Тут Керис снова скосил глаза на деда. Он постарался представить себе, как выглядел старик двадцать пять лет назад, когда он поднял Совет против Темного Волшебника. Он уже тогда носил титул архимага, хотя был молод и совсем не являл собой образец величия, каковое подобает человеку столь высокого ранга. Наверное, у него были темные волосы, думал Керис, и вряд ли тогда он был столь же молчалив и задумчив, как сейчас. Но зато от молодости в Солтерисе осталось прежнее – хитрое лукавство в глазах, которое выдавало глубокую душевную теплоту этого человека.
В воротах их встретил епископ Кимила. Керис удивился, увидев, что столь высокопоставленное духовное лицо – женщина. Глядя на нее, можно было догадаться, что красотой она никогда не отличалась. Как и предписывала Святая Церковь, женщина была коротко острижена. Одета она была в ризу серого бархата с изображением Солнца-Единого Бога на груди, которое напоминало алое кровавое пятно. Протянув для приветствия руку, женщина испытующе поглядела на обоих путешественников и сказала полувопросительно: "Здрав будь, архимаг!" Глядя через плечо епископа в распахнутые ворота, Керис размышлял, сколько послушников живет здесь. Ле сказала ему, что одновременно пять человек послушников Дома Волшебников несут тут службу – но острый глаз Кериса углядел по меньшей мере двадцать человек, проворно снующих по просторному двору. Двое Посвященных выжидательно замерли позади епископа, с подозрением оглядывая архимага и его внука. Керис поразился, какой фанатизм излучали их глаза. Церковь называла их иначе – хасу, то есть "купленные", – купленные у ада ценою крови святых и Единого Бога. Женщины-купленные именовались несколько по-иному – хасур.
– И ты будь здорова, госпожа епископ! – поклонился Солтерис. Он слегка прикоснулся к пальцам женщины своими пальцами – формальный контакт, но знак вежливости и доброжелательности.
– Ты написал в своем послании, что хотел бы встретиться с человеком по имени Антриг Виндроуз?
Они направились к Башне, и воины окружили их со всех сторон. Вообще-то все это попахивало ловушкой, западней. Это тем более логично было бы предположить, зная тайную зависть Церкви к Волшебникам, которые были единственной группой населения, не признававшей ее власти над собой, над своими душами. Особенно встревожил Кериса скрип цепей поднимаемого моста. Он оглянулся и понял, что если придется спасаться бегством отсюда, то сделать это будет трудновато; под стеной во дворе не было ни единого строения, так что о попытке бежать, забравшись на крышу и спрыгнув с нее вниз, не могло быть и речи, к тому же такие прыжки сами по себе опасны – прыгать с такой высоты – это запросто сломать себе ногу. Воин заметил еще одну деталь – высокая стена преграждала доступ ветрам, свободно гулявшим между холмов. Тут было тихо и спокойно. Вокруг сновали послушники с печальными лицами – впрочем, такие физиономии были у всех, кто только собирался стать монахом, и проходил испытательный срок, – ведь им приходилось работать и за себя, и за тех, кто этот испытательный срок уже прошел. Конечно, эти люди сами выбрали свой жизненный путь, но Керису все-таки стало жаль их, когда он представил, что всю жизнь они должны будут провести здесь, среди этих серых стен, обивая каменные плиты двора.
Епископ сделала легкий знак рукой, и главный стражник с трудом отомкнул тяжелые замки, которыми была буквально обвешана ведущая в Башню дверь. Дверь со скрипом отворилась, и из нутра Башни пахнуло могильным холодом. Керис заметил, что к внутренней стороне двери приделана какая-то металлическая пластина. В табличку, в свою очередь, был вделан свинцовый кругляш размером с имперскую золотую монету. Едва только он посмотрел на этот свинец, как на него вдруг напала жуткая тошнота, отвращение, словно крыса пробежала по его телу. Керис поспешно отвернулся, дыша, как выброшенная на берег рыба. Краем глаза он успел заметить, что дед испытывает нечто похожее.
Впрочем, Керис сразу понял, в чем дело. На двери была прибита та самая печать Бога Мертвых, которая обладала магическими свойствами привязывать к себе волшебную силу, если та оказывалась в непосредственной близости от нее. Один из стражников снял печать и куда-то унес ее – чтобы архимаг смог беспрепятственно войти в дверь. Только тут Керис понял, какой силой действительно обладает Башня Тишины. Он также знал, что нет такой силы, которая смогла бы заставить его прикоснуться к этой печати, что бы ему ни говорили и кто бы этот приказ ни отдавал.
Его собственное волшебство было не столь уж могущественным и, как подозревал Керис, еще уменьшалось. Парню казалось, что там, в сумрачном нутре Башни, он угадывает какую-то другую могущественную силу, которая только и ждет, чтобы кто-то попал в ее власть. Ему не хотелось думать, что могущественнее – сила Башни или сила его деда. Только теперь воин понял слова Солтериса, что тот хотел бы надеяться, что Антриг после семи лет пребывания в Башне не лишился рассудка.
Наконец они пошли в Башню. В конце узкого прохода находилась комнатка-закуток – для охраны. Это небольшое пространство было довольно ярко освещено коптящими факелами. Окон в Башне не было, приток свежего воздуха обеспечивала какая-то особая система вентиляции, которая, впрочем, работала не совсем хорошо. Они стали подниматься по винтовой лестнице на верх Башни. Идти приходилось очень осторожно – ступеньки тут были очень крутыми и какими-то осклизлыми. Впереди и сзади шли послушники Церкви с факелами в руках. Опираясь на всякий случай руками о стену, Керис поднял голову и увидел, сколько же на сводах лестницы накопилось копоти – видимо, ходили по этой лестнице довольно часто. А может, это были слои многих столетий.
Наконец они поднялись на самый верх. Керис заметил – та комната, к которой они шли, находилась под самой крышей Башни, и была очень маленькая, но чистая. В ней не было даже той вони, которая пропитывала комнату для охранников внизу. Парня очень удивило, что здесь было громадное количество книг. Книги были сложены на импровизированных полках, составленных из деревянных ящиков. Еще больше книг было свалено грудами в углах и возле небольшого столика, стоявшего у стены. Стол был весь завален какими-то бумагами. Среди бумаг Керис заметил замысловатую чернильницу, сломанные и целые перья для письма, увеличительные стекла, небольшой глобус, пожелтевшие свитки, две астролябии и какие-то невиданные им раньше инструменты, по-видимому, для измерения чего-то. В одном месте стайкой сбились около дюжины чашек и плошек, в которых виднелись остатки чая. На некоторых листах были написаны какие-то мудреные математические формулы, начерчены разнообразные геометрические фигуры. Там же были рисунки – кленовый лист, кость, епископ, звезды на небе, подсвечник, заляпанный застывшим воском от сгоревших свечей.
