Не в состоянии ещё взять себя в руки, он сидел на земле, запустив пальцы в тёмные волосы, и смотрел, как добросердечные соседи разбирают завалы, сортируют доски и обломки, вытаскивают из-под мусора, в который превратился чистенький хлев, окровавленные тушки и куски его прекрасных беленьких овец. С каждой новой кровавой находкой глаза фермера наполнялись слезами, и он кусал губы.
— Эй, Тасилий, — к нему подошёл розовощёкий сосед Валим, в руках его были два обломка доски. — Таська, смотри-ка чего.
Фермер поднял на него полные отчаянья глаза. Сосед тыльной стороной ладони утёр со лба пот, выступивший на жаре, и протянул Тасилию дощечки. На посеревшем, будто покрытом серебром дереве расцвели глубокие желтоватые царапины. Размер их был впечатляющий, медвежий, не иначе. Рукавом рубахи Тасилий стёр с глаз пелену слёз и взял в руки доски.
— Мы с людьми-то тут подумали, — начал Валим, выпрямляясь. — Нежить то была, Таська. Не иначе, как из Приграничных лесов прискакала к нам. Ты не реви, а радуйся, что сам цел, да мы все целы, что до домов тварь энта не добралася.
Тасилий отбросил доски, подтянул колени к подбородку и обнял их.
— Тась, — сосед по-отечески положил ему рабочую лапищу на плечо, — а овец-то сжечь надо. Поганое мясо-то, зубья-то у нежити поганые…
— Делайте, что надо, — отмахнулся Тасилий, встал с земли и, пошатываясь, побрёл к дороге, до дома от хлева было всего двадцать футов.
Валим с тоской смотрел вслед соседу. Жалко было парня, только, кажется, на ноги встал, а тут такое. Ну и пусть, что они из-за общего забора цапались, бывало! Соседи же.
— Эй, Валим! Ну, чего там? Чего встал-то? — зычно крикнула жена, откидывая в кучу мяса овечью ляжку. Над кучей уже роились с жужжанием мухи.
— Да иду я.
Он быстро подошёл к людям на завале и сам стал откидывать доски. Работы ещё было много. Сивый Митяй, крепкий, жилистый старик из дома с другого края деревни, прошедший, говорят, всю войну с вилами наголо, выпрямился, похрустывая спиной.
— Чую я, к ночи нам готовиться надобно!
— А чего к ночи? — молодая девица Роска, с тугой косой, уложенной на затылке с алой лентой, выпрямилась тоже, отмахивая от лица жирную муху. — Отогнали зверя же, чай не сунется больше.
— Крови он тут вкусил, — объяснил Митяй, — теперь не отвадишь. Надо вокруг деревни костёр жечь да колья выстругать. Да и весточку к магу в Дорсан послать недурно.
— До Дорсана двадцать миль, пешком, чай, никто не пойдёт, — возразил ближайший сосед Валима, Ронс, щуплый заводчик кур с бегающими глазками. Со временем он и сам становился похожим на курицу, вот и в голосе кудахтанье слышалось.
— Надо будет, я пойду, — весомо возразил Валим.
— Нет, Валим, ты здесь нужнее, — Митяй осмотрел народ, стоящий на досках, как крестьянское ополчение в годы войны. — Я лошадь свою дам, а отправим Павку, сына твоего. Справится малец?
Валим глянул на шестнадцатилетнего Павку, приосанившегося по такому случаю, и усмехнулся. Сорванец всеми силами пытался показать, что он уже взрослый, трепетно лелея жиденькие первые усы.
— Справится. Туда-сюда к вечеру обернётся!
— Тогда пошли, Павка, письмо напишем, да лошадь дам. Только, чур, не лихачь! Марыся у меня не скаковая, а ломовая!
Павка был готов хоть на край света бежать за Митяем. Его так окрыляла важность миссии, возложенной деревней на его плечи, что, кажется, сейчас он сам обогнал бы любую лошадь.
— Что это всё значит?!
Эльмирриан обернул вокруг пояса простынь и с непониманием взглянул на пышущего негодованием Шейлирриана. Спасибо Богам хотя бы за то, что Принц постучал, прежде чем войти.
— Не люблю спать в одежде, — лучезарно улыбнулся Инниар. — Или Вы что-то другое имели в виду, Принц?
— Не морочьте мне голову, Князь! — раздражённо потребовал Наследник, проходя по неприбранной комнате. — Я хочу знать, что Ваши арши делали возле меня?
— Не имею представления, — Эльмирриан сел в плетёное светлое кресло, закинув ногу на ногу. Распущенные волнистые волосы укрывали плечи и грудь, и демон выглядел озорным богом, спустившимся на грешную землю. — Я ведь говорю, я спал.
Шейлирриан сжал челюсти, резко поднял с пола пикантную кружевную деталь дамского туалета и со злостью кинул Старейшине:
— Спали?!
— Это, наверное, моё, — развеселился Старейшина и приложил к себе вещицу. — Знаете, все эти старческие причуды. Надеюсь, это останется между нами, Ваше Высочество?
Наследник остановился возле стола и устало положил ладонь на столешницу. Нужно было успокоиться, иначе Князь Инниар так и продолжит просто издеваться над ним. Шейлирриан замолчал и перевёл дыхание. Инниар внимательно следил за изменением его глаз. Как только Принц успокоился, Эльмирриан откинул кружево на кровать и посерьёзнел:
— А теперь присядьте, Принц.
Шейлирриан со всей ясностью увидел, что теперь перед ним именно Старейшина. Князь внушал уважение.
Шейлирриан пододвинул плетёное кресло для себя и сел напротив.
— Что Ваши арши делали рядом со мной? Вы следили за мной, Князь?
— Такой тон подходит значительно больше Наследнику Шанакарта. Я не следил за Вами, я следил, чтобы Вам ничего не угрожало. Как оказалось, не зря.
— Вы знали о покушении?
— Нет. Я просто не доверял эльфам. И, находясь здесь, узнал много интересного. Например, что местные настроены против Вас, Ваше Высочество. Если эти бесстрастные создания и способны ненавидеть, то ненавидят они Вас. У Вашей милой матери оказалось довольно много самостоятельных сторонников, способных на решительные действия.
— Моя мать не настолько меня ненавидит.
Эльмирриан снисходительно улыбнулся:
— Разумеется, нет. Возможно, где-то глубоко в душе, так глубоко, что туда не проникают даже лучи солнца, она лю… привязана к тебе. Но твоя мать — старшая дочь короля эльфов. Практически вдовствующая.
Шейлирриана словно кипятком обдала новая волна гнева: подумать только, Князь изъясняется с ним, как с мальчишкой! Но если бы он поддался ей, то только доказал бы, что тот прав. Сложно было «не заметить» этого покровительственного «ты», но Принц справился.
— К чему Вы клоните, Инниар?
— К тому, что у эльфов трон наследуют и женщины. Вспомните, соседней страной, Светлой Эльей, правит королева Нарциссиэль. Кстати, мне всегда казалось, что там эльфы всё-таки приятнее.
— Этого не может быть, — покачал головой Шейлирриан.
— Чего не может быть? Того, что Светлые, чистые и добрые эльфы решат расчистить дорогу? А что, если Ваши потомки решат предъявить права на Кель? Любой разумный правитель предъявил бы после смерти Данестиана.
