— Не буду, муженек, — ее улыбка стала теплее, в ней появилось что-то от веселья. Вот только было достаточно одного взгляда на женщину, чтобы понять: кому-кому, а врагам будет не до веселья.
— Может, — оглядев их, хмыкнул Лот, — нам еще кого-нибудь позвать? — он явно пытался пошутить. — Ну, там, змея или василиска, — однако его шутку не поняли.
— С василиском мне не договориться, — вполне серьезно заговорил домовой. — Эти мелкие твари служат повелителю дня. Со змеем проще. Все-таки, он слуга владыки ночи, а наши хозяева с ним дружат.
— И ведьма намедни просто-таки горела желанием помочь, — подхватила кикимора. Ее глаза радостно блеснули. Судя по всему, идея со змеем пришлась ей весьма по душе. — Веселье будет — блеск!
Однако Аль решительно качнул головой:
— Нет. Нам не нужна помощь от повелителя ночи и его слуг!
И голос юноши при этом звучал так твердо, что ни люди, ни духи не стали с ним спорить, лишь пожали плечами, дескать — "Как хочешь. Хотя, так было бы проще".
— У тебя есть план? — Лот повернулся к приятелю, который едва заметно кивнул, затем качнул головой в сторону домового и кикиморы, ясно давая понять: "Если они согласятся помочь…"
— Скажите, — он повернулся к вечерним духам, — в городских домах живут подобные вам?
Те, переглянувшись, расхохотались:
— Ну конечно! Или ты думаешь, что наши творцы создали каждой твари по паре и на этом остановились?
— Ваши творцы?
— Боги вечера.
— Но разве вы не такие же порождения Матушки земли, как и мы? — не в силах скрыть удивления тем, что было выше ее понимания, воскликнула Карина.
— Нет, хозяюшка, — улыбнулась ей Кира. — Мы — дети чудотворства.
— Но…
— Давайте об этом позже, — прервал девушку Аль. — У нас мало времени, — он словно извинялся, хотя и не чувствовал за собой особой вины. Просто Карина все больше и больше ему нравилась.
"Красивая, — украдкой поглядывая на нее, думал он, — и смелая…" — ему бы хотелось, чтобы кто-то, подобный ей, влюбился в него столь же сильно, как Карина в брата.
Но уже через мгновение он загнал свои чувства поглубже в душу, заставляя себя вернуться к разговору с вечерними духами.
— Вы враждуете или живете в мире?
— Со своими сородичами? — те вновь переглянулись. — Какой мир? Да мы друг с другом жить в мире не можем! И вообще мы не живем. Если ты забыл, мы — нежить! Но почему ты спрашиваешь?
— От того, враждуете вы или нет, зависит, как нам действовать дальше.
— Ты можешь предложить способ заручиться их поддержкой даже если они не пожелают нам ее оказать? — хихикнула кикимора. Ей явно понравился ход его мыслей.
— Хорошенько их разозлить.
— И чего мы этим добьемся? — домовой с сомнением почесал затылок. — Отдолбасят они нас знатно, надолго запомнится. А в остальном…
— Кого — нас? Людей или духов
— Ну… — мужик чуть наклонил голову. — Вообще-то, никому не придет в голову, что столь непохожие создания могут объединиться… — в его взгляде, обращенном на юношу, начал просыпаться интерес. — И если вы с приятелем настропалите против людей домовых, то всем жителям города мало не покажется.
— Особенно тех, на кого укажете вы.
— Занятная идея, — домовой с кикиморой переглянулись. — Так и поступим. Только вы не очень увлекайтесь, чтобы до смертоубийства дело не дошло.
— Значит, вы враги?
— Нет, — небрежно махнул рукой Дормидонт. — Мы — создания мирные.
— Просто шкодливые не в меру, — хмыкнул Лот. — Только и мечтаете подложить ближнему свинью.
— А еще мы жутко обидчивые, — взглянула на него недобрым глазом Кира, однако затем вдруг улыбнулась: — Но слишком уж мне понравилась идея твоего друга: так и поступим. И вам поможем, и развлечемся от души.
— Значит, в путь? — спросил Аль-ми.
— И поскорее! — Карина заторопилась к выходу.
Никто возражать не стал и маленькая группка вышла из трактира. Едва домовой с кикиморой переступили через порог, дом, состарившись в краткий миг, весь перекосился, поблек. Окна взглянули на мир пустыми глазницами оголенного ветрами и временем черепа.
Девушка в страхе сжалась, вновь начав шептать молитвы-обереги. Ее руки задрожали, когда она представила, что ей предстоит всю жизнь прожить в этом жутком месте.
— Не бойся, хозяйка, — перехватив ее взгляд, поспешил успокоить Карину домовой. — Настоящий трактир был досель, а это так, вет-навет. Пугало огородное, чтобы воронье не налетело в отсутствии хозяев. А то больно много в мире охочих до чужого добра.
Девушка поежилась — страшно человеку рядом с духами. Если что и успокаивало ее, так это воспоминание о недавних словах духах трактира — о том, что их сородичи живут и в городских домах. Может быть, даже во всех из них. Значит, и в доме ее родителей. Выходило, что она всегда жила по соседству с нежитью, просто не подозревала об этом.
Перед трактиром стояла небольшая повозка — так, ничего особенного, деревянная, неглубокая, без резьбы по краям и вообще особых изысков. Другое дело — лошадка. Невысокая, она скорее походила на низкорослых коней голых северных степей, чем могучих великанов плодородных южных полей и лугов. Впрочем, в ней не было и тяжеловесности первых. Это действительно было дитя духа ветра — легкая, подвижная.
Домовой и кикимора поспешно влезли в повозку, махнули рукам медлившим людям:
— Поторапливайтесь!
— Ей не потянуть пятерых, — с сомнением глядя на нежное воздушное создание, качнул головой Лот. Он был настолько восхищен удивительным животным, что не мог допустить того, чтобы, осознанно или случайно, ему был причинен вред.
Домовой рассмеялся:
— В ней сила ветра! Ей ничто не стоит и трактир с места передвинуть! Так что не сомневайтесь!
— Ну, тогда ладно.
— Подождите, — вдруг, словно опомнившись, вскинулся Ал, бросил удивленный взгляд на домового и кикимору. — Но мне казалось… Я читал, что нежить может выходить под небосвод лишь ночью, что солнечные лучи гибельны для подобных вам.
— О нет! — Карина, сорвавшись с места, бросилась к кикиморе.
— Ты что это? — ошалело взглянула на нее женщина, уворачиваясь от норовившей закрыть ее собой девушки.
— Свет же убьет тебя!
— Да ну! Солнце не смертельно даже для ночных. Полуденное, конечно, обжечь может. Особенно глаза. Но не закатное. Закатное — наш друг, наша заря, наша мечта… Однако, спасибо за заботу, хозяйка, — она взглянула на нее с восхищением и искренней благодарностью и, наверное, впервые за все время, что люди видели ее, на тонкие губы кикиморы легла не усмешка, а добрая, открытая улыбка.