— Поговорю, — вздохнула я. Проклятый! Лайтвуд! Я с тобой... я тебя... ты пожалеешь!
Мы пошли на крышу, где Бенджамин решил поиграть в догонялки и трижды едва не упал, поскользнувшись на черепице.
Проклятый! Я должна была вредить этому ребенку, а не подхватывать его в последний момент на краю под громкий хохот и восторженное: “Еще!”
Потом мы спустились в сад, где посреди клумбы с лилиями нашли Вив. Предательница валялась на спине и грела пузо на солнышке. Грифоньи крылья были раскинуты в стороны, из львиного тела вырывалось довольное урчание, а головой Вив лежала на чем-то светлом — уж не на вещах ли Лайтвуда?.. Раз он ей так приглянулся?
В целом, Вив выглядела намного более довольной, чем когда сидела в подвале Даркморов, не желая уходить, но… предательница! Ушла в дом светлых! Вслед за Лайтвудом! И… наслаждается!
— И тебе не стыдно? — укорила я и тут же воскликнула: — Бенджамин!
Но было поздно. Мальчик уже успел подбежать к Вив и погладить ее за ухом. Урчание стало громче, Вив наклонила голову, потираясь об руку Бенджамина.
Я вздохнула.
Весь в отца. Тут явно тот же дар, что и у Лайтвуда — договариваться со зверями. Темный сказал бы — подчинять, но они же светлые, так что — договариваться.
Ладно.
Попробую по-другому.
Допустим, Бенджамина так просто не возьмешь.
Допустим, что-то внутри у меня как-то неправильно сопротивляется в те моменты, когда я думаю о том, как ему навредить…
Проклятый!
Я как будто сама становлюсь светлой!
Лишь бы никто не узнал, что смеялась над проказами Бенджамина я искренне, а не чтобы усыпить его бдительность.
Со своей… слабостью можно будет разобраться позже. Как и с Билли Брайтом.
Сейчас главное, чтобы все вокруг поверили, что я хочу причинить Бенджамину вред.
— Поиграем в “Гензеля и Гретель”? — невинно предложила я. — Нам понадобится печь. Ты будешь играть за светлых брата и сестру, заблудившихся в лесу, а я — за темную ведьму, которая живет одиноко и ужасно голодна.
— Да! — радостно подхватил Бенджамин. — Пошли на кухню!
— Ты только кричи погромче, — предупредила я. — Так, чтобы все услышали и захотели посмотреть, что мы такое делаем.
Уверена, Бенджамину даже руку не дадут в печь засунуть, а меня — выгонят из особняка и тут же доложат Лайтвуду о том, что я чуть было не сделала с его драгоценным сыном. Я ведь темная. Кто поспорит, что темные на такое способны?
Бенджамин отошел от недовольно мявкнувшей Вив и схватил меня за руку.
Обернувшись, я нос к носу столкнулась с Лили.
Старшая дочь Лайтвуда была одета в белое платье из плотной ткани, талию ее сковывал корсет, на ногах красовались ботинки из жесткой на вид кожи, наверняка неудобные. Волосы ее были убраны в такой тугой пучок, что я ни за что бы не подумала, что они — длинные, густые и шелковистые, если бы не увидела их ночью накануне.
Губы Лили были сжаты в плотную нитку, в руках она держала книгу.
И все бы ничего, но между страниц книги было вложено что-то темное. Как будто… кусок ткани.
К примеру, платок темного.
Проследив за направлением моего взгляда, Лили спрятала книгу за спину, ее щеки запунцовели.
Глава 11
— Мисс Даркмор, — проговорила она дрогнувшим голосом. — Рада, что вы поладили с Бенджамином. Отец просил кое-что вам передать, когда вы придете.
Я подняла брови, глядя в бесстрастное лицо Лили. Враждебности на нем написано не было, как и дружелюбия. Скорее она смотрела на меня так гордо и надменно, как будто была храброй юной сироткой, чей отец женился на темной ведьме.
Хм…
Ну, она не так уж и не права, в целом.
Умная девушка.
— И что же лорд Лайтвуд просил мне передать?
— Не опаздывайте, — сглотнув, ответила Лили. После паузы она спросила: — Присоединитесь ко мне за ужином?
— Присоединюсь.
А почему бы и нет?
Лили ведь явно будет не в восторге, а у меня, как и у любой темной, правило простое: испортил кому-то день — не зря его прожил.
Сжав губы еще сильнее, Лили кивнула и протянула руку Бенджамину.
— Пойдем, Бенни.
— Но я не хочу-у-у… Мы собирались играть в “Гензеля и Гретель” с Медеей!
Лили вздрогнула и посмотрела мне в лицо.
Я постаралась, чтобы моя улыбка стала еще дружелюбнее.
Матушка говорила, что с таким выражением лица я выгляжу наиболее бесстыже и пугающе.
— В “Гензеля и Гретель?” — переспросила Лили. Ее чистый голос звенел, как колокольчик. — Что это значит?
— Не знаю! — восторженно выпалил Бенджамин, сжимая мою руку. — Но Медея сказала, что она будет ведьмой, и нам понадобится печь, а еще я должен кричать. Как думаешь, та печь, что на кухне, — подойдет?
Лили посмотрела на меня.
Я скалилась настолько дружелюбно, что болели щеки.
Бенни, ты же… да я этого Билли Брайта в полено превращу ради тебя! И в камине сожгу.
— Я расскажу об этом отцу, — тихо сказала Лили.
— Ох, боюсь, он расстроится... возможно, ему не стоит об этом знать? Мы хотели просто хорошо провести время...
Мое сердце заколотилось от радости.
— Жду вас в столовой. Пойдем, Бенни. Вымоем руки перед едой.
— А Медея…
— Никуда не денется, — строго сказала Лили. — Будет нехорошо, если еда остынет.
От ее голоса повеяло таким холодом, что я поежилась.
Интересно, сколько ей лет? Должно быть, около семнадцати, она явно младше Сэмюэля, по АТаС я ее не помню. Значит — только готовится начать учебу осенью.
Хм-м-м…
Не то чтобы я разбиралась в том, как следует и как не следует вести себя светлой девушке в семнадцать лет, но… глядя на Лили, возникало ощущение, что в корсет заковали не только ее талию, но и ее душу.
Но, может, у светлых так положено? Вряд ли.
Первые пару недель учебы в АТаС мне в кураторы назначили светлую девушку Дафну. У каждого первокурсника был свой куратор — кто-то из старших, у темных — светлый, у светлых — темный. Чтобы помочь привыкнуть к учебе.
“Мы скоро подружимся!” — радостно взвизгнула Дафна, едва меня увидев.
Спустя неделю в ее волосах появилась первая седина, и она написала тридцать писем на имя Лайтвуда, умоляя его назначить ей другого первокурсника.
Светлые!
Без разрешения ничего не могут.
Но, несмотря на это, Дафна была совсем не похожа на чопорную Лили. Как и большинство светлых, с которыми я имела удовольствие пообщаться. И все-таки — что за черная вещица хранится между страниц книги Лили? Неужели действительно носовой платок кого-то из темных?
Откуда он у нее?
И, главное, почему она его хранит?
Неужели — для нее это что-то ценное? Книга, которую Лили держала в руках, выглядела потрепанной, значит — читалась часто. Значит, вещицу, которую хранилась между ее страниц, Лили не хотелось выпускать из рук.
Интересно.
Очень интересно.
Еще и кабинет Лайтвуда где-то в подвале… сейчас и думать не стоило о том, чтобы попросить Бенджамина его показать: Лили увяжется следом, и у меня не получится осмотреться как следует.
А главная проблема состояла в том, какое свидание устроить Лайтвуду сегодня вечером, чтобы он и думать забыл о помолвке?
За моей спиной что-то зашелестело, и я обернулась: Вив каталась по клумбе и явно наслаждалась жизнью, время от времени помявкивая. Предательница.
Я вздохнула и окинула взглядом особняк Лайтвудов: белые стены, высокие стрельчатые окна, черепичная крыша.
Потом посмотрела на небо, как будто был шанс, что там появится знак, вроде надписи: “Чтобы лорд Лайтвуд отказался жениться, нужно…”
Я вынуждена была признаться, что опасно приблизилась к отчаянью. Ладно.
Сдаваться было не в моих правилах.
Я вошла в особняк. Остановилась.
Бросила по сторонам вороватый взгляд. Неужели это мой шанс?! Я на цыпочках подобралась к лестнице и взбежала наверх, на второй этаж. Лайтвуд говорил, что окна его спальни в торце здания, это значит... Ага. Вот на комната, на двери которой — следы когтей Вив. Похоже, она хотела спать с Лайтвудом, но тот был слегка против.
