— У меня не было причин сомневаться в его патриотизме.
Бакка слегка улыбнулся:
— Благодарю вас. Я так и думал, но мне хотелось, чтобы вы это подтвердили.
— Он… слишком упрям. Делает все по-своему.
Бакка кивнул:
— Упрямство доводило его до нарушения субординации, и не один раз. Но не до открытого мятежа. Ему не хватает гибкости и политического опыта. Он ведь не станет устраивать заговор против нас?
— Нет, — презрительно сказала она. — Он не так умен.
Бакка смотрел на стекавшие по стеклам струи.
— Я почти жалею об этом. Каким бы он мог стать императором.
Она откинулась на спинку стула. — Вы это серьезно?
— Может быть. Сами посмотрите, что он сделал в Исе, а теперь и в Конфлюэнте. Мне даже кажется, захоти он стать кардиналом, я бы его поддержал.
Она украдкой взглянула на дверь. В коридоре никого не было. Тем не менее она наклонилась вперед и понизила голос.
— Это чрезвычайно опасный разговор.
— Я вам доверяю, — сказал он.
Она была тронута.
— Благодарю вас.
Бакка щелкнул пальцами:
— Нам чрезвычайно нужен лидер — сильный, способный и… честный. У Стилихона с варварами двойные игры не срабатывают, — он выпрямился. — Ну, так вы думаете, что с Грациллонием как с трибуном можно иметь дело?
— Это будет трудно, — предупредила она. — Вам придется идти ему на уступки.
— Это очевидно. Придется перестать вставлять ему палки в колеса и постараться убедить, что не такие уж мы плохие ребята. — Бакка рассмеялся. — Надеюсь, Нагон Демари не слишком расстроится.
I
Вернулась весна, украсила зеленью и цветами зимние могилы. Дни стали длиннее ночей. Потянулись домой перелетные птицы.
Остготы и их союзники грабили Италию. В тех же местах, куда они пока не пришли, поселился страх. Империя судорожно искала рекрутов и засылала в провинции своих представителей. Они предлагали десять солидов[22] за добровольное поступление в армию, три солида за службу, а остаток — когда опасность минует — при выходе на демобилизацию. Рабам давали два солида и свободу.
Мало кто соглашался на это в северной Галлии. Опасность угрожала их собственным очагам. Саксы высаживались на берег, грабили и жгли дома. Население начало строить защитные укрепления. Так они могли продержаться хотя бы год. Британию опустошали пикты и скотты. Торговые корабли не выходили из порта. Даже рыбаки не смели слишком удаляться от берега. Уловы их были теперь ничтожны, урожай загублен, начинался голод.
Сразу после Пасхи Нагон Демари приехал в Конфлюэнт.
Грациллоний обычно принимал посетителей дома. Так создавалась непринужденная обстановка. Он разговаривал с вождями из Озисмии, заезжими путешественниками или простыми людьми, попавшими в затруднительное положение. Новая большая базилика в Конфлюэнте была недостроена, а на даче — хоть она и была много лучше остальных зданий — встречаться было рискованно, так как находилась она за крепостной стеной. Базилику в Аквилоне занимали бездомные и сироты. Корентин согласился с Грациллонием, что нужды этих несчастных стояли на первом месте.
— Я не потерплю этого человека в моем доме, — сказала Верания. Иногда она бывала непреклонна. Так как случалось это редко, относились к таким заявлениям весьма внимательно. Тем более что Грациллоний разделял ее чувства. На притяжательное местоимение внимания не обратил. В их взаимоотношениях такие мелочи значения не имели.
Он послал приглашение в гостиницу. Решил написать записку, а не передавать на словах. Важно было каждое слово.
«Приходите в полдень в базилику Конфлюэнта».
В комнате, которую он занимал, слышен был громкий стук: это шли строительные работы. Стены комнаты были оштукатурены, плитку на цементный пол пока не положили. Из мебели стояло несколько табуретов да стол с письменными принадлежностями — деревянные дощечки, чернила, гусиные перья, дощечки из воска с прилагавшимися к ним специальными перьями. Грациллоний не поднялся, когда в комнату вошел Нагон, и молчал, пока тот первым не поздоровался. Указал посетителю на табурет.
Нагон сел. Плоское лицо покрылось красными пятнами.
— Так вот как ты принимаешь имперского чиновника? — прорычал он.
Грациллоний улыбнулся:
— Именно так.
— Поосторожней. Будь очень осторожен.
— А ты выбирай выражения. Я трибун, следовательно, гораздо выше тебя по должности.
— Это можно и изменить.
— Мальчик на посылках изменить этого не сможет. Предупреждать о том, чтобы ты придерживал язык, больше не стану. Чего ты хочешь?
Адамово яблоко несколько раз судорожно дернулось, прежде чем Нагон заговорил, трясясь от злости:
— Я, разумеется, приехал сюда за налогами.
— Они будут уплачены.
— Надеюсь, так, как указано и в должном количестве?
Грациллоний уже ожидал чего-то в этом роде.
— Золотым эквивалентом.
— О нет, нет, сэр! Вам и так все время шли на уступки. Основная часть налогов должна быть в том виде, в каком требует закон.
— Прокуратор знает, что отдать столько продуктов и товаров мы не готовы. В этом году мы не можем их импортировать, как раньше. Пираты окружили нас со всех сторон — и на море, и на суше. Да еще и беженцы. Если отдадим вам продукты, у нас у самих начнется голод.
Маленькие тусклые глазки радостно сверкнули.
— Никаких извинений. Армия не может есть ваше золото. Если не предоставите то, что положено по закону, начну силовое изъятие.
— Какое же, например? Будешь детей отправлять на невольничий рынок? И что же, армия их будет есть?
— Ладно, довольно.
— И в самом деле довольно. Теперь выслушай меня. Откуда поступают солиды, которыми империя старается привлечь рекрутов? Мы можем ей в этом существенно помочь. По правде говоря, я готов выдать из казны дополнительную контрибуцию, если прокуратор согласится взять налог в деньгах. Тебе, Нагон, патриотизма не понять. Не знаю, поймет ли его твое начальство, но в бизнесе они, во всяком случае, разбираются. И на предложение мое согласятся. Если ядовитая злоба не совсем размягчила тебе мозги, должен понять, что они твою гадючью деятельность запретят. На что ты надеялся, когда пришел сюда? Хотел напугать несколько женщин и детей? Спровоцировать мужчин на незаконные действия? Не получится. Сегодня же напишу в Турон, но письмо это с тобой не пошлю. Не доверю. А теперь убирайся.
Нагон вскочил. Грациллоний тоже поднялся и навис над ним.
— Что ж, я пойду, — заторопился Нагон. — Что, счастлив, да? Тебе очень нравится преследовать меня? Хочешь отобрать у меня средства к жизни, да? И потом смеяться, когда семья моя умрет с голоду. Ты хочешь выгнать меня на тот свет, как когда-то выгнал меня из Иса.
