Мое молоко было без меда.
И холодненькое.
Вообще я и сама не особо как-то люблю, пусть никто и не заставлял пить.
- А у нас свежее молоко уходило в сепаратор.
- Что это такое? – Бекшеев тяжко сел рядом.
- Такая штука, которая молоко разделяет. Крутишь ручку, и в одну сторону льются сливки, а в другую – само молоко, но уже не жирное. Потом из сливок взбивают масло. Я ненавидела эту работу… хотя… я сейчас думаю, что я была напрочь неправильной. Я любую работу ненавидела.
Бекшеев рассмеялся.
- Это как раз нормально.
- Да? Но сидишь и взбиваешь, взбиваешь, а оно все никак… а надо успеть, чтоб не закисло. Молоко тоже… на творог вот, на сыры. Сыворотку – скотине, чтоб жирела.
- Никогда не думал, что сельское хозяйство – это так сложно.
- Ага… может, корову завести?
- В Петербурге?
Я вспомнила особняк и вынуждена была признать, что место для коровы там не предусмотрено. Хотя… если поискать домик попроще, где-нибудь на окраине.
Нет.
На кой мне корова-то? Что за странные мысли в голову лезут?
- С другой стороны если получить разрешение Его императорского Величества на выпас в общественном саду…
- Издеваешься?
- Ищу возможности… - Бекшеев вернул флягу. – Хорошо тут… солнышко… Одинцов сказал, что после сам нам отчеты пришлет. Правильного изложения. Они там с канцелярией делить будут…
- Лавры?
- И их тоже, хотя…
Какие лавры…
Мертвецы. Свиньи. Менталисты. Темный источник…
- Мне тут Софья кой-чего рассказала, - флягу надо будет промыть хорошо, а то остатки молока закиснут, тогда этот запах вовек не выведешь.
Я пересказала Бекшееву.
Он кивнул.
- Что ж… тогда только порадоваться, что все закончилось.
- А оно закончилось?
- Для нас – да. Для… Канцелярии – нет.
- Что с Анной сделают?
- Ничего, думаю. Она жертва, но в то же время род обладал немалой силой. И не думаю, что дело в том, что они чужие мозги жрали. А менталисты… нужны империи.
Меня передернуло.
- Так что будут беречь и заботиться.
- А люди?
- Люди… не останутся без помощи. Скорее всего, перевезут в спецучреждение… будут работать…
- Изучать?
- Не без того. Кто-нибудь и диссертацию напишет. И не одну. Про какие-нибудь эффекты пролонгированного ментального воздействия. Или восстановления после пролонгированного… или что-то в этом роде.
- Дерьмово звучит.
- Посмотри с другой стороны. Они получат лучшую помощь из возможной. Такую, которую в прошлой жизни вряд ли могли бы себе позволить… да и силой их держать никто не станет. Восстановятся и…
- А если нет?
- Тогда… будет еще пара диссертаций. Пожизненное наблюдение. Заведение специального порядка.
- Все-таки дерьмово звучит.
- Как есть. Хочешь, совру?
- Только попробуй, - я встала. – Идем.
- Куда?
- К Валерии Ефимовне…
- Может…
Я взяла Бекшеева за руку.
- Не может. Я слово дала, что приведу тебя. А я слово держу… и еще, я тут подумала и решила переехать.
- Куда? – он напрягся.
- К тебе.
- Ты…
- Ты не против?
- Зима!
- Против?
- Нет, но это как-то…
- Неожиданно?
А хромать почти перестал. И выглядит куда как получше, разве что седины в волосах добавилось. Или это мне кажется просто?
- И неожиданно тоже… не подумай, что я против, напротив, я не против…
- Ты заговариваешься.
- Просто… что скажут в обществе?
- А не плевать?
Он задумался.
- Но твоя репутация…
- Бекшеев, и так весь отдел уверен, что ты мой любовник. И не только отдел. А это обидно, когда тебя обговаривают не по делу. И каждому не докажешь, так пусть себе дальше обговаривают, только уже по делу… но если я ошиблась…
- Нет, - ответ был резким и жестким. – Ты выйдешь за меня замуж.
- Почему это не кажется вопросом?
- Потому что это утверждение.
- Вообще-то ты развелся недавно.
- А ты давно. Так что мы оба свободны.
- Бекшеев…
- Я не могу тебя… дискредитировать в глазах общества.
- Да плевала я на это общество. Оно на меня, что характерно, тоже. И опыт показывает, что стану я твоей женой, не стану, меня там не примут. И хорошо… нечего мне там делать. Княгиня из меня фиговая вышла, уже пробовали. Так что… смысл?
Отвечать он ничего не стал.
Задумался?
И сдается мне, что от мысли своей идиотской не откажется. Упертый же ж… но переехать перееду. А там… чего бежать впереди телеги.
- Вообще-то мужчина должен сделать первый шаг.
- Бекшеев, вот честно… пока ты со своими княжескими заморочками дойдешь сделать первый шаг, нас пришибут. Или тебя. Или меня. Или обоих… жизнь коротка, а весна и того короче.
- Значит, переедешь?
- Ага.
- Слово дала… это хорошо.
Конечно.
Слово я держу. И Бекшеев это уже понял.
Анне выделили отдельную палату.
И охрану.
Я передала Бекшеева в цепкие руки Валерии Ефимовны, а сама вот к Анне заглянула. Она сидела на полу, раскладывая фантики. Перед ней высилась горка конфет. Анна раскручивала конфету, вытряхивала её на блюдце, а фантик, разгладив ладошкой, клала на пол.
Рядом лежала пара волкособов.
Правда, смотрели они не на Анну, но на Новинского, который устроился в углу. На табуреточке. Стоило ему шевельнуться, и волкособы начинали скалиться.
Беззвучно, но вполне выразительно.
- Доброго дня, - сказала я. Звери поднялись. – Лежать… вы тут что делаете?
- Посадили… присматривать. Есть сомнения… вероятность… - Новинский смахнул платком пот со лба. – Что девушка… может причинить себе вред.
Анна мурлыкала песню.
И остановилась.
Посмотрела на меня. Улыбнулась, прижав палец к губам. А я… я поняла.
- Не причинит, - говорю. – Идите. Пока я с ней побуду.
- Может, вы собачек себе заберете? А то…
Не нравился он им.
- Хорошие, - Анна обняла ближайшую и притянула к себе. Зверь быстро клыки убрал и, заскулив, попытался облизать её. – Хор-р-рошие…
- Во-первых, у меня уже есть одна. Во-вторых, не отдаст… идите на самом деле, я скажу, что отправила вас. А мы тут посидим… правда?
- Правда, - эхом отозвалась Анна.
Новинский явно маялся. С одной стороны, приказ начальства был однозначен, как подозреваю, с другой… вот устал он быть здесь.
- Уходите, - попросила я тихо. – С ней ничего не станется. Нам… поговорить надо.
В глазах её появилась знакомая белизна, пока в самых уголках. И наверняка, целители решат, что это болезнь. Волосы… отрастают. То ли седые, то ли белые, вобравшие туман с поляны. И кожа посветлела. Еще немного, тоже сделается белой-белой.
- Спасибо, - говорю той, что не смотрит, нет, но есть где-то там, за Анной. – Что… отпустила. Меня… их тоже… Тихоню, Бекшеева… Софью…
Она чуть склоняет голову.
И улыбается.
Понимает? Нет?
Второй пес подползает ближе.
- Хорошие, - говорит Анна, обнимая за шею. – У него еще были…
- Надо поехать и забрать.
- Не отпустят же.
- Я постараюсь договориться. Ты… помнишь?
Кивок.
Вздох.
- Твоя бабушка была из… её жриц, да?
О таком не стоит спрашивать.
- Давно-давно… мама не разрешала… а я как-то встретила её в городе. На ярмарке… и сразу узнала. Вот… как будто здесь, - Анна накрыла ладошкой грудь. – Что-то загорелось. И она меня узнала. И потом поехала к маме. Они говорили. Долго. Мама не хотела, но потом вдруг согласилась… в гости… в деревню. Сестер тоже привела, но бабушка… она сказала, что обычные, что я старшая, мне дар и достался.
Пальцы Анны перебирают жесткую собачью шерсть.
- У мамы был, знаю. Но мама от него отказалась. Никогда со мной не говорила. Я спрашивать начала, а она… сказала, что не хочет и не будет. Что я могу вовсе к бабушке переселиться. Но отец не позволил бы… Я не помню, сколько мне было, когда она привела меня на ту поляну… помню, что мне показалось, будто я… дома? Не знаю. В таком месте, где хорошо и спокойно. И бабушка сказала, что отдаст это место мне. Что должна была матери, но та ушла. Не захотела… со смертью. Почему люди бояться смерти?
