мысли, ведут его либо к могиле, либо к счастью. Представил?
- Ну-у… да. А зачем?
- А теперь представь, что ты жил долгие годы, не подозревая о таком, и вот в обсустроенную, размеренную, а возможно, и тихую жизнь врывается знание: каждое действие несёт судьбу для связанного с тобой существа. Пример: ты пошёл в театр, насладился зрелищем, правда, спектакль попался грустный – трагедия или хотя бы драма. Тогда как связанному с тобой в этот требовался позитив, и ты своими глубокими переживаниями можешь его…
- Не продолжайте, - попросил Ёжик, - я понял, понял.
Дубнер посмотрел на него пристально, покачал головой, снова вздохнул – горче, чем в прошлый раз, - и резюмировал:
- Ни лешего ты не понял. Но чувствую, по крайней мере, осознал, насколько ненужными и опасными бывают лишние вопросы. Всё тайное обязательно станет явным, только необязательно сразу.
Дубнер с кряхтением встал. Стул воспользовался моментом: заскрипел, будто старик, больной радикулитом, и не преминул тотчас же развалиться, чем навеял мысли о распоследней стадии артрита. Ёжик непроизвольно озвучил мысли, потом извинился, а после призадумался, о чём также высказался вслух:
- Похоже, я заразился от вас образностью, метафоричностью и прочими болезнями, господин Дубнер.
- Давай уж без «господина» и на «ты», - устало предложил бобёр, не фиксируя взгляда на сломанном стуле и меряя комнату-ящик грузными шагами.
- Давайте… ой, давай. Дубнер. Хорошо.
- Всё верно. Всё как и должно быть, - точно бы опять невпопад произнёс пухлый парапсихолог. – Я примерно так всё и воображал. Кроме тебя – на твоём месте был кто угодно, но только не ты.
Странно, однако Ёжик спросил не «Что это – всё?» и не «А как должно быть?», - вместо этого он сказал:
- Почему? – и сам удивился.
- Потому что природа нас почти никогда не спрашивает. Осмыслил?
- Н-надеюсь, что да, - осторожно согласился Ёж.
- Чтобы ты не счёл меня сумасшедшим, поделюсь ещё парочкой паззлин.
- Да я вовсе и не полагал…
- Врать будешь работодателю, а меня просто слушай. Помнишь, о чём только что был разговор?
- Уважением к старшим, аккуратное обращение с информацией, - с готовностью ответил Ёжик.
- Вот именно, - Дубнер наполовину покровительственно, наполовину довольно покивал, - так что слушай и вслушивайся, но не перебивай.
Он остановил маятник шагов, отодвинул ногой в угол поломавшийся стул, взял оттуда же запасной, по виду, не надёжнее поломанного предшественника. Присел, порылся у себя в мыслях, отыскал нужную и бросил Ёжику на рассмотрение:
- Наверняка знаешь занимательный факт – любой псих всегда заверит: «Я абсолютно нормальный, это кругом одни больные!» А если тот же зверь примется утверждать, что он неизлечимо психически болен, окружающие непременно насторожатся. И не зря: пока человек способен воспринимать происходящее с юмором, с иронией, сарказмом – называй, как заблагорассудится, - ни он не потерян, ни мир для него. Усёк?
Ёжик выждал паузу; но и Дубнер молчал, из чего зверёк-иголка сделал вывод: можно говорить.
- Усёк. Вы – не псих.
- Я этого не говорил. – Бобёр рассмеялся – громко, а без налёта ненормальности. – Решишь сам. Сразу предупрежу об одном: в мире есть и другие, вроде нас с тобой. Я лично знал двух, затем они пропали. Не думаю, что им кто-то мстил или что кто-то прознал об их информированности, и… Короче, они самолично толкнули себя в пропасть хаоса. В отличие от них, у тебя есть выход, а там – вдруг-то! – и мне подфартит. А? Ладно, ничего не говори. Смысл истории, к которой я тебя подводил, очень прост, сродни простоте самой истории.
Когда-то водный электрик Дубнер подводил кабель к дому одного крайне влиятельного господина. Тот господин до сих пор живёт, радуется безбедной жизни, наслаждается тем, что управляет, как он считает, жизнями других; к слову, недавно его свергли. Ну да суть не в этом: напарник, оказавшийся редкостной скотиной, свалил вину на меня. У провода обнаружился разрыв; я занырнул поглубже, одетый в защитный спецкостюм. Прощупал дамбу, к которой примыкали строения того влиятельного бобра. Да, он был из наших; вообще-то, прежде чем стать эдаким аутсайдером, я жил в мире и согласии с другими бобрами. И до сих пор бы оставался в том райском, для нашего племени, уголке, получал бы достойную зарплату, женился бы на бобрихе, которая в конце концов ответила на ухаживания и дала добро на свадьбу. Тогда бы я с радостью променял разорванную тогу непризнанного гения на свободную удобную одежду от кутюр, но то тогда бы.
Потребовалось много времени, чтобы забыть, как мой лучший друг, оказавшийся моим же злейшим, до преступного беспринципным конкурентом, намеренно вызвал перегрузку в трансформаторе. Позже выяснилось: он и кабель повредил, и меня уговорил разобраться в проблеме, как более опытного, и наплёл судье с три короба, выставив меня ненормальным, нарушающим все писаные и неписаные закону. По его же вине, меня с позором изгнали с Бобрового острова, понятное дело, когда вылечили от удара током – такой мощи, что и защитка до конца не сдержала натиск электричества. Потом меня ещё заставили платить за лечение и штраф наложили – «Из-за несвоевременно и некачественно выполненной работы».
Тем моментом, враг, искусно маскировавшийся под друга, праздновал окончание войны и предвкушал безбедную жизнь: моя экс-суженая, как пишут в газетах, была баснословно богата, конец цитаты. А кроме прочего, он заполучил мою невесту – бонус, не особо нужный, по сравнению с деньгами, зато приятный. Противник, конечно, алчен без меры, однако и удачную партию мимо себя не пропустит. Года три продолжалось его веселье, перед тем как – не без моей помощи, ага – истина всплыла на поверхность. Правда, истина, ответ – сложные, неприятные слова, скользкие, будто мячики под водой: невероятно трудно удержать, и когда-нибудь хоть один, да всплывёт. Следом за ним поднимутся наверх, на свет, и остальные кусочки правды: из-за усталости, самонадеянности, потери концентрации… Конкретная причина неважна.
Моя анонимка сделала своё дело; я не просил ни чинов, ни благодарностей, ни пересмотра дела – никто этим и не занялся. Даже благоверная (но могу ли я сейчас так её называть?), даже она не приехала проведать меня, извиниться. Приехал, ты не поверишь, лишь мой враг-друг. Мы с ним поболтали о былых временах и мирно разошлись, в надежде вновь встретиться. Естественно, встречи не произошло, она мне и не требовалась; ощущение порядка в линиях жизни намного важнее.
Тут-то
