Почему именно Яне-Сенте? Это была одна из загадок ее ума: девушку магнитом тянуло туда, где градус опасности зашкаливал. С другой стороны, она заранее знала, что ее ждет, и на этот раз намерена была учесть прошлые ошибки. Никаких адиласок и грандванок, никакого бегающего взгляда, все нужно делать четко и быстро и, желательно, в другом обличии. Минимум — это воспользоваться париком или перекрасить волосы — но где в этом захолустье найдешь басму? Хорошо бы достать немного косметики: она способна творить чудеса. Максимум — на время поменять пол, как она это сделала три года назад. Как ни странно, максимум ей нравился больше, останавливали только две вещи: необходимость коротко обрезать волосы и невозможность изменить тембр голоса.
Путешествие вдоль Рабизы в любое другое время вызвало бы в душе массу положительных эмоций, дало пищу уму и удовольствие сердцу, но сейчас Стелла спешила и упускала из виду красоты осенних холмов. Она благоразумно отказалась от соблазнительной королевской дороги и свернула на неприметную сельскую, которая, по ее расчетам, должна была вывести к истокам Фесира.
Офицерская лошадь, помесь амана с одной из грандванских пород, стойко выдержала пять дней изнурительной скачки, но на шестой стало ясно, что большего из нее выжить нельзя, во всяком случае, без продолжительного отдыха. А принцесса не могла позволить себе продолжительный отдых.
Девушка, злая и не выспавшаяся, съехала в овраг, в дальнем конце которого приютилась крохотная деревушка. Нужно было купить еду и подыскать новое средство передвижения.
Первая поставленная задача была выполнена в течение часа, а решение второй нашлось на деревенском выгоне, где паслось несколько лошадей. Решив, что раз власти уже считают ее преступницей, можно еще раз нарушить закон, принцесса расседлала своего коня и оседлала новую кобылку. Да, это воровство, но у нее не было выбора.
Непростительно было и появляться в деревне, но она не могла допустить, чтобы ее поймали за кражу хлеба — это еще унизительнее конокрадства.
Кобылка оправдала ее ожидания и через три дня доставила хозяйку к истокам Фесира.
Реке давали начало два ручья, бившие из подножья высокого холма, формой напоминавшего гребень волны; сделав петлю, они сливались в узкий, но бурный поток, набирая силу и глубину, стремившийся вниз, на просторы равнины.
Исток Фесира, словно клад от глаз непосвященных, скрывали кусты рододендрона, наверное, такие красивые в летнюю пору и такие печальные без своих цветочных уборов осенью.
Стелла остановилась у робкого русла будущей реки. Здесь было удивительно тихо — поэт сказал бы, что можно услышать вибрацию крыльев бабочки или шепот травы, — только журчание воды нарушало кристальное безмолвие.
Зачарованная, принцесса спешилась и взобралась на холм.
Она смотрела на небо, на блестящую поверхность воды, змеившуюся внизу, на бриллиантовые капли, в неистребимом жизненном порыве вырывавшиеся из-под листьев кустарника, на вздыбившуюся взгорьями землю, ее пестрый, такой простой и в то же время прекрасный в своей простоте наряд и на несколько минут забыла, кто она и что здесь делает. Но постепенно разум вернулся к реальности, и девушка окинула окрестности совсем другим взглядом — она искала признаки погони. Нет, ее никто не преследовал, во всяком случае, Стелла не видела ничего подозрительного, только фигурки крестьян, занятых своим повседневным трудом. Успокоившись и позволив красоте места вновь овладеть ее взором, принцесса спустилась чуть ниже и присела на корточки, глядя на померкшие кусты рододендрона, вспоминая тепло ушедшего лета.
Стреноженная лошадь бродила вдоль берега одного из ручьев, Шарар гонялся за какими-то зверьками…
Вот бы заснуть, а, проснувшись, оказаться на том же месте, но не в дурном сне, не в кошмаре, отравленном страхом и ожиданием неизбежной расправы, а просто посреди этих холмов, обыкновенной путешественницей, которая может просидеть здесь весь день, а потом, встав, вернуться в свою комнату в уютной деревенской гостинице.
— Ты, кажется, уже успела забыть, как я выгляжу?
Голос заставил Стеллу отложить мечты о безмятежном отдыхе в долгий ящик и поспешить к лошади. На полпути к подножью девушка увидела Вильэнару, с хитрой ухмылкой сидевшую у места слияния ручьев. Кошка, поджидающую у норки свою мышку. Дорого бы девушка дала, чтобы никогда больше не видеть эту истеричную брюнетку непонятного возраста!
— А ты ловкая, не ожидала, что ты выпутаешься. — Колдунья внимательно осмотрела правую руку и с сожалением пробормотала: — Все-таки сломала! Ты везучая, — она снова бросила взгляд на принцессу, пытавшуюся понять, что ей делать в сложившейся ситуации, — могла умереть десятки раз, но все еще жива. Может, поделишься секретом?
— Что Вам нужно? — как можно спокойнее спросила Стелла.
— Все то же, — улыбнулась колдунья. — Лучезарная звезда.
— Вы, наверное, все непонятливые, я уже устала повторять, что никому ее не отдам.
— Так уж и никому? — рассмеялась Вильэнара. — Разве ты не отдашь ее своим богам?
— Я же сказала: никому! Ильгресса поручила мне хранить ее.
— Значит, теперь ты еще и Хранительница, — с издевкой заметила колдунья. — Зачем тебе звезда, если ты понятия не имеешь, как ее использовать?
— Для того чтобы не было таких, как Вы, — сквозь зубы процедила принцесса.
Вильэнара сверкнула глазами и поднялась на ноги. Время разговоров было окончено, о чем возвестило ее громогласное бесстрастное:
— Уфин, иди сюда: по-хорошему она не понимает. Отомсти ей за Комарго.
Дакирец не заставил себя ждать; по лицу было видно, что он не забыл удара, который девушка нанести ему в таверне.
Принцесса быстро сориентировалась и выбрала более-менее надежную почву под ногами; то, что она стояла выше, давало некоторое преимущество.
— Здравствуйте. — Уфин осклабился. — Значит, я не напрасно загнал коня.
— Напрасно, — покачала головой Стелла. — Вы ничего не получите.
Он нанес удар первым, девушка увернулась и, прыгая по кочкам, постаралась увести его от лошади, к реке. Хоть Уфин и храбрился, но она чувствовала, что рана беспокоит его, а время играет против него, и просто выжидала. И вот Стелла сама начала наносить удары, с разных сторон прощупывая его оборону. Дакирец явно устал, потому что теперь просто отводил удары, изредка нанося свои. А принцесса теснила его к реке, к скользким камням, стремясь вконец измотать его.
Уфин отступал; тяжело дыша, он то и дело поглядывал на безучастную Вильэнару. Похоже, дакирец смотрел на нее чаще, чем под ноги: он споткнулся, и очередной удар, нанесенный принцессой, серьезно ранил его в плечо. Поморщившись от боли, Уфин перебросил меч в левую руку, но усталость, старая и вновь полученная раны уже сделали свое дело — он обессилил и был обречен на поражение.
