…Пробиться сквозь недовольную толпу — дело не менее сложное, чем интуитивно почувствовать, что тебе на голову собираются выплеснуть содержимое ночного горшка. Но девушки старались. Джем проскальзывала между собравшимися юркой ящеркой, Бейн продвигалась с неотвратимой плавностью ледокола; обе вызывали позади шквал негатива. Приблизившись к мрачному заслону стражников, Джемма и Ориел с вожделением уставились балкон, на котором вот-вот должны были появиться король и глава инквизиции. Стражники же с подозрением начали присматриваться к странным девицам.
Поводов для публичного выступления у властей, по сводкам, было два. Бесовские круги перед столицей — это понятно, ну а главным же оказался конец войны с соседним княжеством. Судя по новостям, всего пару дней назад правителям, наконец, удалось договориться о спорных территориях, и теперь уже совсем скоро должно было состояться подписание мира.
Для девушек, имеющих представление о войнах в планетарных масштабах, такой конфликт казался смешным и мелким. Для Ардии, по словам Николя, который совершил восемь экспедиций в район сражений, даже это являлось трагедией, а мир — великой радостью.
— А во дворце наверняка вечером бал будет, — тоном Золушки, которая продала фею-крестную на органы, протянула Бейн. — Сколько бы материала удалось собрать!
— Или целый маскарад, — подхватила Джем, вглядываясь в высокие стрельчатые окна, — Вот бы как-нибудь попасть на такое мероприятие. Давно хочу написать о невербальном языке высшего света Ардии.
Ожидание затягивалось, толпа сзади напирала, стражники все больше мрачнели.
— Опаздывают, — буркнула Джемма.
— Короли никогда не опаздывают, — не согласилась Ориел. — Развлечем людей, пока нас окончательно не задавили?
— С удовольствием!
Свободное место вокруг девушек образовалось тут же, как по волшебству. Джем и Бейн уже давно заметили: что в этом королевстве, что в соседних была острая нехватка творческих людей. Песни пели те же, что десятки и даже сотни лет назад, театр кое-где имелся в зачаточном состоянии, абсолютно не развиваясь. Цирковые же труппы и совсем можно было по пальцам пересчитать. Поэтому, где только ни появлялись люди с музыкальными инструментами, им тут же оказывался почет.
Джемма, сдвинув брови к переносице, несколько мгновений размышляла, с чего бы начать. И Ориел совсем не удивилась, когда выбор подруги пал не на одну из задорных мелодий, которые отлично настраивали толпу на нужный лад, а вместо этого полилась безнадежно-тихая песня:
— Не улетай ввысь,
Не убегай вдаль.
Хоть по ночам снись —
Нежной тоской жаль.
Люди на площади замерли. С лиц исчезало напряжение и злость на наглых девиц, занявших самые удобные места; исчезали нетерпение и усталость. В глазах застывала одинаковая тоска — женщины, старухи и старики, совсем молоденькие девчонки и дети — мужчин в толпе почти не было.
— Будет в глуши лет
Жаркий огонь стыть.
Там, где тебя нет,
Я не хочу быть…[6]
Ориел, тихо вторя Джем, всматривалась в толпу и, видя, как многие украдкой, смахивают слезы, думала, что песня — отличный психолог и доктор, уж точно лечит куда лучше времени.
Бейн это по себе знала.
А Джемма, сделав пару финальных переборов и кинув на все еще пустующий балкон задорный взгляд, неожиданно резко сменила тональность. Заслышав слова «сатана» и «ведьма», люди сначала в едином испуге подались назад (стражники же наоборот поудобнее перехватили пики), но через пару фраз, сообразив, что настрой песни исключительно шутливый, принялись притоптывать в такт, подбодряя девушек веселым гулом и комментариями.
— Только есть одна проблема, — пела Джемма, жалуясь людям на горькую ведьминскую судьбу: — В город толком не войти: люди с криком…
— Ведьма! Ведьма! — театрально завопила Бейн, указывая на подругу пальцем.
— Разбегаются с пути, — продолжила Джемма.
Люди поддержали их хохотом и тут же, как по команде смолкли, устремив взгляды наверх. Джем, уже подозревая, кого увидит, и, помянув свою «удачливость», все-таки закончила припев:
— Плюнуть или каяться — кто же разберет?
Кто не испугается — в жены пусть берет![7]
И вместе со смеющейся Ориел Джемма повернулась к балкону, чтобы тут же пересечься взглядом с внимательным прищуром главы инквизиции. Судя по гневно поджатым губам, песню он отлично расслышал, оценил по достоинству и теперь размышлял, не следует ли расспросить менестрелей о мотивах, побудивших их исполнять такое, где-нибудь в пыточных застенках.
Король же смотрел куда более благодушно, да и вовсе мимо девушек. Его молодое лицо с крупными чертами обрамляла аккуратная бородка, русые с легкой рыжиной волосы спускались к плечам. Мощный, с отлично развитым плечевым поясом и гармоничным телосложением — он напоминал атлетов античности, на скульптуры которых любила засматриваться Бейн. Глядя же на короля, Ориел частенько мечтательно вздыхала: «Мой любимый цвет, мой любимый размер».
Глава инквизиции, несмотря на то, что его величество не отличался низким ростом, все равно возвышался над ним на целую голову. Черные волосы были коротко обрезаны, лицо с острыми скулами и высоким лбом — гладко выбрито. В отличие от короля, главу инквизиции можно было сравнить с мраморной фигурой ангела в католическом храме — холодность и твердость камня сочеталась с пламенной верой взгляда. Статный, жилистый, он походил на хищника, готового в любой момент броситься на добычу.
За спинами короля и инквизитора едва заметной тенью стоял первый советник Тарин Ирьяр. Личностью он был непростой и считался третьим человеком в Ардии. Предлагаемые им реформы железной хваткой сдавливали горло казнокрадов и взяточников. Тарин был сравнительно невысок, с резкими властными чертами лица, идеальной осанкой и в неизменно безупречной форме. Накрахмаленный белоснежный шарф, закрывающий горло мужчины, оставался деталью, без которой представить советника было невозможно. По Бермене и всему королевству даже ходила парочка домыслов о страшном шраме, изуродовавшем шею Тарина.
Герольд покосился на его величество, не зная, что делать — девушки нехило подпортили регламент выступления. Обычно, сначала объявлялся выход, а уже затем на балконе появлялся король и инквизитор. Но сегодня, привлеченные выступлением менестрелей, они не удержались. Поэтому здоровенный детина, в одной извилине которого с трудом удерживались имена и титулы, не знал, как выкручиваться из положения.
