Печаль выпрямила спину, решила сказать ему, что все кончено. Что она уходит. Что он может рассказать миру о том, что знает, а она примет последствия. Одна.
Как он и сказал, власть была симбиозом. Это работало в обе стороны. Подняться или пасть вместе. Она выбирала пасть.
Она кашлянула, и Веспус повернулся к ней с настороженным взглядом. Но тут за ней открылась дверь.
Женщина без возраста, какими и казались взрослые рилляне, прошла в комнате. Она была высокой, бледной, как свартанка, ее волосы были каштановыми волнами, мягко ниспадающими до подбородка. Ее красота была угловатой и ледяной, было что-то холодное и бездонное в ее больших ореховых глазах, напоминающих Печали насекомое.
Она перевела взгляд с Печали на Веспуса и закрыла за собой дверь.
— Это Таасас, — указал Веспус на женщину. — Моя жена. Таасас, это женщина, чьему дому и земле мы многим обязаны. Ее великолепие, Печаль Вентаксис, канцлер Раннона, — Таасас подошла к Веспусу, и он обвил ее рукой. — Таасас все знает. То есть — все-все. Не нужно стесняться при ней.
— Думаю, я помешала, — сказала Таасас. Ее голос был ниже, чем ожидала Печаль, музыкальный голос рассказчика, но что-то в нем вызывало дрожь на коже Печали.
Веспус пронзил Печаль взглядом.
— Да. Что ты хотела сказать?
Печаль посмотрела на них и взяла себя в руки.
— Что с меня хватит. Говорите людям, что хотите. Я не буду в этом участвовать.
Веспус и Таасас переглянулись, и Таасас заговорила. Ее голос был низким и бодрым:
— В Рилле у нас есть игра, которую все любят, в которую развлекаются после ужина. Она называется Проблема кареты. Слышала о такой?
Печаль покачала головой. Что это было? Сердце грохотало в ее груди. Эта женщина пугала так, как не пугал Веспус.
Веспус встал, прошел мимо нее к столу, зачерпнул землю из мешка и опустил в большой горшок, пока Таасас продолжала:
— В игре ты — кучер кареты, где находятся важные для твоего мира люди. Скажем, врач, который изобрел лекарство от смертельной болезни. Ученый, почти понявший законы вселенной. Филантроп, знания которого могут убрать преступления и бедность. А еще… может, там вице-канцлер, верность которого ни с кем не сравнить. Любовник, заботящийся только о тебе, который сделает все, что попросишь, какой бы ни была цена. И девушка, надежная лучшая подруга. Незаменимые люди.
Волоски на руках Печали встали дыбом, холод змеился под ее кожей. Она знала, о ком говорила Таасас.
Ее раннонский был безупречным, почти без акцента. Если бы не ее острые уши и белизна кожи, она сошла бы за местную. Где Веспус ее нашел?
— Ты ведешь карету, но на дороге вдруг появляется развилка. Нет времени остановить лошадей. Поворот налево приведет карету к обрыву, убив тебя и пассажиров. На дороге справа играет веселый ребенок, перекрывает путь. Пассажиры не знают об опасности. Если ты поедешь направо, переедешь ребенка, и он даже не успеет заметить тебя. Но важные люди выживут. Если повернешь налево, то и они, и ты умрут.
Веспус нежно взял с подноса саженец и поднял его. Растение было хрупким, стебелек еще просвечивал, но корни уже были развиты. Печаль не могла отвести от него взгляда, а Таасас шагнула ближе, продолжая:
— Один ребенок. Или весь опыт и знания. Вся верность.
— Ребенок может вырасти и превзойти всех в карете, — голос Печали был почти таким же низким, как у Таасас.
— Или может вырасти монстром. Или ничем. Совсем ничем. Ты играешь с потенциалом и возможностями, так сказать. Я не буду отрицать, смерть ребенка — горе. Но смерть остальных… Это была бы трагедия, — она шагнула еще ближе. — Особенно, когда они поймут, что ты, как кучер, выбрала убить их. Они будут знать, что это был твой выбор.
Без предупреждения Таасас бросилась вперед и сжала запястье Печали.
И Печаль оказалась на месте кучера кареты.
Она ощущала, как поводья впивались в пальцы, пока она сжимала их. Карета дрожала под ней, и она ощущала запах лошадей и пыли.
Впереди была развилка.
Как и сказала Таасас, одна тропа вела к обрыву, на другой сидела девочка трех лет с волосами, собранными в хвостики, рисовала палочкой на земле.
— Уйди… — пыталась крикнуть Печаль, но не вышло. Она не могла издать ни звука, и ребенок не слышал лошадей.
Она слышала крики в карете. Иррис… визжала.
Расмус кричал поверх топота копыт черных лошадей, просил ее повернуть.
Шарон бил по крыше кареты, просил пощадить его жизнь.
А девочка играла, не замечая, что смерть несется к ней.
Печаль пыталась тянуть за поводья, но лошади неслись дальше, и ей нужно было выбрать, решить…
Ребенок повернулся, и Печаль увидела девочку в профиль. Она улыбалась, рисуя, пухлые пальцы сжимали палочку, которой она водила по пыли.
Печаль была достаточно близко, чтобы увидеть, что девочка рисовала семью.
Мать, отец, два ребенка…
Она не успела понять, что решила, потянула за поводья, и лошади побежали влево.
Карета падала, мир кружился, и печаль ощутила, как сломалась ее шея. Она умерла.
Но она дальше видела друзей: серебряные волосы Расмуса были в крови, его череп был с темной дырой, красивое лицо Иррис было разбито, и ее можно было узнать только по одежде. Шарон вместе с креслом-коляской разбился на кусочки.
Сцена изменилась. Она была в Зимнем замке, стояла, живая.
А ее друзья — нет.
Иррис была мертвой, свисала с балкона Зимнего замка, медленно кружась в жутком танце. Ее голова была опущена, и Печаль не видела ее лица. Веревка на ее шее скрипела, как мачта на ветру, ее розовое платье развевалось вокруг ее закоченевших ног. Печаль отвернулась, ее тошнило, но она увидела, как мужчина в капюшоне бежит по комнате с копьем в руке. Он выпустил оружие, оно пролетело по воздуху и вонзилось в грудь Шарона, сила удара оттолкнула его кресло в стену, кровь полилась из его рта.
Она отшатнулась, споткнулась обо что-то. Она опустила взгляд и увидела Аррана с широкими и уже не видящими глазами, его горло было перерезано. Там была мертвая Тува, мертвый Бейрам. Все были мертвы.
Люди в капюшонах были всюду, вооруженные молотами, копьями и цепями, они резали всех, кто двигался: мужчин, женщин и детей. Они бросали слуг и стражей с лестницы, их товарищи ждали внизу, чтобы зарезать их. Другие держали факелы, поджигали шторы и ковры, скандируя:
— Смерть владыкам, — снова и снова.
А потом повернулись и увидели ее.
Печаль закричала, и мужчины пропали. Тела пропали, огонь исчез, и она была в спальне Веспуса, пот стекал по ней, ее ладони впивались в ее лицо. Таасас отпустила ее и отошла.
— Почему бы тебе не обдумать это? Вернешься к нам с ответом, — сказал Веспус, подсыпая пересаженному ростку глину.
— Что это было? — горло Печали болело, будто она кричала на самом деле.
Таасас прошла к столу и взяла вторую чашку кофе, а Веспус ответил:
— Я говорил, что сестра скрыла некоторые силы. Таасас — одна из них. У тебя был когда-нибудь сон, в котором ты понимала, что это не правда, но не могла перестать верить ему?
Печаль молчала, ей было плохо от ужаса.
— Это делает Таасас. Она заставляет видеть сны наяву. Переживать все это в голове.
Печаль задыхалась.
— Ты увидела, что будет, если ты откажешь мне.
— Это не настоящее, — выдохнула Печаль. — Ты сам это сказал. Это сон наяву. Не пророчество.
— Будет настоящим, — Веспус, наконец, посмотрел на нее. — Все, что ты видела, сбудется. Ты знаешь это. Иначе не было бы так больно. И теперь ты увидела цену своей власти. Все еще хочешь сдаться?
— Вы — монстры, — прошептала Печаль.
Веспус пожал плечами и потер ладони, земля сыпалась на пол. Таасас прошла к нему, обвила руками его пояс и подняла голову для поцелуя. Он подчинился, и они словно забыли, что Печаль была тут.
Печали хватило увиденного. Она побежала к двери, но застыла, когда он снова заговорил:
— Потом я тебя защищу.
— Что? — она повернулась к нему. Таасас целовала его шею.
