Имматон Септентрионский хлопнул дверью моего кабинета и был таков.
За последний месяц мы провели очень плодотворную работу. Достаточно плодотворную, чтобы я уяснил для себя одну вещь: этот человек был гением. Гордым, не признающим авторитетов, совершенно неуважительным и редко следящим за языком, но гением.
Ради интереса я предложил ему рассчитать схему ритуала для поднятия высшей нежити, при условии, что от изначального материала остался только прах или пепел.
Я полагал это невозможным. Зацепиться не за что: души нет, разума не осталось, сами остатки просто рассыпались и не несут нужных энергоследов… Он справился за вечер. При том что он знал об искусстве смерти меньше меня.
Именно по этой причине я пообещал себе никогда не учить этого искусству смерти по-настоящему.
в целом, он справлялся с поставленной задачей. Ему оказалось по силам переделать необходимый ритуал исключительно под энергетику смерти. Он не знал, что это именно смерть, полагая требуемый тип энергии очередным типом искажения чистого нейтраля, но я-то прекрасно знал, что будет при таком неконтролируемом всплеске смерти.
Посыпанная прахом мёртвая земля на мили вокруг, вот что будет. Даже высшую нежить может распылить: конструкция тоже имеет свои пределы.
Проблема была в том, что по его расчётам для ритуала требовалось то, что я не мог достать.
В созданном для моего помощника учебнике была таблица ингредиентов для ритуалистики смерти и даже схемы для расчёта новых.
И этот гений, разумеется, рассчитал новые, необходимые для фокусировки элементов ритуала, вещи, и сформировал к ним требования.
Он сумел уложиться в десять тысяч жертв: хотя сам говорил, что можно использовать и больше, но энергию от каждой тысячи требовалось направить, сфокусировать, и для этого были изобретены отдельные фигуры и ритуалы. Но вот ключевой точкой фокуса, переходником всего концентрата тысячи смерти, должно было послужить то, что я не могу достать.
Вот где я ему должен достать абсолютно добровольную жертву? В ритуалистике смерти было понятие добровольной жертвы. Было понятие самопожертвования, когда мастер приносит в жертву себя или часть своего тела. И философ, поразмыслив, сформулировал требования к необходимому узлу ритуала, как абсолютно добровольную жертву. Иными словами, добровольность жертвы должна не подвергаться никаким сомнениями, и она должна сделать это самостоятельно, причём, вероятно, с полными пониманием того, что происходит и как происходит.
Иными словами мне требовался десяток живых адептов смерти, что буду абсолютными фанатиками, и отдадут ради моего бессмертия собственные жизни и даже души.
Потому что именно их души должны послужить направляющим и фокусирующим элементом, и, вероятно, будут искажены до неузнаваемости столь мощным потоком смерти. Это сведёт их с ума, минимум… Если от разума вообще что-то останется.
Я мог убедить десяток людей, чтобы они принесли себя в жертву, шантажом или угрозами.
Я мог обмануть десяток людей, заставив поверить их, что они совершают благое дело, даруя мне бессмертие.
Но всё это совершенно не укладывалось в понятия, которые требовал этот негодяй. А учитывая, что речь шла об около-концептуальной магии… Вероятно, он прав, и попытка уйти от заданных условий действительно просто развалит ритуал, обернувшись пшиком и пустой тратой жертв в лучшем случае.
Но вот где я ему возьму людей, что готовы пожертвовать жизнью и душой ради человека вроде меня, полностью осознавая это?
Какого бы хорошего мнения я ни был сам о себе, я прекрасно осознавал, каким человеком настоящий я выгляжу в глазах других людей.
А люди чаще всего не слишком высокого мнения о властолюбцах, не обременённых какой-либо моралью. Как правило, почти любое человеческое общество демонизирует такой подход, а сами люди вроде меня вынуждены выставлять напоказ дружелюбие и заигрывать с толпой, дабы она не слишком сильно пыталась скинуть тебя с вершины.
Я пытался переубедить его пересчитать что-то с более разумными требованиями. В ответ он сыпал мне цифрами, математическими формулами и расчётами, от которых у меня начинала болеть голова.
Больше от отчаяния, чем реально надеясь на что-то, я написал письмо Улосу, интересуясь делами культа, и в конце добавил вопрос про необходимые жертвы.
Завуалированно, разумеется: доверять письмами подобные разговоры мы оба опасались. Но старый слуга меня поймёт.
Старик, конечно, не сказать, чтобы блистал в искусстве смерти, но мастером всё же был, да и умом не обделён. Возможно, свежий взгляд на проблему поможет найти решения.
Пока один из доверенных рыцарей бирюзовой гвардии, переодетый в обычного наёмника, нёс письмо в столицу Палеотры, не делая остановок, я откровенно скучал.
Помимо расчётов, заняться было особо нечем.
Герцог Конт активно наводил порядок в городе, вернув себе герцогство. Шеридан и Элдрих, взяв часть армии, занимались подавлением мелким, разрозненных восстаний: некоторые лорды Арса всё же отказались признать власть нового короля.
Но их было слишком мало, чтобы всерьёз что-то противопоставить нам.
Дети льда тем временем готовили для меня жертвы на севере, попутно беря под контроль сопротивляющиеся замки.
Я даже выделил им часть трофейных осадных орудий для этой цели от щедрот.
Поэтому, чтобы развеять скуку, я беседовал с драконом. Вопреки моим ожиданиям от огромной волшебной ящерицы, выздоравливать тот не спешил, восстанавливаясь медленно и неспешно.
Либо раны от падения были слишком серьёзны, либо проклятья его крепко достали, но дракон невозмутимо спал, гадил и ел неделями, игнорируя всех вокруг.
Я приказал соорудить для него навес от дождей и отрядил целый взвод слуг кормить его и выносить дерьмо.
Кормёжка дракона вообще была отдельной историей. Когда я впервые приказал дать дракону еды и воды, слуги сказали, что тот отказывается есть, и мне пришлось взять дело под свой контроль.
— Мне сообщили, что ты отказываешься есть. — громко заявил я, смотря на спящего дракона.
Латризмагиус фыркнул, обдав меня волной жара.
— Потому что твои слуги предлагают мне какие-то помои. Я не буду их есть. Хорошо хоть воды чистой принесли.
Я с сомнением посмотрел на телегу с вяленым мясом. Вообще-то, такое я и сам ел в походе.
— Ты хочешь, чтобы мы сварили мясо? — уточнил я. — Пожарили? Или предпочитаешь хлеб?
— Я предпочитаю свежую дичь, а не все эти ваши извращения. — гордо приподнял голову дракон. — И употреблять падаль не намерен.
— Выходит, драконы плотоядные. — сделал вывод я.
— Драконы всеядны. — заявил Латризмагиус. — Мы можем употреблять любую органику. Я просто не хочу это есть. И вообще, я уже проголодался. Прикажи своим людям принести что-то повкуснее. Если уж я застрял здесь на некоторое время, я требую лучшего. В конце концов, король ты или нет?
Я вздохнул и принялся отдавать приказы охотникам. Да, им пришлось изрядно поработать, чтоб прокормить эту тушу. Причём, если те опаздывали и дичь становилась слегка несвежей, дракон воротил морду и просто обращал её в пепел выдохом пламени.
Лица охотников, сильно уставших после нескольких дней напряжённой охоты, в этот момент были неописуемы.
Хорошо хоть домашних конго есть не отказывался. И то, придирчиво смотрел на слишком старых или слишком молодых, отсылая их обратно.
Деревни близ Септентриона лишились изрядной доли скота за те месяцы, что дракон выздоравливал. Иногда мне казалось, что хитрая капризная ящерица на самом деле просто использует своё положение, чтобы его обхаживали, вовсю наслаждаясь ситуацией.
Но я не стал ничего говорить ему по этому поводу или как-то саботировать процесс. Пусть развлекается. В конце концов, на то у меня и есть слуги, чтобы заниматься подобными делами.
Однако проверить одну мысль у меня всё же получилось.
— Тебе что-нибудь говорит словосочетание направленная генетическая мутация? — спросил я у Имматона во время работы над расчётами.
