Глаза Васькины блестели. Он облизал губы и подался вперед.
- Ты не думай, княже, я не свихнулся! Шептала она… шептала… приговаривала. То ругаться начинала, то еще чего… я вот и решил, спрячу её тоже. Пусть себе сидит, раз такая вот…
Могла ли болезнь начаться с галлюцинаций?
Или дело сразу и в болезни, и в воздействии? В чем-то ином? В мертвецах, которые все-таки были там?
- Ну и солдатика уже… когда сказали, что людишки из столицы едут, я и порешил, что весело будет. Тебе ж понравилось?
- Очень, - соврал Бекшеев.
- Вот. А Генрих сказал, что я внимание привлекаю… ага… ну так какая разница?
- Что он собирался делать? Все это ради кольца?
- Не просто! Оно ж все силу рода хранит. Он бы силу взял… может, не излечился бы, но еще пару лет протянул. Пока там Анька родила бы, пока я подрос… вошел бы… я б о них заботился. О ней и дитёнке. А теперь что с ними будет?
- Не знаю, - честно ответил Бекшеев. – А головы эти… для чего? Вы ведь столько лет сидели тихо. Людей вон крали, использовали, убивали… у вас хоть списки есть, скольких положили? Имена там? Документы?
- Ты что, княже? – Васька вполне искренне удивился. – Кто ж такое хранит-то? Палили сразу. И документы, и вещицы. Ну а людишек… много. Ферма ж большая… восстановить пока сарай там, ограду. Хлева поставить, землю расчистить, что лесом поросла. Потом скотина опять же… вот и искали кого-никого. Бродяг хватает. И никчемников.
- Это кто?
- Это те, кто своим не нужен. У кого ни семьи, ни близких. Кого б искать не стали.
- Ясно. Так головы для чего?
- Ну… ту поляну Анька нашла… точнее я в лесу потерялся, когда малой был. Вот… волки меня вывели. Волки ей служат, это все знают. А потом Анька нашла. А Генрих, он прийти не мог… сперва. Потом-то сумели привести. И он обрадовался. Сказал, что там этот… источник. Темный.
Темный источник?
И еще одна деталь. Боги и богини – что-то совсем уж запредельное, а вот неидентифицированный источник как-то к реальности ближе будет.
- И что к нему уходят души. Все души… ну и он может открыть врата между живыми и мертвыми. Генрих перстень искал, долго… но не выходило. Этот его спрятал. Или забрал, - Васька подвинул к себе опустевшую тарелку и икнул. – Что? Я расту! Мне есть надо хорошо! И мясо…
- Потом еще принесут.
- Только чтоб нормально пожарили… ты хороший, княже. Я б тебя и не тронул, да… Генрих сказал, что нужны не любые люди, а чтоб сильные. Которые о пощаде молить не станут. И вообще… годные. От хорошего врага немало силы взять можно, - сказал Васька серьезно, явно чужие слова излагая. – Вот и искал… только кого? Надо ж, чтоб и человек хороший, и вообще… Василек сильный, злой, а в крови… Генрих не был уверен, что его одного довольно. А других кого и не знал. Шляпа – трус и засранец. Остальные не лучше… военные тоже… те, что в городе. Да и в части… ну и решил сделать так, чтоб прислали кого получше. Этот первый который вроде и ничего был… после его крови Генрих смог сам приходить на поляну. Второй… пил он. И тоже слабый. Негодящий. А вы вот – ничего приехали такие. Я, как этого вашего, Тихоню увидел, так и обрадовался. А Генрих сказал, что ты сильнее…
- Зима?
- Не-а… женщин неможно обижать.
И вновь же убежденность, с которой Васька произнес это… поражала?
- А сестру ты… не обидел? Или твой наставник?
- Чем? – удивление искреннее.
- Тем, что влез ей в голову. Перекроил под себя. Память забирал. Разделил… фактически на две личности. Зачем, к слову?
- Да оно не специально вышло. Когда мамка… того, то и Анька тоже… того. Ну, не в том смысле, что померла, нет. Но выла-выла… потом замолчала и в стенку вперилась. Её ж этот, фриц, тоже держал. А как Генрих его прирезал, то и вот… я за ней ходил, а она один раз такая, другой – этакая. То хохочет до икоты и слез, то вдруг спокойная, будто ничего и не было. Генрих, когда очухался, сказал, что бывает. Что разум, он защищается. И что Анна, чтоб следом за этим не помирать, другую себя сделала.
Раздвоение личности?
И еще осколок.
- Ну и он помог чутка, разделил, когда одна будет, когда другая… которая в городе с людями говорит, она сильная. Злая. Как не баба. А другая-то тихая, наша Анечка… она в доме. Мы о ней заботились… но она людей боялась. Ну и в доме ничего не давала делать. Сразу плакать и все… я говорил ему, что на кой она такая? Пусть бы одну оставил. А он сказал, что вроде как совсем не можно, что если одну пришибить, то и вторая помрет…
- Не совсем верно. Он мог бы ограничить её куда сильнее, но… не захотел. Возможно, ему было проще справиться со слабой Анечкой, чем каждый день сильную ломать. Да и та, которая сильная, она бы вопросы задавать начала. Так? Про ферму, про людей… тогда пришлось бы еще воздействовать. А на неё и так долгое время давили. Тут до безумия один шаг остался. Даже меньше, чем шаг.
- Ну… может и так, - Васька пожал плечами и повторил. – Генрих еще сказал, что люди Аньку видеть должны… что он у неё на поруках вроде бы как. А я малолетний. И ежели чего, то вопросы задавать станут, её в богадельню спровадят, а меня в детский дом… ну а так, она вроде как есть, и злая, и никто к ней с того не лезет… но ты не думай! Мы её любили! И заботились! Генрих её увез бы! Подальше…
И полностью уничтожил ту, вторую Анну, самостоятельную и способную взять в руки топор.
- У нас и деньги были… теперь, небось, ваши найдут и заберут. Или не найдут… хотя… Анька все одно теперь… я ж видел. Не обижайся, княже, где деньги – не скажу, мне об ней заботиться надо. И о дитяти.
- Позаботятся, - сказал Бекшеев. – Последнее на сегодня. Некромант.
- А чего с ним?
- Зачем он был нужен?
- Ну… Генрих сказал, что лучше, чтоб он источник позвал. Ему же ж с мертвяками всяко сподручнее говорить.
Логично.
- Вы сразу его собирались… привлечь?
- Ага… сперва думали, что я к нему прискачу, что, мол, Шапка некроманта требует и все такое… придумаю чего. Мне люди верят. А он сам поперся. И с бабой. Удачно получилось.
Васька вспомнил, чем все закончилось. И вздохнул.
- Ну… все ж могло выйти-то?
Могло.
Но не вышло. Богам ли, источнику, еще чему благодаря, Бекшеев не знал. Только не вышло.
[1] Имеется в виду болезнь куру, поражавшая племя форе из Новой Гвинеи. Члены племени практиковали ритуальный погребальный каннибализм. Умершего съедали, чтобы освободить его душу. Куру – прионная болезнь, которая представляет собой форму трансмиссивной губчатой энцефалопатии. Говоря попросту нейроны мозга постепенно отмирают, заменяясь соединительной тканью. Болезнь смертельная, неизлечимая. Инкубационный период – от 10 до 50 лет. По сути относится к той же группе, что и коровье бешенство. После того, как было предположено, что причина именно в поедании умерших, люди форе перестали употреблять человеческое мясо. В итоге через некоторое время болезнь пошла на спад. Последняя жертва куру умерла в 2005 или 2009 г. (единого мнения нет).
Глава 55 Арапник
Глава 55 Арапник
«Спешим сообщить, что на Мясниковой улице недавно открыта новая свадебная Контора для иностранцев. В оной будут сватать за французов и англичан или на оборот. Директор Конторы имеет корреспондента в Лондоне и Париже, который посылает в каждую неделю реестр красавиц, с кратким описанiем их наружности, и с подробным их приданого, и список женихов, желающих найти невесту…»
«Известия».
Бекшеева я дождалась на лавке.
Долго он.
И по лицу понятно, что разговор с Васькой дался нелегко.
- Молочка хочешь? – предложила я, протянув флягу. – Свежее… честно.
- Спасибо, - флягу он взял и молоко выпил. – Не люблю молоко вообще-то.
- Да? Почему?
- Меня его пить заставляли. Теплое. С медом и маслом.
Меня передернуло. Это ж зачем хороший продукт портить-то?
- Для здоровья полезно, - пояснил Бекшеев. – Но нянька меду клала побольше, ей казалось, что чем слаще, тем лучше. А у меня от сладости язык к зубам прилипал. Ну и вообще… и запивать нельзя было. А чтоб выпить это, не запивая…
