В окнах домов и на мостовой метались обезумевшие от ужаса люди. И только одна молодая женщина выделялась среди всех своим олимпийским спокойствием. Она стояла на крыше самого высокого особняка, скрестив на груди руки, и, можно сказать, в упор смотрела на меня. Это была миледи.
Она подняла руку, взмахнула белым платочком. И тотчас послышался гром, такой, как его изображают в театре, – и опять задрожала земля.
Я взглянул себе под ноги и увидел всего лишь в одной тысячной миллиметра от себя трещину, в глубине которой полыхала раскаленная магма. В другое время меня нельзя было бы оторвать от этого зрелища. Но трещина продолжала расти, она угрожала людям, живущим на улице, и мне самому, и я, подавив в себе любопытство исследователя, извлек из чемодана свой сварочный аппарат и мгновенно сварил края мостовой, уже начавшей было разваливаться на две половинки. Земля начала вновь остывать в этом месте, как уже было раз, в эпоху ее зарождения.
Увидев, что я цел и невредим, миледи сплюнула от досады. Но мне невольно пришлось отдать должное ловкости, с которой она сумела направить против меня могучие силы стихии.
Миледи тем временем пришла в себя, снова подала знак Природе, и снова раздался гром. Тотчас зашатались дома, заскрипела мостовая, раскалываясь на две части прямо у моих ног. Но, как и в первый раз, я бросился к трещине и мигом заварил ее.
Тогда миледи взмахнула платком в третий раз, и все повторилось сначала. Она подавала знаки, но я каждый раз оказывался ловчее стихии.
Так шаг за шагом я продвигался по улице, сваривая ее и не давая разойтись в разные стороны мостовой, продвигался, пока не дошел до конца ее и не увидел мужчин, рубивших улицу огромным топором.
На мужчинах были ливреи с гербом миледи. А один из них, одетый дворецким, временами важно колотил молотком в жестяной лист, подвешенный к уличному фонарю, будто созывал на обед гостей.
Ливреи самозваных плотников уже потемнели от пота, а сами они устали настолько, что еле стояли на ногах. Заметив меня, наемники бросили топор и разбежались по всему Парижу.
– Эх вы! – крикнула миледи в сердцах и, растоптав свой платок, скрылась на чердаке.
А я покачал головой, подумав, насколько хитро было устроено покушение на этот раз. Теперь миледи могла все свалить на Природу, которая оказалась вовсе ни при чем.
Я хотел было догнать людей миледи, объяснить им, что они не подумали, когда устраивали искусственное землетрясение, что вместе со мной могли пострадать и жители этой улицы. Но тут меня окружили обитатели ближайших домов, и мне пришлось остаться на месте, чтобы скромно выслушать их слова, полные благодарности.
Они продержали меня до тех пор, пока не высказался каждый, и только после этого отпустили домой. А миледи, испытав на мне свое крайнее средство, временно опустила в бессилии руки, и дальнейший мой путь до таверны, где ждали меня верные друзья и недоеденный обед, обошелся без существенных происшествий.
Друзья встретили меня веселыми возгласами и звоном кружек. То, что я вернулся из дворца страшного кардинала свободным и даже невредимым, мушкетеры восприняли как само собой разумеющееся.
После обеда мы перебрались на квартиру д'Ар-таньяна, которую он снимал, как всем известно, в доме галантерейщика Бонасье. Там я вытащил из кармана горсть пистолей и высыпал на стол. Починка кранов приносила мне довольно сносные заработки, хотя простому народу я все делал бесплатно и брал за работу только со знатных, богатых людей, но и этого мне хватало, чтобы поить и кормить моих вечно нуждающихся друзей. Итак, высыпав под оживленные возгласы деньги на стол, я предложил сходить в ближайшую лавку за дюжиной-другой бутылок бургундского.
– А ну-ка, дружище, сбегай. Да поживей, представь, что за тобой гонится вся рота гвардейцев кардинала! – приказал д'Артаньян своему бывшему слуге Планше, переименованному по моему настоянию в домработницу.
– Ребята, опять вы за свое социальное неравенство, – сказал я с упреком. – Когда же я вас отучу?
Ребята мои – мушкетеры – сконфузились, даже невозмутимый Атос и тот покачал головой, удивленно спрашивая себя: что это мы до сих пор не избавились от таких предрассудков?
– Вот что, бросим жребий. И тот, кому выпадет, сбегает в лавку, несмотря на свое происхождение и даже голубую кровь, – сказал я.
Жребий выпал Портосу. Он быстренько принес в своих лапищах две дюжины славного бургундского, и я рассказал друзьям о своих приключениях.
Отважные мушкетеры отметили овацией мой смелый ответ кардиналу, и только мудрый Атос осуждающе покачал головой.
– Мой друг, – сказал он, когда восторг несколько утих, – мой друг, кардинал все равно не оставит вас в покое. Ваши руки и голова нужны ему для крупной политической игры. Представляете, во всей Франции, да что там – во всей Европе! – один слесарь-водопроводчик и тот его верный слуга.
– Атос, вы же меня знаете, – сказал я с упреком.
– Конечно, – кивнул Атос, не задумываясь. – В конце концов кардиналу не удастся вас сломить. Я только хотел сказать, что вас ждет упорная борьба с кардиналом.
– Базиль, я с вами. Вот вам моя рука! – заявил д'Артаньян, мой самый верный товарищ.
– Базиль, да я за вас сотру в порошок всю гвардию кардинала! – раздался бас Портоса.
– Надеюсь, никто из присутствующих еще не усомнился в моем решении? – холодно спросил Атос, обводя нас испытующим взглядом.
Но, слава Богу, никто из сидящих за нашим столом и на этот раз не усомнился в бесспорном благородстве Атоса.
Теперь очередь была за Арамисом.
– Базиль, мое пристрастие к политической игре для вас не секрет, – послышался знакомый вам сдержанный голос нашего тихони. – Мне будет крайне обидно, если сильным мира сего удастся заставить вас работать на них. А я, как знаете, не терплю обид… Базиль, мы знаем, вы скоро отправитесь на родину, и все же нам хочется, чтобы и это короткое время вы принадлежали всем честным и отважным людям!
Мы наполнили кружки бургундским, сдвинули их над столом и осушили за настоящую дружбу.
И вот тут-то д'Артаньян произнес свои знаменитые слова:
– Отлично! Теперь пусть каждый отправляется к себе домой. И будьте осторожны, ибо с этой минуты мы вступили в борьбу с кардиналом.
Дюма-отец связал историческую тираду д'Ар-таньяна с подвесками Анны Австрийской, но, как теперь убедился читатель, когда мы бросали вызов могущественному вельможе, нами руководила более возвышенная цель, и драгоценные безделушки королевы тут вовсе ни при чем. Конечно, все это было: и наша поездка в Англию, и бесчисленные засады, и масса других увлекательных событий. Но к этому мы еще вернемся, потому что я был главным лицом в истории с подвесками, и, говоря по правде, кардинал затеял все это дело опять-таки из-за меня. А пока перенесемся вновь в квартиру д'Артаньяна. Итак, отважный гасконец объявил от нашего имени, что пятеро смелых мужчин и кот вступили в борьбу с могущественным Ришелье, и мы разошлись по домам.