
За игральным столом сейчас было пять человек. Вёл игру седой мужчина, почти старик, с изрезанным глубокими морщинами бесстрастным лицом. Сами игроки сидели напротив него и у них был одинаковый, покрасневший и азартный, вид. Сбоку, за узкой частью стола, полулежал верзила, который, судя по всему, в общей забаве участия не принимал.
