«Мрачновато, но стильно», – так, кажется, говаривала мать, смешно копируя столичный акцент. Ничего с тех пор не изменилось. Летом, должно быть, дом выглядел веселее, со стенами, увитыми диким виноградом и хмелем. Зимой же черные стволы на фоне серого камня смотрелись жутковато.
– Чего вам тут надобно, милостивая государыня? – спросил слуга в перепачканном углем фартуке.
– Я – будущая родственница госпожи Омид, любезнейший. Приехала навестить девочку.
Истопник нахмурился.
– Карантин у нее.
И дернул подбородком куда-то в сторону. Джона проследила направление. И – точно. Под одним из окон красовалась снеговая лошадка. Точь-в-точь такая же, какую они с Брандом лепили под окнами детской в Янамари-Тай. Рамман болел скарлатиной, и они хотели сделать сыну сюрприз. Смеялись, бросались снежками, валялись в сугробах и бесстыдно целовались.
Все повторяется, и ничего никуда не девается. Теперь вот Рамман лепит снеговые фигурки для возлюбленной, а потом станет так же веселить их с Илуфэр детей.
Счастливо улыбаясь своим мыслям, Джона подошла ближе, погладила лошадку по выгнутой спинке. Если вставить два уголька вместо глазок, то получится еще лучше...
Обернулась медленно-медленно, чувствуя затылком чужой взгляд, обернулась и остолбенела.
Из окна на нее смотрела мертвячка... Северянка с мертвой душой!
Те, кого позвали за собой Маар-Кейл в темноту, полную ветра и летящего снега, не думают. Ни о чем. Черные гончие богов не ведают ни любви, ни страха, им ни к чему сомнения, и размышления им чужды. Только охота, только вечный бег по горячему следу – сквозь ночь, пронзая время, не считаясь с расстоянием. Для Маар-Кейл что три лайга, что триста – всего лишь один бесконечный миг их призрачной жизни. Бежать, лететь, гнать добычу, не касаясь земли, легкими прыжками с одного крыла ветра на другое...
Люди так не могут. Даже ролфи.
Но тот, кто пошел на зов Маар-Кейл, уже не вполне человек.
«Ты ведь уже бежала с нами однажды, Верная. Поспеши!»
Вожак – нетерпение и азарт, воплощенное в узком хищном теле, шкура чернее самой темной ночи, алые глаза светят сквозь метель что твои фонари – легко трусил вровень с санями. Лошади тоже могут видеть Маар-Кейл, если те того пожелают. Верно, никогда в жизни несчастные кони так не мчались, подгоняемые потусторонним воем лунных гончих.
– Я спешу... – отвечала Грэйн, не понимая, что говорит вслух. – Но я же всего лишь человек, мне не угнаться за ветром. Мне не успеть...
«Мы поможем. Мы подгоняем. Мы спешим!»
Его звали Счастливый Ветер, этого Маар-Кейл, а сестра его Северный Свет лишь на полшага отставала от брата, ухмыляясь и ловя снежинки на бегу жадной пастью.
«Сбрось эту шкуру, Верная, беги с нами! Пой с нами!»
Они действительно пели, и пронзительный хор их голосов звучал громче свиста ветра и храпенья испуганных коней. Но черных псов Ночной Охоты слышала только Грэйн – и лошади. Ролфийка даже не заметила, как начала подпевать, и уж тем паче не обратила внимания на то, как вжал голову в плечи закоченевший возчик.
Граф Рамман настоял, чтобы она взяла не только сани – небольшую кибитку с кожаным верхом, в которой и в одиночку-то тесно, – запряженные четверкой рослых янамарских упряжных, мохнатых, будто медведи, но и графского кучера – полукровку, глухого к голосам богинь. Торжествующую зимнюю песню Маар-Кейл янамарец слышать, конечно, не мог, зато хриплый вой своей пассажирки...
Грэйн было все равно. Даже когда на первой же станции, где она позволила остановиться для смены лошадей, возчик попросту сбежал, ролфийка лишь дернула плечом и, глядя сквозь смотрителя, глухо скомандовала: «Лошадей!..» И уж неведомо, что возымело больший эффект – полновесные оули или рукоять торчавшего из-за отворота шинели пистолета – но нашлись не только свежие кони, но даже смельчак, согласный везти спятившую зубастую бабу сквозь буран. Новый возчик, правда, выпил для храбрости, однако с облучка не падал, а послушав, как подвывает в унисон с метелью ролфийка, и вовсе протрезвел.
«Спеши, Верная! Ночь не будет ждать вечно...»
– Госпожа Пламени, – шептала Грэйн, – я спешу, ты видишь, что я спешу... Но ты не сказала зачем...
«Узнаешь!– Локка, невидимая за снежной пеленой, смеялась клекочущим отрывистым смехом. –Тебе понравится мой сюрприз, Верная! Поверь мне на слово – за тобой теперь должок, но ты будешь только рада его отдать!»
Эрна Кэдвен верила – а что ей оставалось? Воля богини, подкрепленная ободряющим лаем своры Маар-Кейл, – это объяснение, которое удовлетворит даже Священного Князя. Как приказ Вилдайра Эмриса превыше плана братца Удэйна и его единомышленников, так и желание Локки на время отменяет необходимость неотступно стеречь Джойану...
«Не думай о причинах, Верная, – подслушав ее мысли, усмехнулась Огненная Луна. –Тебе ни к чему размышления, и сомнения твои – тоже лишние. Иди за Маар-Кейл, и ты все поймешь сама».
И тут Грэйн показалось, что она поняла.
– Сыновья? – прошептала она так тихо, что ее слов не расслышали даже снежинки, тающие на губах женщины. – Мои сыновья? Локка! Отвечай!
Но Золотая Луна услышала и ответила:
«А о дочери ты не вспомнишь, волчица?»
– Дочь?
«Ты едва не сказала – «какая дочь?»– Смех Локки стал злобным. –Ты уже забыла о ней. О Грэйн, ведаешь ли ты сама, насколько ты мне дорога?»
– Она всего лишь женщина, – упрямо мотнула головой эрна Кэдвен. – Что мне... что Тебе до нее? Отвечай мне, Мать пламени и битв, причина – мои сыновья?!
Заледеневшая шуба на спине возчика смерзлась бугром, и когда парень сгорбился сильнее, наледь пошла трещинками. Лошади несли, подгоняемые сворой Маар-Кейл, и янамарец вслух молился, чтобы не выпустить вожжи.
«Нет, – после бесконечного молчания отозвалась Локка. –У твоих детей свои пути, а эта дорога – только между тобой и Мной, ролфи. Ты – чаша для моего огня, Верная, но к чему Мне чаша, которую нечем наполнить? Иди, не дай погаснуть Моему огню».
И Грэйн взвыла, почуяв ледяные когти страха, вонзившиеся ей в живот:
– Джэйфф!..
Все верно, все так! Он в Идбере... или в Эббо... и Локка не стала бы посылать Маар-Кейл, только чтобы устроить своей посвященной свидание!
«Ты успеешь, – хрипло каркнула богиня. –Ты успеешь, ролфи. Иди и убей всех, кто встанет на твоем пути».
– Да-а... – выдохнула ролфи. – Непременно. Если такова Твоя воля, госпожа. И моя воля тоже.
– Сто-ой!.. – протяжно кричал возчик, изо всех сил натягивая вожжи. – Сто-ой!..
