солдат речь:
-Внемлите мне, сыны Хемфета, сегодня, вам предстоит разбить армию Халийя! Я буду честен с вами, не каждый выживет. Не один и не два солдата падут, но знайте, что боги примут вас как героев в загробном царстве, ибо мы сражаемся за нашу великую державу, величайшую, из когда-либо существовавших. Те же, кому судьба повернется счастливой стороной медали, будут озолочены мною на этой земле! Я буду рядом с вами, наблюдать за вашей победой!
Как только Нафур кончил свою речь, солдаты принялись ликовать, громко крича: «Ура» в честь своего царя. Царю же, в это время было крайне некомфортно. Он с трудом сдерживал стук своих зубов и дрожь в коленях, пока голос в его голове уверенно нашептывал:
-Ты все правильно сказал. Теперь эта воодушевленная толпа пойдет умирать с твоим именем на устах.
-Почему нельзя было послушать Ашфара??! – спросил у голоса в своей голове Нафур, не произнося ни слова в слух. – Он говорил мудрые вещи, его тактика была не плохой! Зачем я только тебя послушал??
-Ты что, забыл?? Ты сам решил идти на риски, все или ничего. Доверься мне, я знаю, что делаю.
-Я очень на это надеюсь.
Боевой дух солдат был существенно поднят, и вся армия выдвинулась в бой на врага, возглавляемая лично царем. Пехота стройным маршем продвигалась вперед, сквозь покрытые мраком ночи пески. Красиво украшенные боевые колесницы ехали близь пехоты. С флангов и с тыла марш прикрывала легкая и тяжелая кавалерия. Все пять тысяч человек и пять сотен наемников вроноли уверенно двигались вперед, к не большой деревне Ахис, расположенной на севере Халийя, возле которой, разбила лагерь армия генерала Луконона.
К тому моменту, как первые робкие солнечные лучи, начали выползать из-за горизонта, сея редкий и не слишком яркий свет в пустыню, попутно окрашивая небо красным, хемфетский марш уже подходил к лагерю Халийской армии. Замечен же марш был, на расстоянии трех сотен метров, одним из караульных лагеря халийской армии. Этот караульный, немедленно поднял тревогу, по которой весь лагерь моментально поднялся, готовясь к грядущему бою.
По тревоге был поднят и сам генерал Луконон. Молодой слегка пухлый генерал, с выбритым черепом, скрываемым пышным париком, проснувшись и облачившись в свои бронзовые латы, принялся размышлять о тактике своего оппонента, Ашфара. Луконон знал, что его армия превосходит численно главную армию Хемфета. Так же, Луконон был осведомлен о тактическом гении Ашфара, посему, никак не мог взять в толк, что движет генералом, ведущим армию в явно проигрышную лобовую атаку. Причем, Ашфар атаковал не один из мелких лагерей, он атаковал центральный военный лагерь, в коем солдат было существенно больше, чем в главной армии Хемфета. В конечном итоге, Луконон в своих размышлениях, пришел к выводу, что у Ашфара есть какая-то стратегия, столь гениальная, что самому Луконону никогда не постичь ее. С таким заключением, халийский генерал и принял бой.
Первыми в сражение вступили стрелки. С обеих сторон навесным залпом полетели сотни стрел. Халийские и хемфетские воины, ловя залпы врага, падали замертво, один за другим. Кто-то из упавших был ранен, кому-то же, везло меньше, их настигала смерть.
Пока лучники обменивались стрелами, Луконон все пытался раскусить план Ашфара. Луконон прекрасно понимал, что Ашфар слишком гениален и не может решиться на такую самоубийственную атаку. Халийский генерал отчаянно искал задумку там, где ее не было.
Тем временем в бой уже вступили конные воины и колесницы. Слышалось цоканье копыт, кружащих вокруг поля битвы конных лучников, стрелявших стараясь пристально целиться. На таран, с копьем на перевес шли покрытые кожей бегемота или крокодила, а самые богатые даже бронзой или медью, тяжелые кавалеристы. Копья втыкались в тела врагов, нанося болезненные раны и выбивая из седел. Наконечники же копий, попутно обагрялись алой кровью. Слышался лязг боевых колесниц, коими управляли как копейщики, так и арбалетчики.
К тому моменту, к бою уже успела подключиться и пехота. Стройные ряды бойцов, вооруженных длинными копьями и прикрывающихся полуовальными щитами решительно шагали друг на друга. У кого-то в этом строю были доспехи из бронзы, у кого-то из меди, у кого-то, из кожи бегемота, крокодила или на худой конец коровы. Самые же бедные воины, сражались без брони вовсе.
Тем временем Луконон все ломал голову над несуществующей стратегией Ашфара и, в конечном итоге, так испугался из-за возможной ловушки, что отдал приказ отступать. Раздался горн, оповещающий о приказе генерала, и армия Луконона начала тактический отход. Лучники Ашфара стреляли халийцам в след, не мало солдат ранив и убив.
Как только же лагерь Луконона был брошен, вместе с существенной частью продовольствия, которую армия Халийя не успела забрать с собой, хемфетские солдаты начали празднование. Бескрайность удивления Ашфара, от свершившейся победы, в тот день можно было сравнить, разве что, с бескрайностью всех пустынь мира. Единственным, кто тогда удивился не меньше, а возможно даже больше центрального генерала, был Нафур, коему голос в голове, тогда, начал позитивно говорить:
-Я же говорил, я знаю, что делаю. Мы выиграли бой! Это победа!
Над лагерем ссыльных багровое небо. По черному песку вели Езика на казнь. Двое надсмотрщиков тащили его под руки, еще один зазывал прочих конелюдов, смотреть на показательную казнь.
Езика поставили на колени и положили его голову на камень. Конелюд совершенно не вырывался и был готов стоически принять свою судьбу. Тем временем, один из надсмотрщиков, во всю кричал собравшейся вокруг толпе:
-Смотрите, все, жалкое отребье! Как оранжевое Солнце проживает рабом золотого Солнца, так и вы, рождены, чтобы служить победителям, захватившим вас! А вот, что бывает с теми, кому хватит глупости, идти против воли славного народа вроноли! Пусть эта казнь послужит всем вам в назидание!
Палач надел черную маску и занес топор над шеей Езика, уже готовясь казнить конелюда. Но вдруг, в голову палача прилетел камень. Разъяренный этим актом неповиновения, палач сорвал покрывало и громко зарычал:
-Кто из вас, ничтожества, осмелился бросить камень в господина??!
-Я! – вдруг раздалось восклицание из толпы, за которым в палача полетел еще один камень.
-И я! – сказавший это бросил в надсмотрщика еще один камень.
-Я тоже! – еще один камень был брошен.
В надсмотрщиков полетели камни, самородки и песок. Прикрывающиеся руками вроноли пытались протестовать, угрожать, а иногда даже молить, но все было тщетно. Это был бунт. Ссыльные, хватая свои лопаты и кирки собрались убивать надсмотрщиков. Вроноли же, при виде всего
