Если нет инфекции, заживет быстро, хотя шрам все же останется. Полома будет с гордостью показывать его внукам.
– В счастливый день моей встречи с госпожой Алвей из Хамилая, – нараспев произнес Мэддин, – на меня набросился десяток злобных великанов, вооруженных секирами…
– Прекрати! – резко оборвала его Алвей. – Если бы не он, я бы погибла – вместе с твоим будущим ребенком.
– Я говорю об этом с юмором, потому что мне страшно представить себе, что могло произойти, не подоспей Полома на помощь…
Девушка глубоко вздохнула.
– Да, я знаю. – Она устало закрыла глаза и потерла виски. – Неужели на этом все закончится? Или Юнара попытается еще раз исполнить задуманное?
– Смотря какие сведения удастся получить от нашего пленника, – ответил Мэддин.
– Думаешь, он что-нибудь скажет?
– Скажет, – с мрачной уверенностью ответил Кадберн. – Скажет, я в этом нисколько не сомневаюсь.
У герцога Паймера Кевлерена не было времени надеть свой рыжий парик. Королевские гвардейцы бесцеремонно затолкали старика в экипаж, позволив, впрочем, взять с собой Избранного, Идальго Акскевлерена.
На протяжении всего долгого пути до столицы мрачные молчаливые стражники не спускали с него глаз. Поместье герцога находилось на порядочном расстоянии от Омеральта, и у Паймера было достаточно времени, чтобы предаться думам о том, что с ним может случиться и чему он обязан столь неучтивым обращением.
– Что именно сказала вам ее величество, капитан? – спросил он у главного стражника, в третий раз пытаясь выяснить причину предстоящей встречи с императрицей.
– Мне приказано незамедлительно доставить вас к ней, – сквозь зубы ответил гвардеец. Франтоватые усики забавно смотрелись на его мрачном лице.
Герцог с трудом удержался от улыбки. В другой ситуации Паймер отпустил бы в адрес офицера какую-нибудь колкость, но сейчас, оставшись без парика, он чувствовал себя крайне неуверенно.
Остаток пути прошел в молчании. Когда экипаж приблизился к стенам Омеральта, старик с удивлением увидел, что они въезжают через главные ворота. Обычно лошадей не пускали на улицы города. Паймер и Идальго обменялись тревожными взглядами.
Их привезли прямо к личным покоям императрицы – отдельному зданию, расположенному непосредственно за Главным Залом, где проходили все официальные заседания. Герцог и его Избранный вылезли из экипажа. Гвардейцы обменялись несколькими отрывистыми фразами.
Все здание было залито светом. Похоже, очень многие задержались здесь допоздна… «Интересно, что со мной сделают, – рассеянно подумал Паймер. – Обезглавят или расстреляют? Или – спаси меня Сефид! – сначала будут пытать?..» Эх, успей он взять свой рыжий парик, любая пытка была бы нипочем…
Странная все-таки штука человеческая гордость, подумал герцог, направляясь к императрице, которая стояла в центре аудиенц-зала, освещенная двумя факелами, прикрепленными к стене. По залу лениво прохаживались несколько собак Лерены, другие хвостатые ее любимцы отдыхали, устало положив головы на лапы. Позади императрицы стояли несколько ее дальних родственников – как с ужасом осознал Паймер, из числа тех Кевлеренов, что особенно хорошо владели тонкостями Сефида. Каждый из них держал за руку своего Избранного. Ганиморо, Избранная Лерены, стояла слева от императрицы.
Даже несмотря на то что Паймера часто охватывал страх перед Лереной – впрочем, любой, кто обладал такой огромной властью, внушал страх, – он всегда испытывал самую искреннюю привязанность к ней. В отличие от других Кевлеренов она была низкорослой и коренастой, зато имела миловидное, даже красивое лицо. Двигалась императрица с удивительной легкостью и грациозностью. Длинные распущенные волосы волной падали ей на плечи.
– Как дела, дядюшка Паймер? – спросила Лерена.
– Мне не разрешили надеть мой любимый рыжий парик, – ответил он, стараясь скрыть раздражение.
Императрица улыбнулась.
– Я и сама в ночной рубашке, – ответила она.
– Боже мой! Действительно… Простите меня, ваше величество, но вы в ночной рубашке выглядите гораздо более привлекательно, чем я без парика.
Лерена рассмеялась, однако смех ее прозвучал несколько натянуто.
– Я всегда могу надеяться на то, что в любой ситуации ты меня приободришь.
– Так в чем же дело, ваше величество?
– Дело во мне, – раздался чей-то негромкий голос, и из темноты появилась женщина, которую Паймер опасался еще больше, чем Лерену.
Герцогиня Юнара.
Она оказалась в пышном придворном облачении, отчего старик почувствовал себя чуть ли не голым. Юнара была выше императрицы, даже выше его самого, и слыла одной из самых красивых женщин Омеральта.
Паймер сглотнул ком в горле.
– Как это мило – видеть обеих моих племянниц вместе…
– Не совсем, – возразила Лерена, и две сестры обменялись такими выразительными взглядами, словно были готовы убить друг друга на месте.
Становилось понятным, почему Лерена собрала вокруг себя всех родственников. Хотя над империей властвовала она, а не Юнара, ее сестра считалась самой могущественной волшебницей в Хамилае. Паймер буквально кожей ощущал их взаимную враждебность. Она исходила от них подобно теплу от горящих в камине поленьев.
Неожиданно герцог почувствовал невероятное облегчение. Значит, проблемы не у него, а у Юнары…
– Чем же я могу помочь вам? – спросил он, чувствуя, как возвращается самообладание.
– Попытайся хотя бы ты вразумить ее, – потребовала Лерена.
– Мне хватает собственного разума, – резко ответила Юнара и перевела взгляд на Паймера. В ее глазах явственно читалось предупреждение.
– Что же задумала ее высочество? – спросил старик, стараясь выиграть время.
– Пусть сама расскажет, – ответила Лерена и добавила: – Я оставлю вас наедине.
«Ты всегда отличалась тактом, – подумал Паймер. – Именно по этой причине подданные империи должны благодарить тебя за то, что ими правишь ты, а не твоя сестра».
– Что ж, хорошо, – неохотно ответил он.
Лерена приказала всем – включая стражников – покинуть зал, оставив лишь Юнару, Паймера и их Избранных – Идальго и Нетаргера. Даже собак императрицы – и тех убрали.
Юнара замешкалась: Паймер буквально физически ощутил, как лихорадочно работает ее мозг. В следующее мгновение она прикоснулась к плечу Нетаргера, потом отошла и встала напротив герцога.
– Так что же произошло между тобой и твоей сестрой? – спросил Паймер, стараясь, чтобы голос звучал покровительственно. В конце концов, он был самым старшим из ее родственников.
Юнара шумно выдохнула через нос, как всегда делала, когда была чем-то рассержена; эту привычку она унаследовала от матери, покойной императрицы Хетты.
