Илдиз Тагур вошел в коридор второго этажа, который указал ему Ричард. В самом конце оказался чернеющий проход – невысокая арка, ведущая куда-то в глубь дома.
Старик начал аккуратно проверять двери, выходящие в коридор – все заперты. Стоп! Последняя вдруг поддалась, открывая еще одну комнату, судя по всему, спальню. Туда-то и направился бывший трактирщик «Кинжала и монеты».
Лишь только он вошел в комнату, как послышался звон механизмов, и дверь за его спиной тут же закрылась. Старик дернул ручку – тщетно, не поддается. Перед ним было огромное зеркало размером во всю стену. Илдиз даже вздрогнул, когда его отражение исчезло, а стекло стало прозрачным. Через это одностороннее окно бывшему трактирщику «Кинжала и монеты» было отчетливо видно, как из тьмы коридора из-под арки вышли несколько человек и направились к лестничной площадке.
– Сир! – что есть мочи закричал он. – Это ловушка! Берегитесь, сир!
Старик тут же понял, что его крика не слышит никто, кроме него самого, – комната была звуконепроницаемой...
* * *
Ричард Анекто тем временем собирался подготовить последнюю деталь плана – установить напротив лестницы самовзводный арбалет, который должен был поразить любого, кто надумает спуститься. Но он не успел этого сделать.
– Так-так, – раздался вдруг грозный голос.
Множество свечей, расставленных в серебряных подсвечниках по всей гостиной, огромный канделябр под потолком и камин вспыхнули вдруг так неожиданно, что Ричард застыл посреди комнаты. Если бы не «свеча мертвеца» и привыкшие к свету глаза, он на несколько мгновений потерял бы способность что-либо видеть вокруг себя.
– Кто же здесь у нас?! Дик, мой дорогой братец! – Рейне Анекто раскрыл руки для деланого объятия.
Положение Ричарда было не из лучших, точнее, оно было крайне плохим. Он стоял в самом центре гостиной, а вокруг него застыли несколько убийц с направленными в его лицо короткими самострелами; у некоторых были обнажены клинки. Конечно же, это и были знаменитые «Девять Вольных» – телохранители брата. Само собой, каждый из них не прожил бы и двух минут в поединке с Ричардом один на один, но вдевятером против него одного, при том что он на прицеле, и достать оружие не представляется возможным... У него было очень мало шансов.
Хозяин особняка не мог скрыть самодовольной усмешки. И хоть за окном уже светало, он был одет так, будто и вовсе не ложился. В руке он сжимал большое красное яблоко, сочное и с нежнейшей кожицей. Алый цвет яблока был гуще цвета крови, блики свечей плясали на его боках так, что казалось, оно перетекает само в себя. Кожица с виду напоминала мягчайшую ткань, еще более легкую, чем атлас, еще более гладкую, чем бархат, и более нежную, чем шелк. Этот фрукт выглядел столь соблазнительно, что на миг Ричард забыл обо всем на свете, кроме него. У младшего брата Ночного Короля даже слюнки потекли, и больше всего сейчас он желал впиться зубами в этот прекрасный плод, высосать весь сок, насладиться каждым кусочком мякоти. Оно такое прекрасное, это яблоко, такое манящее, оно будто зовет его и... и... Ричард сжал зубы и проглотил комок в горле. С большим трудом он заставил себя отвести взгляд от подозрительного фрукта – глупец, чуть было не попался на одну из самых коварных уловок Рейне. Но это были всего лишь чары. Магия, которой не по силам создать преграду для ненависти, бурлящей, пылающей и выжигающей все изнутри. Этому колдовству удается лишь прикрыть гнилую сердцевину яблока, яд, застывший в его порах, червей, которые там копошатся, и запах плесени. На самом деле этот плод – точная копия сущности своего хозяина. Как и Рейне, с виду оно красиво, облик и обаяние ни с чем не сравнимы, но привлекательная оболочка скрывает лишь порчу.
– Как поживаешь, Дик? – поинтересовался Рейне. – Как здоровье?
Ричард едва сдержался, чтобы не наброситься на брата и не вцепиться ему в горло. Хранн Великий, как же он его ненавидел! И годы разлуки лишь выдержали его чувство по отношению к Рейне, словно вино.
– Почему бы тебе просто не кончить меня по-быстрому? – бросил в ответ Ричард.
– «Кончить» – как грубо. Почему бы мне не поговорить по душам с родным братом, которого я не видел пятнадцать лет?
«Если сам тянет время, то ждет чего-то, – догадался незваный гость. – Значит, не все идет по плану, чего-то не хватает...»
– Я смотрю, не изменяешь своим привычкам? – усмехнулся Ричард, включаясь в игру. – Все так же любишь держать при себе отравленное яблоко и угощать им друзей?
Ничтожество. Даже яблоко свое он держит при себе уже по привычке. Ушла та молодая горячность, жажда риска, возбуждение от ощущения хождения по волосу. Многое изменилось... Изменился и сам Рейне. Когда-то он был ловким, сильным, быстрым, и все это подогревалось страстной душой, не дававшей ему ни минуты покоя. Теперь же он напоминал тех ленивых вельмож, которые сиднем сидят в кресле, окружив себя телохранителями и слугами. Он утратил нечто... нечто, чего все никак не хватится. Он утратил свое былое. То, кем он теперь стал, навсегда изжило то, кем он был когда-то...
– Все так же, – не стал спорить Рейне. – Знаешь ли, мне сразу же доложили, что мой милый братец Дик жив, когда ты раскрылся на том Коронном Совете. Шут, значит? Забавно... Почему же ты сразу не заглянул в гости? Я, знаешь ли, так беспокоился за тебя, мой легкомысленный младший брат. Ушел погулять и не вернулся домой к обеду... Как нехорошо...
– Беспокоился? Это после того, как убил Мари? Или после того, как твои люди сбросили меня со скалы в пропасть?
Рейне слушал обвинения с легкой улыбкой, словно наслаждаясь далекими и очень приятными воспоминаниями.
– А ты знаешь, мой глупый братишка, что твоя милая и смышленая Мари, которая совала нос не в свои дела, до сих пор жива и невредима?
Ричард вздрогнул, но в следующий момент огромным усилием заставил себя спокойно взглянуть в лицо Рейне и даже изобразил ехидную усмешку. Сколько раз он сам применял подобный прием, чтобы заставить противника выйти из себя, совершить какую-то глупость. Известная уловка.
– Не нужно, Рейне, – только и сказал младший брат. – Этим меня не возьмешь.
– Я не пытаюсь тебя «сломать», мой дорогой Дик, – яростный блеск появился в глазах Ночного Короля. – Твоя ненаглядная девчонка с того самого дня, праздника Всех Святых шестьсот тридцать седьмого года, является почетной гостьей в моей личной тюрьме. Ты знаешь, мой дорогой, что на ней я опробовал не одного из своих людей. Даже уличные девки не видали такого.
– Я тебе не верю, Рейне. – Ричард все так же улыбался – он ждал этих слов, ожидал оскорблений ее памяти. – Ты говоришь, пятнадцать лет она томилась в твоей камере, ты ее истязал, пытал, насиловал... Но я видел ее мертвое тело, тогда, в день Всех Святых, на площади Тысячи Висельников с двумя звездочками в груди.
