— Часто плачешь? — поинтересовалась докторша.
— Не, не очень. Мама довела причитаниями.
— Зачем худеть удумала? В дверь не влезала?
— Ничего не удумала… — заговорила было Лена, но задумалась. Сказать правду — не поверят, в психушку упекут. А за анорексию? Кругом засада. — Ну… немножко удумала. Толстой себя считала, дура, а во мне всего-то семьдесят пять было при росте сто шестьдесят пять. Считала калории, уменьшала, а потом аппетит пропал. Совсем пропал. Вот ни граммуленьки есть не хотелось. Детям и мужу скрепя сердце готовила и изображала, что сама ем.
— А после в туалет и пальцы в рот? — уточнила Анна Олеговна.
— Не, я забирала свою тарелку и в комнату уходила, а там в окно, воробьям.
— И не заподозрили? Видели же, как сохнешь. Муж особенно. Мать.
— С мужем не спала — ссоры разыгрывала, и всегда одетая ходила. Подкладывала там-сям. А потом зашла в гости, а там запах борща, густой такой, противный донельзя, ка-а-к в нос шибанет! Очнулась здесь. Вот и все. А! Знаете, у меня теперь аппетит проснулся. Слона бы съела, честное слово!
— Серьезно? — переспросила врачиха, не скрывая иронию.
— Век воли не видать, — побожилась Лена. На ее счастье тут же распахнулась дверь и в палату въехала тележка с обедом. Как подглядывала.
— Сейчас и покажешь, как слона поглощать будешь, — усмехнулась психиатр. Но сомнения в заочно поставленный диагноз все-таки закрались.
Встала, убрала табурет, освободив место тележке.
Санитарка, сама аппетитная, как запахи, которые доносились из-под больших пластиковых колпаков, скрывавших тарелки, ловко, с помощью пульта, привела кровать в сидячее положение и спросила участливо:
— Тебя покормить, девонька, или сама?
— Сама попробую. Но когда устану, то Вы. Ладно? Кишки будто на кулак намотали, так жрать охота… ой, слюной захлебнусь. — Приговаривала, пока санитарка ставила на колени специальный столик и накрывала его тарелками. К сожалению, только двумя. С парящим бульоном с куриным запахом и неопределенной массой, в которой с трудом угадывался мелко прокрученный фарш, перемешанный с манной кашей. Хлеба не дали.
— Диета у тебя, девонька, — с сожалением пояснила санитарка. — Ничего твердого пока нельзя — живот не примет… ох и довела ж ты себя! Держи, — выдала, наконец, алюминиевую ложку.
Бульон потек блаженным нектаром. Вкуснотища! Рука осилила почти всю тарелку, а аппетит лишь раззадорился.
— Теперь Вы, — тяжело выдохнула уставшая Лена. На лбу выступили бисеринки пота. Санитарка привычно-ловко продолжила кормление, полотенцем убирая потеки на подбородке.
«Точь-в-точь ребенок», — весело подумала про себя Лена. — «Восемнадцать месяцев от роду».
— Богатая, а истязаешь себя, как… зачем дурью маялась? — сетовала кормилица, кормя.
— Я не богатая, — поправила Лена, проглотив очередную ложку каши.
— Ага, не богатая, щас! В отдельной палате лежишь, я тебя персонально кормлю, к другим больным не спешу. Потому как одна ты у меня. А еще подтираю, памперсы меняю, умываю, перестилаю… либо с родителями тебе повезло, если не сама платишь. Все это денежек стоит немалых…
— Лена, — раздался вдруг голос забытой врачихи. — Тебя скорая с адреса забрала, а вызвала ее Окладникова Н. А. Это, случаем, не Надежда Александровна из Администрации?
«О! У шлюхи фамилия, оказывается, Окладникова», — испытала к рабыне что-то вроде благодарности. Хотя она, сучка, во всем виновата. Худеть вздумала! Ишь, блин! О собственном приказе Лена предпочла не думать. Хотя помнила, разумеется.
— Ага, она.
— То-то смотрю адрес интересный. Вы с ней знакомы?
— Так, мельком. Она приходила ко мне с проверкой. У меня все хорошо оказалось, придраться не к чему. Разговорились. Тема зашла за похудение. Время прошло, я забыть забыла, а тут она звонит. К себе зачем-то позвала…
— Вы не родственники? — уточнила Анна Олеговна.
— Ну-у, — натурально замялась Лена. — Надежда Александровна женщина суровая…
— Ладно, какая мне разница, — отмахнулась врачиха. — Наелась? — спросила, когда санитарка принялась убирать посуду.
— Еще бы три раза столько! И компот.
— Сама подержишь, деточка? — поинтересовалась кормилица, протягивая стакан с компотом, из которого торчала трубочка. Обычная трубка для коктейля, заранее согнутая.
— Да уж постараюсь, — оживилась Лена и двумя руками это ей удалось.
— Отсутствием аппетита ты не страдаешь, — подтвердила психиатр. — Но пообщаемся еще полчаса минимум.
— Зачем? — взмолилась Лена. — у меня глазки слипаются. Опустите лучше кровать. Пожа-а-луйста, — закончила сладким демонстративным зевком.
— Сначала поговорим, — безапелляционно заявила докторша. И стала засыпать больную женщину вопросами, требуя непременно точного ответа, все всегда уточняя и уточняя.
Наконец, глянув в свой телефон, заключила.
— Рвать так и не потянуло… у тебя вообще все странно, включая анализы. До свиданья.
Подошла к кровати, опустила верх и зацокала каблуками туфель к выходу. В дверях обернулась, намереваясь что-то добавить, но промолчала. Пациентка сладко спала на боку. Губки умильно вытянулись и еле слышно трепетали при выдохе… лишь пузырей, как у грудничков, для полного счастья не хватало.
Психиатр к Лене больше не приходила и в психушку не упекли. Попытались, было, вынудить подписать согласие на добровольную госпитализацию в областной дурдом, но Лена была тверда. На недобровольный перевод, видимо, не решились. Пациентка семимильными шагами шла на поправку и через неделю после выхода из комы ее выписали с весом пятьдесят два килограмма. Самое то, как мама советует. Выглядела она стройной, фигуристой, красивой, молодой. Пломбы из двух зубов, которые без вскрытия канала, поверхностные были, выпали и заменились здоровой костью. Кожа лучилась здоровьем, морщины разгладились, выглядеть Лена стала лет на двадцать пять. Девушка, ау! Гладя в зеркало, оценивая свою голую внешность, Лена глазам не верила. По сто раз зажмуривалась, но наваждение не спадала. Давила в себе радость как могла, чтобы не сглазить, но всякий раз в санузле, где висело ростовое зеркало, ликовала от счастья. Счастье ее, пожалуй, только с детским восторгом сравнить можно. С тем, который возникает от нежданно-желанного подарка, о котором в самых сладких снах вспоминать опасаешься.
Айфон совершенно случайно нашелся под подушкой. Персональная санитарка с виноватым видом пришла к Лене и заявила, что в ее вещах телефон не найден. Лена, к тому времени уже нащупавшая свое богатство, успокоила ее.
Обзвонила всех. Всех отговорила приходить к ней, включая детей сестру маму и мужа. Чтобы пялились на ноги — спички? Ни в жизнь. Рабыне звонить не стала. Успеет еще. И так ясно, кто ее комфортное положение оплатил. Та тоже общаться не спешила. Но накануне выписки Лена скинула ей размеры, понимая, что старые шмотки попросту спадут или будут болтаться мешковиной, и указала по скромному: нижнее белье, колготки, джинсы, футболка, кофточка, куртка — за бортом успело похолодать. Надежда Александровна явилась часов через пять, сразу после ужина.
— Здравствуйте, Госпожа! — заявила с порога. Не слушая разрешения, вошла в палату и водрузила на тумбочку два огромных картонных пакета без надписи.
Выглядела она великолепно. Строгая юбке чуть ниже колен и жакет от итальянских производителей, деловая прическа, мягкий макияж, но главное — возраст. В симпатичной уверенной в себе женщине лет около сорока невозможно было узнать злую обрюзглую тетку далеко за полтинник. Не худая и не толстая, чуть полнее, чем принято называть «стройная». Почти идеальную для ее видимого возраста фигуру немного портили непропорционально крупные груди, но это дело вкуса. Тем более, что увеличенный бюст виртуозно скрывался в специально продуманном для таких размеров жакете.
Черты лица безусловно ее, рабыни. Оно оказалось действительно округлым, славянским, с выраженными скулами и мягкой челюстью. Наплывы жира сейчас его не портили. Двойной подбородок исчез бесследно, словно его не бывало. Крупные мимические морщины только угадывались, мелких не было вовсе.
