Граф реалист, должен понять правильно и принять. А нет? Нужно повести игру так,
чтоб этого `нет' не возникло. Надавить, объяснить невыгодность данного варианта
для той и другой стороны. Если действительно попал граф на крючок Лисы, то
упрямиться не станет, рискуя жизнью любимой.
Должно получиться.
Полковник усмехнулся: `что ж, придется сыграть роль доброго гения влюбленных. Не
плохая роль. Много лучше палача Гнездевского. Жаль, Лиса его убрала. Поговорил
бы я с ним сейчас… От души'!
Запиликала кнопка внутренней связи, прерывая мысли полковника. Он нажал ее,
недовольно нахмурившись:
— Что еще?
— Виктор Николаевич, подозреваемая движется в сторону лабораторного отсека.
— Переключи запись на мой монитор.
Экран на столе Горловского вспыхнул. Полковник просмотрел запись. Сомнений не
осталось: Лиса в тупую решила пробраться к Рицу.
— Не трогай ее, — хмыкнул мужчина в селектор. — И максимально разгрузи проход.
А то положит бойцов, с нее не убудет.
— Пропустить значит к подследственному?
— Значит, значит. Поглядим на друзей-товарищей, послушаем, о чем они говорить
будут. Мой монитор не отключай.
— Понял.
— Действуй.
Посмотрим, что ты задумала, Лиса? И ведь наверняка знаешь, что тебя со всех
точек обозревают! Ну, шалая! Зачем же ты к графу идешь, если, с твоих же слов,
он не имеет отношения к убийству? Интересно, — развалился в кресле полковник,
приготовившись к занимательному просмотру.
Алису сначала удивляла безлюдность здания, потом насторожила, а затем —
рассмешила. Даже в аппаратной — никого. Ага. Конец рабочего дня, да? Все по
домам, к семьям? Угу. Верю, полковник, верю! — хмыкнула в глазок камеры слежения
под потолком. Прощелкала кнопки, выискивая каземат Бэфросиаста. Нашла и
вздохнула. Веселья поубавилось: Бэф за решеткой — неприятное зрелище. Оконце под
потолком маленькое. В него лишь тень от вожака просочиться может. Соседние
вольеры (а как их еще назовешь?) пусты. За дверями часовой. Один. Ага. И окно
приличное. Обычное.
Значит, нужно открыть две двери и обезвредить часового. На глазах у полковника?
Ха, дяденька! Не такие задачки решала. Тропич, чему только не научил.
Недооцениваете вы своих людей, Виктор Николаевич. Гнездевский сколько лет
безнаказанно криминалом занимался? А вы ни сном, ни духом… И чему после
удивляться?
Лиса осела в кресло у пульта слежения, изобразив слабость в ногах. Оказавшись
спиной к единственной камере в аппаратной, дешифровала остальные камеры, начиная
с тех, что в коридоре, ведущем к месту заключения Бэф, заканчивая его клеткой. А
теперь изобразим маяту и дурноту по причине плохого самочувствия и пустим пленку
по кругу. Наслаждайтесь, господин полковник. Спасибо, что расчистили путь, и
извините за подпорченное впечатление от зрелища. Ну, так, не в видеозале, однако,
на кинофестивале. А с любительских кинолент и не профессиональных актеров что
возьмешь?
Лесс пустила пленку и вышла из аппаратной. Минут пять — десять у нее есть.
Шикарно. Почти век в запасе.
— Она покинула аппаратную, — доложил дежурный Горловскому
— Угу? Не спугни. Пусть думает, мы не в курсе ее хитрости.
— Понял. Вести?
— Продолжай.
Алиса не думала, что будет что-то говорить Бэф. А увидев его, и хотела бы что-то
сказать, да не смогла: горло перехватило.
Он явно не ожидал ее увидеть, и так же явно обрадовался и встревожился, заметив
Лису.
Они шагнули к прутьям решетки одновременно, вцепились руками в железо и просто
смотрели друг на друга. Слов не было, да и не нужны были слова. Взгляды говорили
больше, чем любая вымученная фраза. Она хотела просто открыть замок и выпустить
Бэфросиаста, но вместо этого прилипла к решетке, вцепилась в нее пальцами, лишь
бы не потянуться к его лицу, не дотронуться. Она должна была сказать — уходи, а
взгляд вместо этого молил — прости.
Губы Бэф дрогнули, пальцы дотронулись до лица Лесс, зарылись в волосах. В груди
стало тепло, и сердце забилось, как у живого:
- ` Не восстановимо, не остановимо хлещет жизнь', - прошептал он тихо, касаясь
дыханием виска девушки.
Лесс дрогнула, чуть отодвинулась, вглядываясь в глаза Варн, и со всей ясностью
поняла — им не уйти друг от друга. И не важно, сколько милей, веков, жизней
разделяет их. И пусть стены меж ними, рвы, решетки, условности, законы — они все
равно вместе, хоть, с разных сторон баррикад.
- `Расстояние: версты, мили нас расставили, рассадили, чтобы тихо себя вели по
двум разным концам земли', - зашептали губы еле слышно.
Глаза Бэф улыбались, любовались Лесс. Губы зашептали, вторя словам любимой:
- `Расстояние: версты, дали… Нас расклеили, распаяли. В две руки развели,
распяв'…
- `И не знали, что это сплав. Вдохновений и сухожилий'…
- `Не рассорили — рассорили…Расслоили'…
- `Стена да ров. Расселили нас, как орлов'…
— Не печалься, — тепло его ладони укрыло щеку девушки, пальцы, что бархат,
коснулись кожи.
Лесс зажмурилась, еле сдержав стон.
Сколько они не виделись: сутки, двое? А словно год. `Я соскучилась', `мне плохо
без тебя', `я безумно тебя люблю' — сколько еще банальностей шло в голову, но не
срывалось с губ, не нарушало своей пошлостью единение двух сердец, живых и более
живущих, чем иные тлеющие в истоме будней.
`Я рядом', - коснулись его губы ее лба.
Что ответить ему? Да? Да, да! — рвется наружу. Но ведь нет — и губы сжались,
веки прикрыли отчаянье.
Лесс отстранилась, ненавидя себя за это:
`Ты должен уйти. Я открою замок. В соседней комнате дежурный. Он спит. Откроешь
окно… и лети'.
Шаг к замку, как шаг на эшафот. Скрепка и электронный карандаш, вместо ключа…
или топора? Шесть секунд — дверь открыта.
Бэф придержал створку, уставился на Лесс исподлобья:
`Зачем'?
`Глупый вопрос, Бэф. Тебе не место здесь, как любому из вас. Улетай'.
`У тебя будут неприятности'.
