— Иди сюда, — сказал я устало.
Тигрица только фыркнула и исчезла в еловых зарослях, но когда я уже опустошенно сидел на корявом пне и тупо ковырял прутиком мокрую землю, она вернулась. Она была до того хороша, что нестерпимо хотелось ее погладить, хотя бы дотронуться до нее. Зеленые глаза насмешливо щурились, уши стояли торчком, а передние лапы переступали по опавшим мокрым листьям как по растерзанной добыче. Мы долго смотрели друг на друга, потом тигрица стала пятиться, и я понял, что она предлагает мне следовать за собой.
Я думал, что уже хорошо знаю этот лес, но через полчаса окончательно потерял всякую ориентацию. Тигрица уводила меня всё дальше от замка, в сторону гор. Она то вырывалась вперед, то оглядывалась и ждала, пока я подоспею. Я устал от этой гонки и весь взмок, всё что мог, снял или расстегнул, в глазах рябило, ноги заплетались, и самому мне было непонятно, за какой такой истиной я иду?
Тигрица нырнула в пещеру, как оказалось, узкую и бесконечную как труба, я двигался за ней, слепо доверяясь ей, хотя и боюсь, как и все остальные, замкнутого пространства. Под ногами было сыро, сверху падали холодные капли за воротник, пахло плесенью, не было видно ни зги, и сердце стыло от бессознательного ужаса. А если я навсегда останусь в этом каменном склепе?
Свет ударил в глаза так неожиданно, что я чуть не ослеп. Узкая пещера впадала в большой зал как речушка в море. Я долго жмурился.
Потолок был высокий и гладкий, с металлическим блеском. Свет исходил из треугольных отверстий в нем, словно там было спрятано по маленькому солнышку. Пол был из мягкого пористого материала всех оттенков радуги. Мне немедленно захотелось сбросить свои замызганные сапоги, но я с ужасом заметил, что грязь сама всасывается в пол и исчезает без остатка!
Огромный зал был почти пуст. И он был брошен. Это чувствовалось сразу, хотя бы по тому, как беспорядочно стояла и валялась мебель: диковинные стулья, кресла, столы, тумбочки и прочие предметы неизвестного назначения. Кресла были двух типов: маленькие и большие. Для людей и для тигров. Либо тигры дружили с людьми, либо сами принимали два обличия. Но это было давно, даже трудно себе представить как давно!
Белая тигрица сидела на краю высохшего бассейна и следила за мной внимательными зелеными глазами. И я понял вдруг всё ее пронзительное одиночество! И ужасный рев ее по ночам стал мне понятен. Рев последней белой тигрицы.
Я обессилено лег рядом с ней на радужный пол, закрыл глаза от яркого света, даже не пытаясь понять, где я нахожусь, и почувствовал на лице своем ее горячее дыхание, и протянул к ней руки.
****************************************************
**************************************
Было поздно, гости устали, и я понял, что сказку пора заканчивать. К тому же Изольде она почему-то не нравилась. Именно Изольде, для которой я и старался. Я наскоро выдумал Замок Мертвецов, превратил тигрицу в прекрасную принцессу и провозгласил счастливый конец, как и положено в сказке. Все остались довольны и разошлись с миром.
Мы остались втроем в опустевшей гостиной: хозяева и сказочник. Изольда сидела по-прежнему в кресле у камина, Ольвин начал потихоньку убирать со стола. Он то уходил на кухню, то возвращался, а мы даже не пошевелились, чтобы ему помочь.
— Что-нибудь не так? — спросил я наконец.
Ольвин замер у меня за спиной.
— Я ненавижу белую тигрицу, — спокойно, даже слишком спокойно ответила она.
— За что?! — изумился я.
Она сказала, глядя мне прямо в глаза:
— Белая тигрица растерзала нашу мать.
И пока я искал слова для ответа, она резко повернулась к брату и, опережая его, выкрикнула:
— Да! Да-да! Не смотри так! Мне надоело притворяться, что я ничего не знаю!
— Изольда, ты с ума сошла, — ласково, но с заметным напряжением заговорил Ольвин, — какая тигрица? Нашу мать загрыз медведь, а этой тигрицы вообще в природе не существует. Это выдумки. Вот и Мартин подтвердит. Правда, Мартин?
— Это только сказка, — подтвердил я, с досадой чувствуя, что снова вторгся в какую-то их семейную тайну, и Ольвину давно пора меня вытолкать за дверь из своего дома. Развлек хозяев!
Господи, как он на меня посмотрел, оглянувшись только на секунду! Я все понял: кто я есть, и что натворил.
— Не считай меня за дурочку, Ольвин. Думаешь, кроме тебя свидетелей больше не было?
— Врут твои свидетели, — сказал он жестко, — а ты веришь. Кому это ты веришь больше, чем родному брату?
— Родной сестре.
— Что? Нашей сестре?!
— Да. Она всё видела… И я не понимаю, Ольвин, какая разница? Почему ты так хочешь выгородить эту тварь?
Я получил в награду еще один уничтожающий взгляд и предпочел тихо удалиться. На душе было скверно. Самое ужасное, что она действительно могла растерзать кого угодно!
А в комнате меня встретила бледная от гнева Нолли. Я уж и забыл, какой она бывает в гневе.
— Я тебя ненавижу, — тихо сказала она, — и я понял, что это уже в прямом, а не в обратном смысле, — я ненавижу твои глупые сказки, я ненавижу твою тигрицу! Ненавижу эту тварь!
— Нолли, что с тобой? — спросил я, еле сдерживая раздражение, — объясни спокойно.
Но она и без моих вопросов уже не могла остановиться.
— Ему еще надо объяснять! Ты что забыл, что мы в Тарлероле? Что это совсем рядом с замком Оорла? Думаешь, здесь никто не слышал этой истории? Если тебе не терпится, чтобы нас поскорее нашли, пойди и всем объяви, что ты Энди Йорк, а я Лючия Оорл!
— Я сказочник. Обыкновенный сказочник, а ты моя жена. И мне никакого дела нет до того, что на самом деле тут произошло с каким-то Энди Йорком. Я придумал сказку, и это еще не повод меня ненавидеть.
Она закусила губу и со стоном отвернулась. Ее трясло от злости и отчаяния, причины которых мне понять было не дано.
— Уйди…
Я ушел. Чтоб испить чашу страданий до конца, постучался к хозяину, решил теперь послушать, что скажет он. Он сидел над толстой книгой, испещренной непонятными крючками, и писал что-то в блокнот.
— Бить будешь, хозяин?
Ольвин обернулся, и по его взгляду я с облегчением понял, что он уже не злится, а если и злится, то никогда этого не покажет.
— Одного только не пойму, — сказал он со вздохом, — почему ты попал именно в мой дом? Именно ты, и именно ко мне?
— Клянусь тебе, что совершенно случайно!
— Значит, Господь Бог играет с нами злую шутку.
За окном догорал поздний июльский закат. Вчера вечером в это же время мы постучались в первый попавшийся дом. И почти сутки Энди Йорк чувствовал себя совершенно счастливым в этом доме, ему показалось, что он нашел наконец то, что ему нужно. Наверное, ему показалось.
