Камень начал раздвигаться в стороны под моими ладонями, пока не освободил широкий удобный проход.
Я вошел в камеру. Тень-раб – за мной. Ворон не хотел, но ему пришлось.
– Ллар Вейленс, мой дорогой друг...
Любого вошедшего в первый же миг вывернуло бы наизнанку. Но меня никогда не волновали подобные мелочи. Здесь пахло десятком полуразложившихся трупов, жертв какого-нибудь маньяка, который однажды явился на званый ужин, прихватив с собой разделочный нож, а затем ушел, оставив после себя извращенную скульптурную группу. А скульптурная группа эта, будьте уверены, представляла собой весьма кровавое зрелище. И таким образом нетронутая гравюра смерти оставалась бы скрытой от чужих глаз, пока кто-то не откроет дверь...
Птица на цепи отчаянно забила крыльями, хотя, по идее, должна была сохранять спокойствие, ведь она являлась вековым странником в Печальном Краю и видела не одно бранное поле. Что же касается данного момента, то, как ни странно, здесь отнюдь не было учиненного неизвестно кем побоища, отрубленные головы и другие части тел не валялись, разбросанные по всему полу, а стены не были забрызганы кровью. Здесь вообще все выглядело чисто, если не сказать – пусто...
Посреди комнаты сидела худая сгорбленная фигура, опустившая голову к самим плитам пола. Белое тело было обнажено, а длинные черные волосы свисали вниз, подметая камень. За спиной сидящего, у противоположной от входа стены, во тьме что-то шевелилось. Кто-то громко шипел, кто-то с кем-то спорил, или отговаривал, или соглашался, или давал совет, или запрещал. Нельзя было разобрать ни единого слова из этого хриплого шелестящего шепота.
Ллар Вейленс никак не отреагировал на приветствие, продолжая все так же сидеть. Зато отреагировали другие. За его спиной к стене были прикованы два отвратительных существа. Эти фигуры, будто жуткий живой горельеф, составленный из тел, настолько белых, что они, казалось, даже легонько светятся во мраке, начали дико биться в своих кандалах. Эти твари походили на людей, но ни в коем случае не являлись ими. О чем говорили также и два столь же белых, как и их телá, перепончатых крыла – у каждого по одному, – прибитые к стене большими гвоздями. Обнаженные пленники были расположены друг к другу ногами, точно два ростка из одного корня, а их оттянутые кверху руки напоминали ветви, растущие к потолку. Невероятно длинные смолянистые волосы обоих заключенных были связаны между собой, образуя черный полумесяц под их сгорбленными телами. Сквозь сухую тонкую кожу отчетливо проступали все позвонки, ребра, кости и суставы – казалось, что в этих существах не осталось ни капли крови, а металл кандалов, судя по всему, так долго соприкасался с их запястьями и щиколотками, что даже въелся в плоть и сросся с костью. Изможденные тела начали извиваться, будто змеи, когда услышали мой голос; ярко-алые губы очень быстро шевелились, издавая тот самый неразборчивый шепот, а под пришитыми к лицу закрытыми веками задвигались глазные яблоки.
– Друг мой. Я приготовил тебе подарок, достойный всех лет, проведенных здесь. Вот он. – В моей руке появился прямой меч, который в темноте казался полупрозрачным. От зачарованной стали потянуло потусторонним холодом, лишь прибавив гробовой мерзлоты к царящей здесь обстановке.
Сидящий посреди каземата никак не отреагировал.
– Взгляни на меня, Ллар, – приказал я, и тут уж он вынужден был подчиниться.
Вейленс поднял голову. Рукой с длинными когтями он медленно убрал с лица спутанные черные волосы, обнажая горящий янтарем взгляд круглых глаз, ярко-алые, как и у собратьев, губы и идеальные черты молодого человека. Эта красивая маска для черной души не выражала абсолютно ничего, ни единой эмоции, не выдавала, казалось, ни единой мысли, в ней не заключалось никаких порывов, желаний, страстей – лишь камень безразличия и лед отчуждения.
– Я принес это тебе, – напомнил я, протягивая ему меч. – Тебе разве не интересно?
– Призраки в мечах, призраки в головах, призраки ждут, призраки снуют... снуют где-то здесь. Они снова где-то здесь... Но их здесь и нет... Они ведь призраки... призраки в мечах, призраки в головах... – Его голос походил на гул ветра в дымовой трубе, а слова казались полнейшим несвязным бредом, но я прекрасно его понял.
Он был абсолютно прав. Хоть и уловил лишь первую из двух составляющих всего проклятия этого клинка. Вторая же станет погибелью для моего старого врага...
– Ты выйдешь отсюда. – Я продолжал наблюдать за его реакцией: ничего не отразилось в ровно горящем взгляде – он не верил. – Ты выйдешь и пойдешь по следу. Ты найдешь жертву и убьешь ее...
– Собачонка бежит по следу... у нее призрачный клык и слюнявый язык... собачонка ловит запах, она кусает призрачным клыком, она слизывает кровь языком... Но тьма наш дом, собачонки нет – она растворилась во тьме. Она – часть камня, она – часть тьмы... Мы здесь, и собачонка не идет по следу, у собачонки нет призрачного клыка. Она никого не кусает. – Ллар Вейленс наклонил голову набок, прижав ухо к плечу. Безразличие перетекло в ожидание... Безумие, казалось, прочно поселилось в его сознании – ну еще бы: столько веков взаперти.
– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? Иди. Ты увидишь луну. Один раз. А потом вернешься.
– Тогда призрачный меч вновь отправится на старый запыленный чердак поместья в Сен-Трени. – Впервые с самого начала разговора слова и голос Ллара Вейленса были более чем нормальными. Что примечательно, он прекрасно знал, где было найдено это утерянное оружие из прошлых времен.
– Что тебе нужно? Что ты хочешь, потомок древних Мертвецов?
– Свободу, – прошипел Ллар Вейленс.
– Возможно, – солгал я. – Если выполнишь задание.
– Мы найдем Его там, где ночь, – пообещал главный из заключенных. – Ночь подскажет нам, но взамен я хочу свободу.
– Ты свободен.
Он поднялся, а с его товарищей спали кандалы. Из крыльев с громким скрежетом сами собой вылезли гвозди, и стонущие пленники рухнули на каменный пол.
* * *
Следуя дальше на юг, Мертингер старался избегать городов и оживленных трактов, не чувствуя даже малейшего желания лишний раз общаться с людьми. Сар-Итиад надолго отвадил его от подобных изысканий. Поэтому эльф выбирал малые лесные тропы и обходные дороги вдали от населенных мест, благо потерять направление не боялся – за тысячи лет ни один эльф еще не заблудился в лесу, в отличие от людей.
