Трудно любить того, кто тебе сделал добро, а ты ему гадость…».
Бенци удивлённо поднял брови, помолчал, потом продолжил: «Он заявил, что это связано с открытием работ по новой теме, вроде… какой-то фан… фа… ро?.. ра?.. ру?.. то… рий… Ты не знаешь, что это такое?» — «Не бери в голову… Но холл вам, если я что-то понимаю в планах не то, чтобы Тима, а его негласного босса Арпадофеля (об этом — тс-с-с!), придётся уступить… Ну, ходите обедать в ближайшее кафе за углом. Что вам стоит!..» — «Ещё он говорил, что нашу групповщину надо прекратить! Это уже и вовсе ни в какие ворота!.. Неужели нас хотят заставить ходить строем по струнке? С каких пор так повелось в «Лулиании»?!» — «Не бери в голову, Бенци. Просто с Тимом старайся не ссориться. Иди и работай спокойно…» Откуда-то снизу неожиданно раздался воющий, будто ввинчивающийся в голову звук, который не усиливался, но расширялся и разрастался, подобно некоему звуковому газу словно бы заполняя каждый уголок свободного пространства, проникая во все коридоры, закутки и тупички фирмы. Бенци поморщился: «Что это за игры?
Силонокулл в рабочее время?» — «Послушай, Бенци, я не собираюсь никому навязывать свои вкусы…» — «А ведь когда-то нас именно вкусы сближали, любовь к хорошей музыке… неважно, каких жанров… Помнишь? Поэтому я не верю, что ты любишь или хотя бы понимаешь этот… э-э-э… силонокулл…» — с грустным удивлением протянул Бенци. Моти, потупившись, только сокрушённо пожал плечами: «Слишком много кругов по воде пустило время. И мы с тобой разбежались по разным кругам…
Но когда-то ведь мы были с тобой близкими друзьями. Я к тебе и твоей семье отношусь очень тепло и не хочу вам неприятностей…» Винтоподобный звук продолжал растекаться по зданию. Моти почувствовал, как у него заныли зубы, но не хотел, чтобы Бенци это заметил. Он сделал вид, что ищет сигареты, потом спички, чтобы не глядеть Бенци в глаза. Прикусив губу, он тихо, сквозь зубы бурчал: «Мой тебе добрый совет: старайся не связываться ни с Пительманом, ни тем более с Арпадофелем. Я тебе серьёзно, как старому другу, как своему коллеге, говорю! Ты даже представить себе не можешь, насколько это серьёзно! Они задумали внедрить струю подобающей цветовой гаммы — и не только в «Лулиании», и не только в Эрании. Это не просто бредовый каприз, это гораздо серьёзней. И раз уж они решили, то их не остановишь. Арпадофель, тот вообще прёт, как танк!.. А идёт эта мода от компашки Офелии Тишкер, а точнее — от их заморского покровителя, главы концерна «Mushkhat-info»… как-его-там… э-э-э…
Мушхатуля… Мушхателло… Нет! — Мушхатти… Ну, не знаю, как… Короче, от самих властителей дум и культурных вкусов, вроде так называемого музыковеда Клима Мазикина, так сказать, учёного-археолога Кулло Здоннерса и-и-и… бери выше!.. Сам Бизон Хэрпанс…» — «А какое это к «Лулиании», вообще к Арцене имеет отношение?» — «Ой, не спрашивай! Нас изо всех сил затягивают в глобальную, прогрессивную сеть… нет! — струю КАК-У-ВСЕХНОСТИ… С этим наши боссы сейчас носятся. Вот — как ты говоришь, фанфароторий хотят открыть… Лекции будут нам всем читать!..» — «А начать хотят с нашей группы?» — «Не знаю… Полтора часа в день этой… э-э-э… музыки! — Моти скривил губы, зажигая сигарету. — Big deal!..» — «Полтора часа?!! Музыки?» — поднял брови Бенци, глянув на старого приятеля, но тот продолжал, как ни в чём не бывало: «Ну, ладно, не привязывайся к словам!.. Я просто цитирую. Если даже это… не-знаю-как-назвать… и не понравится большинству, ну и что!.. Геверет Офелия всем доступно растолкует, что они никакое не большинство… что им должно нравиться, если хотят попасть в струю…» — «Моти, я вообще-то не о том. Я о нашем обеде…» — «А я тебе уже сказал.
Вопрос не настолько принципиальный, чтобы за него копья ломать… Да и погоди, ещё ничего не решено. Старайся не связываться. Держи низкий профиль, помни, что я сказал». — «Хорошо…» — «А впрочем, попробуй пойти к боссу. Миней заинтересован, чтобы лулианичи работали в комфортных условиях, чтобы ничто не мешало их продуктивной работе. Он очень душевный и тёплый человек, я его давно знаю. Попробуй…»
* * *
Мезимотес принял их весьма любезно, но улыбка мгновенно схлынула с его лица, как только он услышал, о чём идёт речь. Всегда выдержанный, приветливый, с ласковой улыбкой на лице, на сей раз он чрезвычайно вежливо, но твёрдо и холодно отчеканил: «Я вижу, вы ещё не поняли, что в «Лулиании» начинается новая жизнь.
Да, в своё время я подписал разрешение на этот проходной холл для ваших коллективных обедов. Но времена меняются. Оказалось, этот холл — самое подходящее помещение для работ, которыми предстоит заниматься новому сектору фирмы. Там легче всего создать особую звуковую атмосферу… Она вам просто может не подойти, во всяком случае, первое время, пока вы не привыкнете… Но об этом у нас ещё будет с вами разговор». — «А кто конкретно с нами будет об этом говорить?» — «Адон Пительман. Он у нас уполномочен доводить решения руководства до коллектива, как зам. куратора по связям с коллективом… Руководство занято новыми проектами и планами и не может себе позволить тратить время на длительные беседы с каждым сотрудником. Для этого у нас имеется адон Пительман. Он и будет с вами на связи — прошу любить и жаловать!» — и на лице Мезимотеса загадочной белой лампочкой замерцала вежливая улыбка. — «Всё это хорошо, — спокойно заметил Бенци, — но, адони, нам непонятно, почему нам в такой странной форме было сообщено, что нас выставляют из этого холла. Беспочвенные обвинения в нарушении рабочего распорядка…» — «А это уже серьёзно! Нарушений мы не намерены терпеть!» — «Но мы ничего не нарушали!» — вмешался Гидон. Мезимотес даже не посмотрел на него, но его взгляд, которым он буравил Бенци, затвердел: «Наверно, у Тимми были для этого какие-то основания! Вот скажите мне, пожалуйста, сколько времени у вас продолжаются ваши групповые трапезы?» — «Как у всех — 45 минут!.. Ещё 15–20 минут на минху, потом мы это отрабатываем». — «А почему вы не можете ходить парами-тройками, как все в «Лулиании», в соседнее кафе? Чем оно вас не устраивает?» — «А зачем куда-то ходить, если мы попросили, а вы нам выделили удобное место?.. Мы привыкли обедать вместе и не успели узнать, что с некоторых пор дружить и обедать вместе не рекомендуется. До нашего сведения это, как и многое другое, не довели… э-э-э… своевременно… Извините…» — «А чем вы ещё там, кроме обеда, занимаетесь?» — «За обедом мы беседуем о Торе. А разве нельзя?» — «Если это мешает работе, то — нет!» — «Это не может мешать работе — во время обеденного перерыва!..» — «Ладно, я поговорю с Тимми и Кобой, мы что-нибудь придумаем… Но я не советую вам мешать планам руководства! Понятно, адон… э-э-э?..» — «Дорон… Бенцион Дорон! — чуть раздражённо подсказал Бенци и более спокойно ответил: — Я вас понял, адони… Спасибо за разъяснение. Шалом!» Он молча повернулся и вышел, его друзья — за ним следом.
