Бобик бросился ему навстречу. Я сказал громко:
— Граф, а вас какие ангелы сюда занесли?
— Не те, — огрызнулся он, — что вас… От моих серой не пахнет. Мне седла не покидать?
Бобик напрыгивал и делал вид, что вот-вот стащит на землю, где граф с огромной радостью будет бросать ему далеко в лес бревнышко.
— Оставайтесь в седле, — сказал я с теплотой, — надо бы отправить вас взад, но ладно уж… Сколько с вами людей?
— Полсотни.
— Легкие?
— Другие бы не поспели, — ответил он.
— Хорошо, — сказал я. — тогда следуйте за нами. Со всем отрядом.
— А вы следуете…
— Мы следуем за Бобиком, — пояснил я.
— А-а-а, — сказал он, — как вы любите своего страшилу! Чтоб ему не было скучно, видите ли!.. Моих полсотни хватит?
— Смотря для чего, — ответил я. — Там на месте увидим. Слишком много непонятного, дорогой граф. У нас будет, так сказать, разведка боем. Одновременно с попыткой освободить пленных.
Он спросил быстро:
— Пленных? Где они?
— Если у пришельцев все пойдет, — ответил я, — как они и планируют, то через два-три часа их можно будет перехватить на обратной дороге к Маркусу. С пленными.
Он сказал очень серьезно:
— Ваше величество… Тогда нужно снять людей побольше?
— Нет, — напомнил я, — это разведка. Разведка боем. В разведку не ходят армией.
— Но если освобождать пленных…
— Они хоть и пленные, — ответил я жестко, — но идиоты. Всем было велено уходить в леса! Как же, а вдруг их добро разворуют!
— Идиоты, — согласился он, — но это наши идиоты, которых Господь вручил нам и велел о них заботиться.
— Идиотов он вручил церкви, — напомнил я. — А также нищих и блаженных. Ладно, сейчас нам не до идиотов. Возьмите с собой десяток, не больше, и следуйте за мной. А я вот с этим молодцем…
Польщенный разведчик сбегал за припрятанным за деревьями конем, и мы выехали отрядом из леса на простор, хотя это не совсем простор, на всякий случай пугливо жмемся к лесу и едем, почти задевая стременами за стену могучих деревьев.
Альбрехт послал коня рядом с моим арбогастром, я смотрел вперед, но замечал, как он поглядывает очень серьезно, хотя и отводит взгляд, когда видит, что поворачиваю голову в его сторону.
Норберт некоторое время держался впереди, я видел, как коротко и четко жестикулирует, отправляя разъезды в разные стороны, затем резко остановил коня и дождался нас.
— Все еще темно, — буркнул он, — хотя бы луна взошла.
Альбрехт заметил мрачно:
— Новолуние. Первый день.
— Да, — согласился я, — это первая неожиданность. Кто ожидал насчет ночи?
Норберт кивнул, Альбрехт проговорил задумчиво:
— Враг должен был выйти во всем блеске всей мощи при ярком свете дня. Рано утром. На рассвете. Навстречу утренней заре!
— Что и непонятно, — добавил Норберт. — Почему?
— Была идея, — напомнил я, — что так хотят застать врасплох.
Норберт промолчал, на лице несогласие, Альбрехт проговорил мрачно:
— С такой мощью?.. У меня шея затекла, весь леденею, когда смотрю в сторону этого… этой горы.
— Скоро узнаем, — пообещал я.
Кони шли в ряд, Бобик еще не понял, куда едем, потому с тяжелым топотом, словно подкованный слон, носится кругами, выбрасывая лапами, будто копытами, куски земли, явно нарочно, умеет же, гад, мчаться бесшумнее призрака, но так выказывает недоумение и старается привлечь внимание.
Норберт и Альбрехт разом насторожились, заслышав приближающийся стук конских копыт.
Я сказал успокаивающе:
— Это Джек Кривой Лук, десятник.
Норберт покосился на меня с завистью.
— Все забываю, — буркнул он, — что для вас и ночь, как день.
— Если бы, — сказал я. — Краски не вижу. Но что для мужчин краски?
Он не улыбнулся, всадник остановил коня, сказал громким шепотом:
— Гонят!
— По этой дороге? — спросил я.
Он помотал головой.
— Нет, прямо.
— На Маркус?
— Как ворона летит, — уточнил он. — Хорошо, здесь все ровное, даже оврагов по дороге ни одного.
Норберт и Альбрехт молчали, хотя вопросов у них много, вижу по лицам.
— Сколько их? — спросил я.
— Шестеро в охране, — отрапортовал он.
— А пленных?
— Сот пять наберется, — сообщил он. — Как только и успели столько нахватать… Ваше величество, мы не заметили у них никакого оружия! Но пленники их боятся. Бегут, падают, их тут же добивают…
Норберт переспросил недоверчиво:
— Что, вот так сразу?
Он кивнул.
— Да. Остальные страшатся, бегут, как овцы. Жмутся один к одному. И еще, ваше величество…
Он замялся, я сказал строго:
— Ничего не утаивай.
— Мы не заметили у них оружия, — сказал он наконец с задержкой. — Добивают голыми руками. Бегают они, ваше величество, быстрее любой собаки! И вообще…
— Что еще?
— Бьют быстро, — сказал он. — Не уследишь. Я один в отряде, кто видит в ночи, так вот как ни всматривался… Ваше величество, это колдовство?
— Скоро выясним, — ответил я. — Сэр Норберт…
Норберт ответил быстро:
— Уже присмотрел. Вы расположитесь вон там на гребне, а мы ударим из-за этого поворота.
— Хорошо, — согласился я. — Только вы тоже расположитесь со мной. И с графом Гуммельсбергом.
Норберт поморщился.
— Там я нужнее.
— В разведке? — уточнил я. — Не смешите, барон. Ваши ребята управятся. А не управятся, вы не поможете. Как и я. Освободим пленных либо легко, либо не по зубам вообще с нашими нынешними силами.
— Ваше величество?
— Самое главное, — сказал я жестко, — прикажите уходить сразу же, как только увидим возможности этих тварей.
Он переспросил:
— Отступить?
— Если те твари начнут побеждать, — пояснил я, — разведчики должны развернуть коней и гнать во весь опор прочь. Эти твари не станут преследовать.
Он спросил с сомнением:
— Разве?
— Иначе живой товар разбежится! — пояснил я.
Он коротко поклонился.
— Простите, ваше величество, не подумал. Так и сделаем.
Ночь безлунная, жаль, хорошо хоть небо не затянуто тучами. Звезды дают некий призрачный свет, глаза за пару часов притерпелись полностью, уже не только я вижу, что далеко со стороны города показалась темная масса бегущих трусцой людей.
Норберт и Альбрехт сперва услышали их хриплое дыхание, то и дело поглядывают на меня, стараясь понять по моему лицу, что я вижу.
У меня сжалось сердце, в бегущей толпе человек пятьсот, разведчик сказал точно, а из охраны… несколько мелькающих фигур по сторонам.
