низко поклонился:
– Мое почтение, капитан Фебюс. Примите извинения за вторжение во время вашего торжества, о котором мне только что сообщил ваш экипаж.
За столом прекратились разговоры и стук приборов. Гости затаили дыхание. Даже Гиацинт, чей тост за молодых был прерван, смутился. Его рука с бокалом замерла в воздухе.
Сурадж поднял голову, поочередно посмотрел на меня и Поппи:
– Вижу, вы женитесь на леди Каслклифф, а не на мадемуазель де Гастефриш, капитан.
– Верно. Такова Наша добрая воля. Разве не так выражается ваш суверен? Во множественном числе?
– Да, месье.
– Теперь, став герцогом, думаю, мне понравится подражать ему… э-э-э… Нам понравится подражать ему, Мы хотели сказать!
Фебюс ухмылялся жестоко и наивно одновременно, напомнив мне ребенка, который забавляется тем, что мучает насекомых, королем которых сам себя провозгласил.
– Но скажите, Джайпур, что привело вас к Нам? Вы говорите, что узнали о свадьбе только что, значит, вы пересекли океан не для того, чтобы поздравить Нас.
На скульптурном лице Сураджа играли яркие блики люстры. Тюрбан, украшенный эгретом [193] из топаза, выгодно оттенял медную кожу юноши. Оруженосец был красив и величествен: посланец Версаля во всем великолепии власти.
– Верно, я ехал не на свадьбу. Мой суверен, Нетленный, месяц назад получил чайку, уведомившую его о дезертирстве одного из оруженосцев, caballero Рафаэля де Монтесуэно. Суверен приказал мне вернуть виновника во дворец, где его будут судить.
Де Рокай единственным глазом выпустил молнию в индуса. Это он отправил птицу в Версаль в ночь ареста Рафаэля.
– Как? – возмутился вампир, поставив бокал на стол. – Отвезти его во дворец? В своем послании я сообщил Его Величеству о готовности предать оруженосца казни.
– Его Величество благодарит вас, капитан де Рокай. Но оруженосца, испившего «Глоток» священной крови, никто не смеет судить, кроме самого Короля.
Корсар в роскошной мантии, вышитой золотой тесьмой, нахохлился. Конечно, он мечтал превратить Рафаэля в свою новую гальюнную фигуру, однако противиться воле Короля не смел.
– Да будет так! – объявил Фебюс. – Приведите этого де Монтесуэно на наш праздник! Хочу, чтобы сегодня все веселились, даже заключенные. Вы тоже, де Джайпур, оставьте оружие у входа и занимайте место среди мирных людей. Разрешаю вам завтра отплыть вместе с вашим пленником.
Сурадж положил свою шпагу и клинок «халади» в широкую чашу возле дверей, где уже хранилось некоторое количество оружия приглашенных на торжество. Тут же принесли два новых стула и два новых блюда с мясом крыланов. Скрипачи вновь взялись за смычки, исполняя нежный мотив; присутствующие возобновили разговоры.
Горящий взор Сураджа украдкой встретился с моим. Нас разделяло несколько гостей.
– На чем мы остановились? – воскликнул Фебюс. – Ах да, де Рокай: вы хотели провозгласить тост за наш союз. Пожалуйста, продолжайте.
Гиацинт мгновенно стер с лица мрачное выражение, привычно натянув улыбку придворного, как того требовал этикет. Он потерял гальюнную фигуру, но остался шанс завладеть «El Corazón», бесценным камнем в его глазах алхимика. Вампир поднял бокал, наполненный кровью:
– Герцог и герцогиня! Выпьем за ваше счастье, которое скоро станет вечным!
Вслед за гостями я машинально поднесла оловянный кубок к губам, не отрывая глаз от невесты. Поппи вынуждена пить за этот союз, который приводил ее в ужас. Страдающий взгляд подруги впился в мой. Ах, если бы я обладала телепатическим даром!
– Выпьем и за наше счастье, Диана, – прошептал Александр. – Посмотри на меня, любовь моя!
Не успели мои губы коснуться кромки кубка, как голова закружилась от аромата алкоголя. Я перевела ненавистный взгляд на своего соседа. Его пылкость насторожила меня.
– Пей! – нетерпеливо повторил он дрожащим голосом. – И будем любить друг друга вечно!
Охваченная дурным предчувствием, я отодвинула бокал. Необычный аромат напитка, одновременно тонкий и обжигающий, показался знакомым. Да, я узнала его! Это белый ром Бледного Фебюса! Александр подозрительно настойчиво требовал, чтобы я отпила из кубка. Неужели рыжеволосый демон завладел графином с приворотным зельем?
– Чего ты ждешь? Пей наконец! – приказал вампир. – И смотри на меня!
Выхватив кубок из моих рук, он поднес его к моим губам, намереваясь силой влить в меня напиток. В панике я вскочила с места, мой стул с грохотом перевернулся. Скрипки умолкли. Стража приблизилась, вынув шпаги. Все взгляды ассамблеи обратились на меня.
– Что там за скандал? – прорычал Фебюс. – Ты проиграла, Диана, и потому отказываешься поднять тост за мое счастье? Как неуклюже!
– Я бы охотно выпила, но из другого кубка, – тихо отозвалась я.
– Почему же не из этого?
– Потому что… потому что подозреваю, что виконт де Мортанж хочет меня отравить.
Александр, в свою очередь, вскочил с места, дрожа от гнева:
– Отравить тебя? Это ты меня отравляешь своим равнодушием, жестокая! Я желаю только одного: чтобы ты любила меня так, как хотела заставить этого мужчину полюбить себя!
Вампир вытянул указательный палец в сторону жениха.
– Александр… – ахнула я, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля.
Слишком поздно урезонивать вампира. Логорея [194] несла его вперед бурным потоком неразделенной любви. Гости навострили уши. Всхлипывая, виконт продолжил:
– Едва вчера вечером я узнал, что ты на борту, сердце мое перевернулось: «Бум!» Я побежал к донжону, куда тебя заперли. Ты знаешь, что Тьма одарила меня способностью преодолевать стены, даже самые крутые.
Воспоминания о нашей первой встрече на балконе поместья де Гастефриш вернулись ко мне с новой силой. Отвратительное зрелище Александра, ящером ползущего по стене тронного зала Версаля, вызвало дурноту. Я нервно огляделась. Ассамблея возбужденно перешептывалась. Фебюс застыл, словно пораженный ударом молнии, Поппи побледнела еще больше.
– Проникнуть в комнату без окон и дверей, где ты сидела взаперти, не представлялось возможным, – продолжал Александр, прерывисто дыша. – Тогда, прижавшись к стене, прильнув к ней ухом, я решил дождаться зари. Так я подслушал твой разговор с Гран-Доменом и Рейндастом и узнал о вашем плане околдовать Фебюса приворотным зельем, которое находилось в графине с белым ромом.
– О, какая прекрасная басня, только послушайте! – иронично отозвался Стерлинг, сохраняя свойственное ему хладнокровие. – Лорд повернулся к хозяину цитадели: – Капитан Фебюс, это бред отвергнутого поклонника, ничего больше.
Но Александр, обезумев, продолжал:
– В сумерках я снова вскарабкался на донжон, только в этот раз, чтобы похитить графин из спальни Бледного Фебюса. Я исхитрился вылить его содержимое тебе в кубок, Диана.
Он поставил напиток передо мной на стол.
– Пей, говорю! Если я лгу, как говорит этот «англик», эффекта не будет; но, если говорю правду, зелье подействует и ты наконец полюбишь меня.
Повисла мертвая тишина. Александр признался в краже, одновременно обвинив меня в попытке отравления. Его тактика выжженной земли [195] имела одну цель:
