– Да издохнут на Земле последние древогубцы!! - истошно завопила я. Хоть и не совсем верно, но в корне правильно.
Потому что дед Макс не замедлил появиться. Он было ехидно поинтересовался, что за пожар приключился, но потом его взгляд упал на Маню…
Что тут началось! Откуда не возьмись, набежала толпа друидов, меня же быстро оттерли в сторону. Я лишь успела заметить, как вокруг лиан, начиненных злоумышленниками, выросла клеть, по стенкам которой побежал высокочастотный ток - такое было под силу только друидам! - и поплелась к начальству докладывать обстановку. Энергии у меня на бег не осталось, а в практически пустой голове вертелась одна и та же мысль: "Ну, ни хрена ж себе, наведалась в сосновый бор!"
Борис Иванович оказался у себя. Разговаривал по телефону. Я оставила грязнущие кроссовки с носками и куртку в прихожей, Гоше на радость, и босиком проскользнула внутрь.
И, только устроившись в уютном кресле, я поняла, как же устала. Меня лихорадило - я явно перерасходовала свои силы. Даже магический огонь своим видом разжалобила - тот выплеснулся из очага, и поплыл ко мне поделиться теплом. Мне слегка полегчало.
Начальство заметило, наконец, мое состояние - в основном, благодаря поведению огня. И, сославшись на обстоятельства, окончило разговор. Выглядело оно, впрочем, тоже неважно. Глаза его, обычно яркие, были какого-то тусклого пасмурного цвета, под стать сегодняшней погодке.
– Извини, - сказал начальник, устало потирая виски. - Этот чертов вампир Мыкола Ромуальдович меня совсем доконал.
– А что, вампиры разве бывают? - аж встрепенулась я. - Мне про них еще не рассказывали…
– Значит, еще время не подошло, - ворчливо отозвался собеседник, и глаза его вернулись к обычному, яркому, состоянию.
У меня отлегло от сердца.
– И, потом, разве вас можно доконать?
– Можно, как видишь, - невесело усмехнулся Борис Иванович. - Уж я его обрывал-обрывал, заворачивал-заворачивал, ничего не помогало! - в сердцах закончил он. - Так что у тебя стряслось-то? В сосновом бору побывала?
– А кто такой Мыкола Ромуальдович? - задала я встречный вопрос.
– А тебе-то что? - откровенно удивился Борис Иванович. - Никак, высокой политики захотелось?
– Да нет, - поморщилась я. И ткнула пальцем в небо: - Просто этот ваш не в меру долгий разговор может напрямую относиться к моей прогулке…
Иначе, почему такое знаменательное событие, как на нападение на стража, да прошло незамеченным?
А с Борисом Ивановичем произошла перемена. Его глаза мгновенно зажглись недобрым пламенем, он подобрался, как тигр перед прыжком. Мне стало не по себе, захотелось убраться куда подальше из избушки.
– Повтори, - потребовал он.
Я дисциплинированно повторила. А заодно рассказала, что произошло. По мере моего рассказа у начальства округлялись глаза.
"Все-таки, и его можно удивить", - подумалось мне вскользь.
Я закончила свою повесть на том, что друиды обступили храбрую Маню, а вокруг "дровосеков" выросла клеть. Возникла нехорошая тишина.
– Ну что же, - спустя пару минут нарушил, наконец, молчание Борис Иванович. - Хорошее было время, спокойное…
"Спокойное? Да что произошло-то? Ну, залезла в Заповедник пара недоучек, подумаешь, какое дело! Мы с ними расправились, правда Маня пострадала, и ее жалко…"
– А киса-то поправится? - жалобно спросила я.
– Куда она денется, живучая наша!
– Мне так не показалось, - укоризненно произнесла я. - Она там все смолой заляпала! И откуда в ней столько?
– А ты как думаешь? - хитро посмотрел на меня Борис Иванович, между делом доставая скатерку.
Пока он разговаривал с Гошей, я думала над поставленной задачкой. Как на грех, в голову ничего не приходило.
"Маг боевой, дубина тюнингованая", - попыталась я разозлиться на себя самое. - "Уж и подумать не в состоянии!"
Не помогло. Голова желала остаться в нерабочем состоянии.
Борис Иванович посмотрел на мои потуги, крякнул с досады, щелкнул пальцами. Передо мной возник поднос с горячим чаем и печеньем. Я закрыла глаза, вдохнула аромат неведомых мне, но, несомненно, целебных трав, сделала глоток…
Хлопнула входная дверь, в дверях возник старший друид:
– Скорее, Иваныч, Маньке совсем плохо, - хмуро произнес он. - Боюсь, ей не поможет вся сила ее родного бора.
…Понятно теперь, откуда столько смолы.
* * *
А Мане и вправду было нехорошо. Она лежала возле Дерева, вся какая-то вялая и апатичная. Если сосновое бревно, снабженное кошачьей головой и многочисленными лапами-корешками, вообще может быть вялым.
Друиды, конечно же, смолу остановили сразу. Но ужас ситуации заключался в том, что амулет, при помощи которого плохие парни так успешно атаковали Маню, нес в себе заряд сильнейшей депрессии. Поэтому многоножка, еще совсем недавно столь доблестно сражавшаяся, сейчас пребывала в глубочайшей уверенности, что никогда более она не сможет защитить врата. А, следовательно, и жить ей больше незачем. Единственное, что смогли сделать друиды, так это не дать ей умереть немедленно.
– Ну и дела! Вот уж не знала, что у многоножек бывают депрессии, - с сомнением покачала я головой.
– Да никогда ее не бывает, - с отчаянием в голосе отозвался Начальник Заповедника. - Эмпатов призывали?
– Призывали, не действует. У нее ушла вера. Совсем. Во чтобы то ни было вообще, и в свои силы, в частности. Тут наигранное веселье не поможет… - понурился старший друид.
А в моей голове, слава богу, не отягощенной многими знаниями, зародилась мысль.
– Дедушка, - потянула я за рукав друида. - А что, если…
Я принялась сбивчиво объяснять. Борис Иванович оторвался от разглядывания Манькиных закрытых век, подошел поближе. Я, краснея от ответственности, говорила, что когда упомянули про депрессию и веру, подумала, что влюбленность - вот лучшее лекарство от всех болезней. Кроме безденежья. А еще, нет силы, мощнее толпы. А у меня как раз было в жизни такое переживание - первая любовь и замечательный концерт. Правда, все это было загнано подальше в закоулки памяти, так как любовь оказалась неудачной, и меня постигло разочарование в людях. И петь я совсем не умею. Но, может быть, если у кого-нибудь есть запись… Я все объясняла и объясняла, а лица окружающих все светлели и светлели.
– А что, это мысль, - сказал, наконец, Борис Иванович. - Можно попробовать. Я тебе сам помогу все вспомнить. А что за концерт?
– "Иваси", 1996 год, по случаю Дня Физика, - с сомнением посмотрела я на босса.
Знает ли? О "Матрице" и "агентах Смитах", вон, и слыхом не слыхивал.
Но начальник знал.
– Подойдет! - окончательно просветлел лицом он. - Если я не ошибаюсь, в советские времена некоторых больных лечили "Ивасями".
– Каких больных? - удивился старый друид.
– Депрессивных, - с каким-то даже удовольствием ответило начальство. - Звуком разуважишь?
Старший друид кивнул…
Вскоре с необъятного дерева зазвучали "Иваси". Зазвучали, и тут же смолкли в преддверии действа. Мы с начальником Заповедника подсели к Мане, положили ладони на "шкуру" удивительной многоножки. Только теперь я поняла, что вовсе не шерсть и не чешуя покрывала достойную нашу Маню. А практически невесомая рыжая сосновая кора. Вокруг кольцом выстроились друиды, навострили посохи.
– Готова? Начали!
Я провалилась в воспоминания.
Первый курс. Весна. Май. День Физика, толпы пока еще трезвых собратьев по факультету. Пивной забег вокруг памятника Михайло Васильевичу. Флаг физфака - восклицательный знак под корнем - над крышей химфака, и восторженные вопли собратьев по разуму по этому поводу. Холодрыга страшная, несмотря на май месяц. Ветер. На мне новая куртка - три месяца копила! И я сама, влюбленная, неуверенная, то ли пригласить Его на концерт, то ли нет - он как-то обмолвился, что бардов не уважает.
