Очнувшийся Жан внимательно осмотрел опухшее лицо непрерывно сморкающегося Макса, покопался в своей сумке и молча протянул какой-то бумажный пакетик.
– Это что?
– Залей кипятком и выпей. – Колдун закутался в плащ и, вытянувшись на полу, отвернулся к стенке. – Вы спать ложитесь, я охрану поставлю.
– Сил хватит? – Николай начал выкладывать из рюкзака консервы.
– На сигнализацию много не надо.
– Дай сюда. – Я забрал у Макса железную кружку, высыпал туда порошок и залил уже закипевшей в чайнике водой. – Жан, а от чего это?
– Судя по симптомам, произошло лёгкое отравление каким-то парализующим зельем. Этот абсорбент очистит дыхательные пути.
– Пей. – Я взболтал выпавший осадок и протянул кружку Максу. Парализирующее? Странно, обычно жахают шаровой молнией. Но где-то я про что-то подобное уже слышал.
– Остынет, выпью. – Макс отставил кружку в сторону. – Блин, даже Ворона помянуть нечем.
– Помянуть всегда успеем, – Я вовсе не был уверен в его смерти. – Коля, что у нас из жратвы?
– Бобы кубинские консервированные, ветчина датская консервированная, зелёный горошек болгарский, само собой, консервированный. А это что? – Ветрицкий покрутил в руках запакованный полиэтиленом брикет. – Похоже на курагу, с миндалём прессованную.
– Кидай сюда, – попросил я. – И ветчину открой.
Наскоро перекусив, мы начали устраиваться на ночлег.
Места было не очень много, но на чердаке ночевать слишком холодно. Поколебавшись, я решил караульным никого не оставлять – если что, заклинание Жана сработает, а нам денёк завтра предстоит не из лёгких. Просто так рейнджеры не отстанут, искать будут. А тут ещё повезло на каких-то отморозков нарваться. Интересно, кто такие? Те, чьи следы рейнджеры утром видели? Может, зря я стрелять начал? Странно, что оберег о них не предупредил.
Ночью нас здесь не найдут – ночью по лесу шарахаться дураков нет. Да и случайно на избушку не выйти. Сюда и зная дорогу не каждый раз добраться получается. Аномальная зона, блин. Но утром надо постараться как можно раньше через границу перейти. Может, на севере и оторвёмся. Там я знаю немало укромных уголков. Не думаю, что за год с ними что-нибудь успело случиться. Решено, прямо к срубу на Лысой горе и двинем. Немного не по пути, но там уж точно скинуть с хвоста можно кого угодно.
– Жан, – тихо позвал я, подождал и позвал снова: – Не притворяйся. Знаю, что не спишь.
– Чего надо?
– Жан, зачем тебя рейнджеры искали?
– Меня? Я думал, это за тобой пришли, – не купился на мой блеф колдун.
– Не прикидывайся, капитан всё время на тебя смотрел, – продолжал настаивать я.
– У тебя паранойя. – Жан замолчал, а вскоре и захрапел.
Уснул. Паранойя, значит. Может быть. И сейчас моя паранойя никак не могла решить: врёт Жан или это весь мир решил сжить меня со свету? Если врёт Жан – понятно, дело житейское. Но если рейнджеры охотились именно за мной, то это вообще ни в какие ворота не лезет! За что? Что я такого сделал, что все встречные-поперечные меня убить пытаются? Всемирный заговор?
Устроившись поудобней в углу рядом с очагом, я вытянул ноги и прислонился к стене. Что-то у меня все кости ломит. Особенно руки. С левой кистью понятно, но правая-то почему никак не проходит? И голова гудит. И глотать больно. Уж не заболел ли я? Как не вовремя! И отлежаться не получится. Надеюсь, завтрашний день будет лучше сегодняшнего. Очень на это надеюсь. Но почему-то совершенно в это не верю...
Иногда сны заводят людей в странные места. Мозг – вообще штука непонятная: никогда не знаешь, в какую игру он предложит тебе сыграть. Стоит потерять контроль, и из подсознания на свет Божий начинают выползать давно забытые обиды, а из обыденных, ничего не значащих фактов складываются полные сюрреализма картины. И никогда наверняка не скажешь, какое событие какую химеру породило. Я был уверен, что знаю свои кошмары, как пять пальцев. Я ошибался...
Вокруг простиралась безжизненная снежная пустыня. Холодным блеском сияло лазурное солнце, его лучи отражались на бесчисленных гранях усеивающих пустыню ледяных шипов. Горизонт терялся в клубящейся у земли туманной дымке, но абсолютно ясное небо завораживало своей чернотой. Любой человек в здравом уме постарался бы убраться отсюда подальше. К сожалению, мои желания сейчас не играли никакой роли: вмороженные в лёд руки и ноги удерживали меня распростёртым навзничь. Кто сказал, что во сне не чувствуют боль? Вывернутые в локтях руки горели огнём, а кисти и ступни кололи нестерпимо длинные иглы стужи.
Мерзкое положение. Я напрягся и попытался вырваться, но стало только хуже. Куда ещё-то хуже? Вроде бы некуда, но появившиеся в воздухе пять острых сосулек наглядно показали, что это только начало кошмара. Ледяные лезвия сделали круг и один за другим сорвались вниз. Четыре резких удара пробили ступни и запястья, немного позже пятая сосулька вонзилась мне меж рёбер. Мгновение я рассматривал торчащую из груди рукоять собственного ножа, а потом меня скрутила судорога боли.
Дикий спазм сдавил лёгкие, попытка вздохнуть ни к чему не привела, лишь из горла вырвался сиплый полувсхлип-полустон. Не в силах глотнуть ни капли воздуха, я забился на полу. Ботинок угодил по чайнику и тот со звоном откатился к двери.
– Э, Лёд! Подавился, что ли? – проснувшийся Макс с размаху хлопнул меня по спине.
Это ненамного, но помогло. Закашлявшись, я смог несколько раз судорожно вздохнуть и наконец кое-как отдышался. Набрать полные лёгкие воздуха никак не получалось: при каждом вздохе грудь пронзала острая вспышка боли. И всё же стало гораздо легче.
– А чё ты такой холодный? – удивился растормошивший меня Макс.
– Дайте-ка я взгляну. – Жан щёлкнул пальцами, и вспыхнувший под потолком небольшой огонёк разогнал темноту по углам.
– Сколько времени? – прохрипел я. Лицо онемело, как после обезболивающего укола стоматолога, и слова приходилось тщательно выговаривать. На висках выступил пот. Ну и плющит меня. И огонёк как-то тускло светит: всё немного смазанное и серое.
– Ночь ещё. – Жан ухватил меня за голову и уверенным движением оттянул веко.
Точно – ночь, вон и обогреватель сгореть не успел. Я подался назад и упёрся в стену. Не понравился мне взгляд Жана, ох не понравился. Крест так на Харпина смотрел, когда тому в живот пару пуль бандиты влепили. Харпин тогда и часа не прожил.
– Всё так плохо? – Новый приступ кашля чуть не разорвал лёгкие. Сплюнув, я с облегчением увидел, что плевок чистый – без крови.
