Сложно придумать слова, способные так сильно задеть Раммана за живое, но у милой матушки они всегда находились в самый неподходящий момент. И пока граф глубоко вдыхал и выдыхал, восстанавливая внутреннее равновесие, служанка уложила Джонины косы в прическу, достойную визита к будущей невестке. Пять минут ушло на выбор между рубиновой диадемой и простыми атласными лентами. Шурианка решила, что не должна затмевать собой юную особу. Нездоровье, как известно, не красит никого.
– Мама!
– Какой ты взрослый, мой дорогой, – нежно, но твердо проворковала Джона. – Я все никак не могу привыкнуть к мысли, что ты женишься.
Когда-то давным-давно незабвенный лорд Джафит наставлял янамарскую наследницу – дикарку восемнадцати лет от роду:
«Милое мое дитя, то, что ты считаешь искренностью и непосредственностью, есть вопиющая невоспитанность и полное отсутствие манер. Ты – смешна, ты – нелепа, и ты – неотесана, словно крестьянка. Да, ты не ковыряешься пальцем в носу и умеешь пользоваться столовыми приборами... Допустим, умеешь. Но ты все время кричишь, кривляешься, гримасничаешь. Никто не научил тебя держать в узде чувства, никто не объяснил, как следует вести себя дворянке с твоей родословной. И не нужно реветь! Я все исправлю, обещаю». Так и случилось, и потребовалось всего лишь девять недель, чтобы столь опытный «садовник», каким был императорский сводник, превратил заброшенный пустырь воспитания своей подопечной в ухоженный сад светских манер. Он вообще любил сравнивать свою работу с садоводством.
«Яблоня-дичок растет, как придется, и не требует ни ухода, ни полива, но и дает она крошечные кислые плоды. Окультуренное дерево нуждается в заботе, его прививают, его подрезают, его удобряют, зато и собирают урожай сладких крупных яблок», – повторял лорд Джафит.
«И какие же плоды вы ждете получить от меня?» – мрачно вопрошала Джона, глядя на воспитателя исподлобья.
«Твои сладкие речи и изысканные манеры, которыми ты очаруешь своего будущего супруга, детка».
Что ж, Джойана Алэйя очаровала и Бранда, и Аластара, каждого по-разному. Доказательством стал Рамман. И он тоже не мог сопротивляться аристократическому воспитанию матери, чьим смыслом и целью было получить желаемое, сохраняя достоинство.
– Поехали к твоей Илуфэр, глупенький мой волчонок. Я лишь познакомлюсь, благословлю ваш союз и...
– И?
– И со спокойной совестью займусь нашей доблестной и стремительной эрной Кэдвен.
– Но доктор Сид настаивал на полном карантине.
Рамман все еще надеялся удержать Джону от необдуманных поступков.
– Не думаю, что Вилдайр Эмрис одобрил бы твое поведение.
– Его здесь нет, – фыркнула легкомысленная шуриа.
И граф Янамари, человек серьезный и рассудительный, не выдержал.
– Мама, хоть раз остановись и подумай над тем, что делаешь. Проклятья уже нет, ты обязательно проснешься следующим утром в бодрости и здравии, тебе не нужен риск, чтобы питать твою донджету. Тебе не обязательно играть с огнем, чтобы жить.
Право слово, он успел отвыкнуть от шурианских выходок мамочки, от ее детской непоседливости.
Рамман совершенно запамятовал, как Джойана Алэйя умеет гневаться. И переворачивать все с ног на голову. И бить по самому больному месту без всякой жалости.
– Я нарушила все обещания, данные Вилдайру, и приехала в Янамари к тебе, к твоей невесте, и вместо долгожданного праздника получила непонятные отговорки, кислые лица и проклятия в спину.
Вот так! Словами наотмашь, как это умеют только шуриа.
– Но, мама! Илуфэр больна!
– Даже если она при смерти, я все равно хочу ее видеть. Точка!
Даже снег скрипел под ее каблучками зло и ожесточенно.
Метель закончилась, но дорогу укатать еще как следует не успели, оттого до усадьбы-лечебницы доктора Сида ехали медленнее, чем обычно.
«Скоро Ночь Великих Духов, – думала Джона. – Когда на зов явятся Элишва и Бранд, что я скажу им?» Ей было тревожно без всякой видимой причины. Тревожно, неуютно и тоскливо. В самый тяжелый год, в год, когда умер Бранд Никэйн, ей не приснилось столько кошмаров, как в последние ночи. Напасть какая-то!
А Рамман думал о бледной глазастой девушке, стоящей по ту строну оконного стекла, до половины затканного морозными узорами. Они могли по нескольку часов общаться знаками, с помощью улыбок, пальцев, воздушных поцелуев. В последний раз Рамман слепил для невесты из снега лошадку – толстенькую и неуклюжую.
«Я подарю тебе такую же, но настоящую – белоснежную. Только выздоравливай», – написал он в записке. Илуфэр прочитала и радостно закивала. И впервые за последнюю неделю ее щечки порозовели. Все-таки, несмотря ни на что, это была самая счастливая зима в жизни графа Янамари.
В дороге их нагнал гонец из Дэйнла.
– Ваша светлость, по неотложному делу!
По его словам, горожане пребывали в крайнем недовольстве начавшимся рекрутским набором и повышением цен на муку.
«Проклятый Эск! Неймется ему!» – вскипел раздражением Рамман. Сколь угодно ловкий канатоходец выдохнется, расхаживая столько лет туда-сюда над пропастью, лавируя между лояльностью сюзерену-отцу и законным недовольством им же. Двадцать лет Янамари практически не ведает, что такое по-настоящему твердая Эскова властная десница. И соответственно, не ценит усилий графа, будто все так, как и должно быть.
Теперь вот решили, если пожаловала Джойана, которая полюбовница сразу двух князей, то и рекрутского набора не будет. Как же! Держите карман шире! Аластар спит и видит, как бы заставить Джону вернуться в Амалер.
– Может быть, перенесем встречу с Илуфэр? – спросил Рамман уже из седла.
Гонец догадался прихватить с собой запасную лошадь. Значит, дела в Дэйнле серьезные, требующие срочного вмешательства.
– Не волнуйся, милый, – мурлыкнула шуриа. – Я постараюсь не быть навязчивой.
В подарок будущей невестке она везла жемчужное ожерелье. Жемчуг входил в моду по всему континенту, отчего же будущей графине Янамари не блеснуть в обществе роскошным украшением?
Гладкие, идеальной формы горошинки в бархатном мешочке только и ждали своего звездного часа.
«Ей понравится подарок. И я тоже постараюсь приглянуться девушке из Фирсвита. Вряд ли она хоть раз видела шуриа своими глазами. У меня получится», – настраивалась Джона на скорую встречу.
Когда-то она сумела очаровать двор императора Атэлмара Седьмого, и с тех пор многое изменилось в лучшую сторону. Например, Джойана стала дипломатичнее и терпимее. И умнее.
Карета въехала в распахнутые ворота и покатила прямиком к парадному входу.
«А неплохо устроился этот доктор Сид».
Усадьба когда-то принадлежала семейству Райнов – почти чистокровных ролфи, с которым отец Джоны водил дружбу. Они разорились и продали дом задолго до смерти Элишвы. Так он и переходил из рук в руки, пока не очутился у беглеца из Синтафа.
