— Свое пиво есть, чужого не надо!
На центральной площади Оргриммара перед таверной тоже наспех сколачивали сцену. Ожидали концерт группы «Вожди Тауренов» и, конечно, речь Вождя Тралла. Тысячи рук без устали подбрасывали нового героя Орды — Гарроша, упивавшегося своим триумфом.
Тролли и не прекращали своих танцев, казалось, для них вообще ничего не изменилось. Их только стало еще больше; из деревни Сен-Джин к вечеру пришли еще несколько десятков мускулистых, с сожженной беспощадным, дуротарским солнцем кожей. Гремели тролльские барабаны, тяжелой поступью, сотрясая город, пританцовывали рядом с ними таурены.
Посол Вождя Парук — статный, молодой орк с широкими плечами, — битый час сидел в главной таверне Оргриммара. О своем отбытии в Подгород он уже знал, до вечернего дирижабля оставалось совсем немного времени, а важное дело так и оставалось незавершенным. Своими большими черными глазами, исподлобья, посол Вождя буровил спину рослого таурена, понуро стоявшего перед хмурой хозяйкой таверны Гришкой. Таурен поставлял пряные травы и свежие овощи, и за эти «свежие», с червоточинами и подгнившие, продукты Гришка его и отчитывала.
— Я уверена, что Фар’Так забирает у тебя лучший урожай, — говорила Гришка, — но довольствоваться отбросами мои постояльцы не будут! Занзин давно предлагал мне свои услуги, и придется согласиться, раз так.
— Этот гоблин дерет в три дорога, Гришка, — отвечал таурен.
— Я и за твое «качество» переплачиваю, если на то пошло.
Почувствовав на себе гневный взгляд Парука, Гришка, взяв с таурена слово, что в следующий раз такого не повторится, «иначе золото будет греть карманы Занзина», распрощалась с ним.
— И на чем мы остановились? — спросила она Парука, изящно присаживаясь за его столик.
Главная таверна Оргриммара принадлежала мужу Гришки, погибшему во Вторую Войну людей и орков. Тогда молодая Гришка не растерялась и взялась управлять таверной лично, что для Оргриммара было неслыханно. Женщины могли служить в армии орков, обучаться тем же профессиям, но, по неписанным правилам, тавернами могли управлять только мужчины. Годами Гришка заслуживала это право, подтверждая, что ни один слух или сплетня не выйдет за стены ее таверны, и что она, не хуже мужчин, может хранить тайны своих клиентов. И ее таверна стала не только «той, что справа от входа и ниже Аукциона», а центральной и главной таверной города. И Фар’Так, управлявший таверной, «что слева от входа и выше Банка», кусал себе локти и делал все, чтобы изжить конкурентов.
— Вечером я лечу в Подгород, — повторил Парук.
— В этот могильник? Сочувствую, — ласково сказала Гришка. — Когда обратно известно?
Один из накаченных орков клана Песни Войны, прибывших вместе с Гаррошем накануне, неловко поднимаясь из-за стола, зацепил скатерть. Стоящие на столе кувшин, глиняные чашки и тарелки с едой полетели на пол.
— Я сейчас, — выскользнула из-за стола Гришка. — Ну, что, победители! — обратилась она к понурым за свою неуклюжесть громадным оркам на голову выше нее, — Говорят, вас нельзя судить. Идите и пусть Духи предков хранят вас. Хорошо, что живыми вернулись. Война редко кого щадит, — с горечью сказала она.
Парук залпом выпил оставшийся медовый грог и тоже поднялся. Гришка до сих пор не забыла своего мужа, к чему ему разводить с ней долгие проводы. Вот, если бы он на войну отбывал… И ему захотелось, чтобы неожиданно и спешно разразилась новая жестокая война, чем все прежние сражения вместе взятые, и чтоб он в новой броне зашел к ней проститься, не зная, свидятся ли еще. А уж, когда бы он вернулся, конечно, победителем и героем…
— Пора тебе уже? — Гришка снова подошла к нему, и в глазах ее мелькнула тревога.
— Да, нечего рассиживаться, — стараясь придать своим словам лишней деловитости и серьезности, Парук только обидел Гришку, и она кивнула с пониманием, делая шаг назад.
— Пусть Духи хранят тебя, — только и сказала она.
— Пустяковое дело, — отмахнулся Парук. «А вот если бы война…», — подумалось ему и он вышел.
Гришка еще постояла, затем, окончательно уверившись, что работа в таверне сделала ее совершенно непривлекательной для мужчин, с улыбкой шагнула ко входу, где маячили в нерешительности тролль и таурен.
— Добро пожаловать в Оргриммар, юные искатели приключений! — сказал она им.
На обдуваемой всеми ветрами башне дирижаблей, Парук невольно морщился. Потоки воздуха нещадно трепали фиолетовый плащ Отрекшегося, щедро разнося запах смерти. Костлявое лицо Рэндала Сварта, обтянутое ссохшейся кожей, не выражало ни единой эмоции.
— При-и-ибыл дирижабль из Тернистой Доли-и-ины. Все, кому в Тернистую Долину, сади-и-итесь! — сложив руки рупором, кричал гоблин, — Бесполезно, — добавил он тихо, — сейчас все оттуда валят.
Шумная толпа орков, троллей и тауренов, прибывших в столицу на праздник, заполонила и без того тесную площадку. Долго, толкаясь и распевая песни, спускались они по крутой лестнице вниз.
— При-и-ибыл дирижабль из Подго-о-орода, — снова заорал гоблин.
— Наш, — улыбнулся Парук.
Отрекшийся Сварт никак не отреагировал, он быстро сунул гоблину два золотых и по лестнице спустился в «пузо» дирижабля.
Смеркалось.
— Ну, чего стоите, — закричал гоблин, — расписание! Время!
— Может, кто запаздывает, — сказал рулевой, с тоской глядя на зарево над Оргриммаром — в городе во всю жгли костры.
— График нарушать нельзя! Отбыва-а-ает дирижабль в Подго-о-ород!
На обдуваемой всеми ветрами башне дирижаблей, оставшись в одиночестве, гоблин достал флягу с забористым пойлом. Сделал пару обжигающих глотков, шумно вдохнул горячий воздух дуротарской пустыни и пустился в пляс.
Тралл нашел Вол’джина, сидящим в одиночестве с удочкой на берегу Строптивой. Сгорбившись и поджав под себя ноги, тролль не сводил глаз с поплавка.
— Темно, как у гнома в желудке. Так и клева не заметить можно.
Вол’джин по-прежнему молчал.
— Вижу, ты не за рыбой шел.
Из Оргриммара донеслись первые аккорды «Вождей Тауренов», толпа завопила.
— С тех пор, как не сплю, в голове слишком много мыслей.
— Ты к лекарям ходил?
— Из-за мыслей? — усмехнулся Вол’джин. — Наверное стоило… Но идеи такие притягательные, навязчивые и даже реальные. Не хочется забывать их ни на минуту.
Тралл сел рядом с троллем, на сырой берег реки.
— Я тут захватил «Гоблинского Особенного», — он показал пыльную бутыль, заткнутую пробкой.
— Это та отрава, которую мы…
— Да, да, — с улыбкой сказал Тралл. — С тех пор и стояла. Ждала особенного случая.
