Тень восхищения, с которым жители Эссо смотрели на своего господина, ложилась и на Мию, куда бы она ни пошла. От этого было неловко. Словно Мия, сама того не желая, обманывала всех этих людей.
Неловко было и оттого, что от нее ожидали такого же восхищения, а Мия сама затруднилась бы сказать, что испытывает к Акио Такухати.
— Господин — самый лучший, — с непоколебимой убежденностью заявила Юрико, когда Мия попробовала завести с ней разговор.
— Но он такой жестокий…
— Он строгий, но справедливый. Господин много делает для всех и от нас требует не меньше.
Джин приходил только в снах. Обнимал, клялся, что отыщет. Рассказывал про родной Самхан, в котором никогда не бывает снега, и просил только чуть-чуть потерпеть, подождать.
Мия подождала бы, будь эти встречи наяву. Но что есть сны, как не сладкая ложь самому себе?
В реальности ее ждали только Акио Такухати и холодные небеса Эссо.
Она силилась понять этого мужчину и не могла. Зачем он привез ее сюда? Отвоевал у наместника, вылечил, представил всем свей наложницей, подарил одежду и украшения. Разве так обращаются с девицами, которых считают дешевыми шлюхами?
Мия знала, что, если она хочет свободы, надо бежать сейчас, пока не поздно, пока не вернулся Акио. Но у нее не было денег, а продавать подаренные кимоно или драгоценные гребни казалось бесчестным. Все равно что воровство.
Да и куда бежать? На чем? И что важнее всего — к кому?
Пусть будет так, как будет! Если ее воспоминания верны, Акио Такухати спас ей жизнь. Он заслуживает разговора.
Но если все выльется в очередные унижения, Мия не станет мириться и терпеть.
Пещера пряталась среди скал — черная дыра, неприметная со стороны дороги. Чтобы найти ее, нужно было сойти с тропы и продираться почти пятьдесят шагов по каменистому склону сквозь заросли остролиста.
Что и сделал низенький толстый монах в тростниковой шляпе.
У входа он остановился, опасливо поглядывая на нависающий сверху каменный гребень, за которым начиналась холодная мгла.
— А, Будда его знает… Кажись, пришел, — пробормотал монах и огладил усы. — Надеюсь, внутри действительно почтенный ямабуси, а не медведь-сан. Иначе мое путешествие может очень дурно закончиться.
С этими словами он извлек откуда-то из складок своего одеяния медную чашу для подаяний, куда больше напоминающую котел, в котором можно приготовить ужин на большую семью. И с энтузиазмом замолотил по ее краю деревянной колотушкой.
Поднялся адский трезвон. Пронзительный звук осквернил хрустальную тишину гор, разлетелся по ущелью, отразился от скал, заставил вибрировать и дрожать воздух. Казалось, даже тьма, скрывавшая нутро пещеры, сжалась, съежилась, уползла глубже в каменную толщу.
— Э-ге-гей! — завопил монах и с удвоенным энтузиазмом заработал колотушкой. Самовольно выползший из-под балахона хвост взмыл к небесам и победно распушился, а на морде засияла горделивая улыбка.
— Хватит! — Хриплый рык из пещеры перекрыл поднятую монахом какофонию. — Еще один звук, и я подниму тебя на вершину священной Ондзё и покажу «обзор Востока».
— Это когда подвешивают за ноги над пропастью, чтобы добиться просветления? — уточнил монах, немедленно прекративший трезвон.
— Именно.
Тьма в пещере заворочалась, дрогнула. Некто огромный подошел и встал, перекрывая проход. Во мраке вспыхнули два красных глаза с нечеловеческими серповидными зрачками.
— Мм, не стоит, почтенный ямабуси-сама. — Монах спрятал чашу и ловко поклонился. — Еще и трех месяцев не прошло, как мне пришлось испытать подобное. В тот миг, болтаясь на веревке, я устыдился, осознав неправедность своей жизни, и дал зарок пресветлой Аматэрасу блюсти умеренность в пище и женщинах. И, кстати, истово следую ему с тех нор. Клянусь, что не стал бы нарушать вашего покоя, достопочтенный отшельник, не приведи меня сюда безотлагательная нужда.
В доказательство своих слов гость потряс тыквенной бутылью почти с него ростом. Внутри бутыли что-то призывно булькнуло.
— Будда заповедовал монахам не иметь собственности и сразу же съедать подаяние. Да вот незадача, добрые крестьяне в ближайшем поселении одарили меня столь щедро, что одному мне никак справиться с таким количеством еды и саке.
Теперь из складок воистину вместительного монашеского одеяния появился сверток с лепешками, связка копченых перепелов и даже мешок с яблоками.
— Прошу, почтенный отшельник, спасите меня от образовавшихся излишков и разделите со мной трапезу. — Наивный тон монаха спорил с самодовольным и даже наглым выражением морды.
В проеме пещеры возникла гигантская фигура. Этот человек, а может, и не человек вовсе, ростом почти вдвое превышал низенького монаха. Кряжистый, мощный, он казался вырубленным из камня окрестных гор. Кожа его была красной, словно глина, мышцы бугрились под жилетом на голое тело. Кроме жилета на обитателе пещеры были только просторные штаны из грубой ткани и грязная накидка, наброшенная на плечи. На поясе, рядом с катаной и вакидзаси, висел огромный веер из разноцветных перьев.
Но самой примечательной деталью во внешности обитателя пещеры было лицо. Не старое, но изборожденное глубокими морщинами, темно-красное, с невероятно длинным носом. Всклокоченные седые волосы обрамляли его неопрятным ореолом.
Весь вид этого существа был грозен и призван вселять трепет в сердца случайных незваных гостей, но толстенький монах оказался не робкого десятка. Он, не моргнув, выдержал тяжелый взгляд из-под нахмуренных кустистых бровей.
— Чтобы тануки в одиночку не справился с какой-то бутылкой саке и десятком пташек? — проворчал великан.
— Не забудьте про лепешки и яблочки, — смиренно подсказал оборотень и в доказательство своих слов подсунул сразу три яблока обитателю пещеры. — Кстати, мое имя — Дайхиро. А ваше, почтенный ямабуси-сама?
Отшельник фыркнул, приблизил длинный нос к протянутым яблокам и медленно принюхался, словно подозревая подвох. Так и не найдя ничего крамольного, ловко сцапал подношение, закинул в пасть и захрустел.
— Ты украл их в деревне внизу?
— Что вы говорите, почтенный ямабуси-сама! Украл? Как можно?! Разве вы не знаете, что служителю Будды заповедано никогда не брать чужого! — возопил монах. — Любезная вдова поделилась со мною своим добром совершенно безвозмездно, в благодарность за беседу, которой я скрасил ее вечер.
— Зачем пришел? — Лицо отшельника оставалось суровым, но взгляд смягчился.
— Так… — Монах сделал неопределенный жест рукой. — Выпить, воздать должное этим прелестным перепелкам, вспомнить дела давно минувших дней… Почтенный ямабуси ведь проживал здесь пятнадцать лет назад? Возможно, почтенный ямабуси помнит женщину с младенцем и сопровождавшего их самурая? Пятнадцать лет назад они покинули деревню внизу и направились в поселение Бокоромоно, но не дошли.
