Лицо Таниты покрылось пергаментной бледностью:
— Вы собираетесь действовать заодно с врагами Фиара и вашего мужа, ваша милость? Позволите вашим любовникам уничтожить вашего мужа?
Да, скверной я оказалась женой. Мало того, что ненавидела Сиобряна даже не удосужившись его как следует узнать, ещё и изменила ему. Дважды. До того, как обменялась с ним свадебными браслетами и после. За связь с Эллоиссентом совесть меня никогда не мучила. Я его по-настоящему любила, к тому же всё, что нас связывало случилось до принятия брачных клятв.
А вот связь с Миароном совсем другое дело. Это не больше, не меньше, чем порочная слабость.
Конечно, можно оправдаться тем, что меня принудили, чуть ли не изнасиловали, но правда заключалась в том, что никто меня не принуждал. Я получила то, что сама хотела, а если бы не хотела, никакие угрозы на меня бы не подействовали.
— Королева? — напомнила о себе Танита. — Так что вы решили?
— Ни в чьих руках я не стану орудием против моего мужа.
Тень улыбки скользнула по губам колдуньи.
— Ты сможешь принять свой вчерашний облик? — обратилась я к ней.
— Без труда, ваша милость.
— До того, как Миарон вернётся, уйти мы уже не успеем. Придётся дождаться его возвращения. Пока я буду отвлекать его, унеси Лейриана и как следует спрячь в безопасном месте. Проследи, чтобы на ребёнке не было нацеплено никаких поисковых заклинаний. За его безопасность ты отвечаешь мне головой собственной дочери. Что-то случится с ним Марайя ответит за это жизнью. Поняла?
— Да, ваше величество. Но вы сделаете, как я прошу — уничтожите зверя?
— Обещать не могу.
— Миледи! Оставить его живым будет чудовищной ошибкой!
Танита крепко схватила меня за руку, твердо и требовательно заглянув мне в глаза:
— И ещё: в честном поединке вам с ним не справится.
— Однажды почти справилась.
— Не обольщайтесь, королева. В тот раз он был не в себе от наркоты, но сейчас Грэйстон в завязке и в отличной форме. Вы против него не боец.
— И что ты предлагаешь?
Она сунула мне в руку нечто круглое, похожее на сушёный плод каштанового дерева.
— Что это? — с опаской поглядела я на подношение, с трудом подавляя в себе желание отбросить его от себя подальше.
— Волчий корень. Единственная трава, ядовитая для оборотней из всех кланов. Убить Грейстона он, возможно, не убьёт, но парализует его, дав вам преимущество.
— И как, по-твоему, я пропихну этот чертов корень ему в глотку?
— Раствори в вине, это отобьёт запах. Можешь для убедительности составить Грэйстону компанию, для людей «волчий корень» совершенно безобиден. Ненужно геройствовать или проявлять гуманизм. Сделайте, как я сказала, и всё будет хорошо. На этот раз вырвите сердце из его груди без всяких колебаний. Вы должны быть сильной и твердой. Пришло время действовать.
Но ни твердой, ни решительной я быть не желала. Миарон слишком хороший любовник, чтобы вот так просто им пожертвовать.
Конечно, я его не любила. Конечно, он двуличный продажный мерзавец, но… убивать его я не хочу.
Танита сощурила ледяные глаза:
— Вижу, вы слишком очарованы им, дитя. Что ж? Я хотела этого избежать, но раз иначе не получится… похоже, вы должны увидеть это, чтобы ни в чём не сомневаться.
— Что ещё ты хочешь мне показать?
— Не что. Кого.
Она с силой толкнула меня в грудь.
Потеряв равновесие, я снова оказалась внутри пентаграммы. Резким движением отворив кровь на руке, Танита зашептала заклинания и мир вновь заволокло знакомым серым туманом, из которого я только-только выбралась.
Запротестовать я не успела. Мою душу вытянуло из тела и перебросило далеко-далеко.
Я никогда не была раньше в комнате Эллоиссента у него дома и в первый момент с любопытством оглядывалась.
В интерьере преобладали тёплые, уютные коричневые оттенки и прямые, лаконичные формы. Низкая кровать с широким изголовьем, комоды, на которых возвышались лампы, в вечернее время, наверное, светящиеся уютным ровным золотимым сиянием. Большому, но не громоздкому камину компанию составляли уютные кресла, невысокие, пузатенькие, удобные даже на вид.
Обстановка была столь же гармоничной, как внешность моего возлюбленного.
Эллоиссент, как обычно, был не один. На этот раз компанию ему составляла не какая-нибудь неизвестная мне жаркая красотка, а моя любимица и умница Сиэлла.
Я не встречала людей, похожих на первородных альфов больше, чем эта девушка. Вовсе не случайно, что именно она обладала столь редким среди магов даром — даром исцелять.
Сиэлла была в просторном, светлом, свободно струящимся по фигуре, платье. Светлые мягкие волосы она забрала в хвост, чтобы те не мешали ей.
Стоя над камином девушка держала в руках маленькую чашечку над огнем и что-то в ней помешивала.
В тёмной исхудавшей фигуре, державшейся в тени, я с трудом признала Эллоиссента.
***
Ничего общего с моим Эллом, с тем Эллоиссентом, с которым я простилась меньше месяца назад у этого человека не было.
Где шикарные шелковистые волосы, мягкой волной обрамляющие прекрасное бледное лицо? Череп был абсолютно лыс, ни одного волоска. Прекрасное лицо избороздили страшные ожоговые шрамы. Пленительные яркие зелёные глаза — глаза, которые, раз увидев, невозможно было забыть, скрыла глухая чёрная повязка. И может это к лучшему, ведь неизвестно, смогла бы я увидеть то, что скрывалось под ней.
— Выпей это, — склонилась Сиэлла над Элом. — Это поможет снять боль.
— Не хочу.
— Не будь ребёнком.
— Хотел бы. Но не получится.
Какое-то время Сиэлла беспомощно стояла перед Эллом, и я видела, как она мучительно силилась придумать тему для разговора.
— На дворе отличная погода, — наконец выдавила она из себя. — Ветер такой ласковый, в воздухе чувствуется весна. Не хочешь прогуляться?
— Я бы предпочёл остаться здесь, — холодно прозвучало в ответ.
Тот Эллоиссент которого помнила и знала я никогда так с сестрами не разговаривал.
Сиэлла беззвучно, как кошка на мягких лапках, подошла к нему и взяв за руку, сжала её:
— Так нельзя, друг мой, — с нежным укором проговорила она. — За жизнь нужно бороться.
— Буду бороться или буду сопротивляться, не имеет никакого значения — я поправлюсь в любом случае. Мы ещё обязательно прогуляемся с тобой, дорогая, обещаю, — похлопал он её по руке. — Но сейчас, прости, я не в настроении дышать свежим воздухом.
— Это неправильно сидеть тут в четырёх стенах, закрывшись ото всех.
— Я не хочу никого видеть.
— Эл! К чему придаваться отчаянию? В любом случае со временем твои ожоги затянутся. Шрамы на лице не повод прятаться от людей.
