Вот и сейчас он пробирался верхом по старой заросшей дороге, пролегающей через лесные заросли. Уже вечерело, когда впереди показалась длинная вереница повозок и фургончиков.
– Проклятие, – прошептал Мертингер. – И здесь люди...
Кибитки, похожие на дома на колесах, с тканью, растянутой на каркасах, или же сколоченные из дерева, с настоящими дверями и крышами, небыстро продвигались на юг, скрипя колесами. Лошади в упряжках иногда лениво ржали, будто переговариваясь. Также в процессии было множество пеших людей: мужчины в высоких шляпах с отогнутыми полями, закутанные в старые плащи, более походившие на лоскутные покрывала, женщины в цветастых коричневатых и красных платьях и дети – десятки детей-оборванцев. Похожих на... Нет! Мертингер сжал зубы – не вспоминать маленького сар-итиадца, не вспоминать...
Каждый в этом странном караване что-то вез на тележке или нес в мешке за плечами. Одни странники волокли передвижные кузницы, другие – клетки с маленькими птицами: жаворонками и дроздами. Создавалось впечатление, будто целая деревня вдруг встала с насиженного места и решила перекочевать куда-нибудь прочь. И все же было нечто необычное во всех этих людях: чем-то они никак не желали походить на ронстрадцев, виденных Мертингером ранее. Быть может, смуглостью лиц, а может, и некоторой дикостью взгляда, но скорее всего – незнакомым картавым наречием.
Своры разномастных собак волочились за повозками. Эльф увидел даже двух медведей, молчаливо бредущих на веревке следом за последним передвижным домом.
Над процессией в воздухе смешивались громкие перебранки, плач грудных детей, слова песен и звуки музыки. Эльф увидел одного из здешних менестрелей. Человек в расшитом зеленом кафтане, свесив ноги и едва не цепляя каблуками грязную дорогу, сидел на запятках одного из фургончиков и играл на странном инструменте, имеющем некоторое сходство с лютней, но не в пример изящнее. Он держал его у плеча, прижав подбородком, и при этом водил по струнам длинной тонкой тростью. Извлекаемые звуки походили одновременно и на плач, и на смех, в них слышались и треск огня, и бурление кипящей воды в котелке, и подвывания порывистого ветра. Вот уж воистину невидаль!
Эта музыка скорее понравилась эльфу, чем нет, но он не хотел задерживаться среди людей даже на лишнее мгновение, поэтому тут же тронул каблуками бока Когтя, заставив его перейти с неторопливого аллюра на рысь. Мертингер хотел как можно скорее миновать процессию, и конь понесся вперед, обгоняя телеги.
Он уже почти проскочил караван, когда с изрядной толикой досады ему все-таки пришлось остановить скакуна. С какой-то телеги слетело колесо, и дорога оказалась перегорожена. Весь караван встал. Несколько мужчин принялись при помощи подпорок поднимать накренившуюся кибитку под громкие, но явно излишние советы восседающей на козлах старухи, всем своим видом напоминающей истинную ведьму. Наставляя молодых, женщина жонглировала гадальными картами, и те, словно по волшебству, летали и вились вокруг нее, будто птички. Мужчины пыхтели от натуги, но больше их, казалось, раздражали увещевания излишне болтливой старухи.
– Мил человек, далеко ли путь держишь? – вдруг раздалось с ближайшего фургончика, обтянутого темно-зеленой тканью и запряженного двумя выносливыми лошадьми серой масти.
Мертингер обернулся к говорившему. Им оказался человек столь же старый, как вещий ворон. Тем не менее он уверенно сидел на козлах и довольно резво махал кнутом, отгоняя от вставших лошадей назойливых слепней. У старика было изъеденное морщинами смуглое лицо и длинные белые волосы, доходящие до груди. В ушах торчали серьги в виде золотых птиц. Облик дополняла седая борода и столь же седые свисающие усы. Одет старый человек был в кожаную безрукавку и простые широкие штаны, заправленные в высокие сапоги. Чем-то он напомнил Мертингеру торговца, продавшего ему коня в Сар-Итиаде.
Эльф не спешил отвечать.
– Уважь старика хоть парой слов, путник! – Возничий хитро улыбнулся, заметив, что незнакомец собирается молчать, а после – взять и проехать мимо. Странно, но этот мягкий голос как будто гладил по голове, успокаивал и слегка даже усыплял.
Эльф насторожился – он очень подозрительно относился к тем, кто прекрасно владеет самым опасным из всех видов оружия – языком. И все же нельзя было не признать, что у бродяги обаяния было не в пример больше, чем имущества, и он сразу располагал к себе. Мертингер подвел Когтя ближе, поравнявшись с темно-зеленым фургоном.
– Да пребудет свет и тепло в вашем Доме, – вежливо поприветствовал незнакомца эльф.
– Что правда, то правда! – захохотал старик. – Дом мой всегда со мной, – он ткнул через плечо в кибитку, – и света там хоть отбавляй, благо крыша протекает! Но теплом-то Дебьянд пока не обделяет, хвала ему за это! Верно говорю, Схара?
Из фургона донеслась громкая женская брань; из великого множества выразительных слов, сдобренных яркими эмоциями и недвусмысленной интонацией, можно было понять, что женщина думает по поводу этих самых дыр в крыше и подобных отверстий в кое-чьей голове.
– Спутница моя на тракте жизни, – прищурившись, улыбнулся старик, посмотрев на эльфа. – Молодая еще, глупая, шестой десяток всего пошел.
– Я те покажу глупая! – раздалось сзади, и полог откинулся, явив морщинистое женское лицо, в прошлом, должно быть, не лишенное красоты. Супруга старика была облачена в пурпурное платье, а на голове ее был такой же платок с перьями. – Ща скалкой тебя откатаю, негодяй! Ишь, молодую нашел!
– А что, старая, что ли? – хохотнул старик. – Раз старая, значит, пора мне помоложе найти! Я ж еще женишок хоть куда, только выйду в поле да свистну...
Старик не договорил – пришлось резко пригнуться, чтобы брошенная сковорода пролетела мимо, при этом он даже успел подхватить увесистую утварь рукой – не пропадать же добру!
– Да не шуми ты! – проворчал он, обернувшись к жене и пряча сковороду себе под ноги. – Не видишь, гость у меня! – Он кивнул на Мертингера, наблюдавшего всю перепалку с безопасного расстояния. – Как вас звать-величать-то, мил-человек?
– Митлонд, – представился эльф своим людским именем. – Вестовой королевской службы.
– Вы, юный Митлонд, этого болтуна не слушайте, – уже остыв, посоветовала старуха, – язык у него что помело.
– А у тебя что? Парча расшитая али кошель с алмазами? – не остался в долгу муж. – По мне, так флюгер, как ветер подует, так и крутится, скрипя, скрипя, скрипя... Или монисто – все бренчит, бренчит, не умолкнет... Скрипишь да бренчишь только, эх, знал бы я это сорок лет назад, взял бы коня лихого, ножи – на перевязь, котомку, и ать – на тракт, только меня и видели!
