Следопыты держались особняком, чуть в стороне от рохирримов. Темно-серые плащи скрывали их доспехи, поверх шлемов были накинуты капюшоны. Вооружение составляли мечи, луки и копья. На оружии и конской сбруе не имелось никаких украшений: ни серебра, ни золота, ни самоцветов; лишь на левом плече каждого из северян красовалась скреплявшая плащ серебристая застежка в виде многолучевой звезды. Могучие скакуны дунадэйнов ростом и горделивой статью походили на роханских, но шерсть их была не такой шелковистой. Один конь стоял без седока: сородичи привели с севера Рогерина, собственного коня Арагорна.
Снежногривый уже перебирал копытами под Тейоденом, а Мерри взобрался на своего пони, которого звали Стибба, когда из ворот вышли Эйомер, Арагорн, Хальбарад, несший древко в черном чехле, а с ними двое неразличимо похожих друг на друга воинов в сверкающих кольчугах и серебристых плащах. Высокие, темноволосые, сероглазые сыновья Элронда были чарующе прекрасны, хотя никто не мог определить по их лицам, юноши это или зрелые мужи. За ними следовали Леголас и Гимли. Но Мерри смотрел только на Арагорна, смотрел и дивился произошедшей в нем перемене. За одну неполную ночь он словно постарел на много лет. Его мрачное, осунувшееся лицо выдавало смертельную усталость.
— У меня неспокойно на сердце, государь, — молвил он, приблизившись к Тейодену. — Я слышал странные слова и увидел новую грозную опасность. Нелегкие раздумья терзают меня, боюсь, мои планы придется изменить. Скажи, когда ты рассчитываешь прибыть в Дунхар?
— Прошел уже час после полудня, — ответил за короля Эйомер. — Коли выступим немедленно, так достигнем убежища на третий вечер. А на следующий день состоится объявленный государем сбор ополчения. Если мы хотим собрать все силы Рохана, быстрее не получится.
— Три дня… — пробормотал Арагорн, словно размышляя вслух… — Войска только начнут собираться и… И вправду, быстрее никак не получится, — он поднял глаза, и теперь лицо его выражало твердую решимость. — Тогда, государь, нам придется расстаться. С твоего позволения я поеду дальше со своими сородичами. Поеду открыто, мы не будем больше таиться. Мне нужно попасть на восток кратчайшим путем, и этот путь — Стезя Мертвецов.
— Стезя Мертвецов?! — с дрожью в голосе переспросил Тейоден. Эйомер промолчал, но Мерри показалось, что глаза сенешаля расширились от изумления, а слышавшие эти слова конники побледнели. — Стезя Мертвецов… — король, похоже, был совершенно ошеломлен. — Мы слышали про этот путь, но знаем также, что пройти им не удавалось никому из смертных.
— О, Арагорн, друг мой, — печально произнес Эйомер. — Я надеялся, что мы с тобой бок о бок сразимся с нашими недругами, но коли ты избрал Стезю Мертвецов, нам суждено распроститься, и едва ли мы свидимся под этим солнцем.
— Я сделал свой выбор, — твердо заявил Арагорн. — Но верь мне, Эйомер, нам еще доведется побывать вместе в бою, пусть даже между нами встанут все полчища Мордора.
— Ты волен поступать по-своему, Арагорн, — сказал Тейоден. — Быть может, тебе и вправду дано пройти неведомыми, недоступными для других путями. Не стану скрывать, разлука меня печалит, тем паче что без тебя и твоей славной дружины силы наши уменьшатся. Но коли так, я тем более должен поспешить. Прощай!
— Прощай, государь, — поклонился Арагорн, — да увенчает твой путь великая слава! Прощай, Мерри! Мы оставляем тебя в надежных руках, о лучшем и мечтать не приходится. Леголас и Гимли отправляются со мной, но мы будем о тебе помнить. Прощай.
— До свидания! — только и смог пролепетать Мерри.
Других слов у него не нашлось. К горлу подступил ком, он чувствовал себя маленьким и одиноким. Ему было жаль расставаться с друзьями, мрачные, загадочные слова нагоняли страх, а всегда умевшего приободрить и разогнать тоску Пиппина рядом не было. Роханские кони нетерпеливо перебирали копытами, и хоббиту хотелось покончить с тягостным прощанием и поскорее пуститься в дорогу.
Впрочем, дожидаться пришлось недолго. Тейоден отдал приказ, Эйомер взмахнул рукой, и королевский отряд двинулся вперед. Выехав за вал, конники поскакали по дороге, забиравшей к востоку. Около лиги она тянулась вдоль подножий холмов, потом свернула на юг.
Арагорн долго глядел вслед королю.
— Я расстался с дорогими моему сердцу друзьями, Хальбарад, — промолвил он, — и самый маленький из них значит для меня не меньше других. Ему неведомо, что ждет его впереди, но знай он самое страшное, все равно не повернул бы назад.
— Мне ли не знать славный народец из Хоббитании? — кивнул Хальбарад. — Про таких, как они, и говорят: «Мал золотник да дорог». Я немало потрудился, охраняя рубежи Хоббитании, и не их вина, что им это неведомо.
— Судьбы наши сплетены воедино, — задумчиво произнес Арагорн, — но делать общее дело приходится порознь. Ладно, нам тоже не мешает поторопиться. Я только перекушу, и в дорогу. Леголас, Гимли — мне надо с вами поговорить.
Они вернулись в Горнбург, сели за стол, однако Арагорн долго не начинал обещанного разговора. Наконец Леголас прервал затянувшееся молчание.
— Успокойся, Арагорн, прогони омрачающую тебя тень, — молвил эльф. — Что с тобой? Мы вернулись в крепость перед рассветом, так что же случилось за это время?
— Мне довелось выдержать битву пострашнее, чем у Хельмовых Врат, — отвечал Арагорн. — Я заглянул в камень Ортханка, друзья мои.
— Как?! — со страхом и изумлением воскликнул Гимли. — Заглянул в этот проклятый камень! Да ведь даже Гэндальф, сам Гэндальф опасался этого! Ты сказал что-нибудь… Ему?
— Ты забываешь, с кем говоришь! — глаза Арагорна сверкнули. — Разве я уже не провозгласил открыто свой титул? Что я мог сказать Ему?! — он помолчал и продолжил уже мягче. — Нет, друг Гимли, я не выдал никаких тайн. Камень принадлежит мне, и я решил, что имею право и силу его использовать. Насчет права спора быть не может, а вот сил… сил мне едва достало, — Арагорн глубоко вздохнул и покачал головой. — Борьба была страшной, я не скоро оправлюсь, но Он не услышал от меня ни слова, и более того, мне удалось подчинить камень своей воле. Уже одно это для Него удар. И еще — Он видел меня. Да, Гимли, видел, но не в том обличье, которое знаешь ты. Было ли это моей ошибкой… не думаю. Узнать, что я существую, что хожу по земле — это второй удар, пожалуй, тяжелее первого. В глазах Сарумана в Ортханке я был всего лишь одним из воинов в роханских доспехах, но Саурон не забыл ни Исилдура, ни меча Элендила. И вот ныне, в тот час, когда он приступил к исполнению своих гнусных замыслов, перед ним предстает наследник Исилдура и показывает ему заново откованный, слишком памятный для него клинок. Могущество его велико, однако еще не настолько, чтобы ему стал неведом страх. И его беспрестанно терзают сомнения.
