— Тот самый? — перепугался гипнотизёр.
— Может, тот самый. А может, двойник, вроде тебя. Мне откуда знать? Я его мамаше со святым духом свечку не держал.
— Не богохульствуй! А то в Ад попадёшь!
— Все вы в Ад попадёте, — предсказал Сатана. — Точнее, Ад придёт сюда. В том виде, как его себе представляют фанаты Хесуса. Но почему-то это не радует ни меня, ни его.
— Спаси меня, Господи, и помилуй! — попросил Анатолий Михайлович, упав на колени и ударив лбом по асфальту. — И избавь от лукавого!
Хесус ничего ему не ответил, поскольку был погружён в тягостные раздумья. Не прерывая мыслительного процесса, он медленно куда-то пошёл, причём с каждым шагом всё глубже погружался в асфальт, сам при этом обретая некоторую прозрачность. Он всё больше и больше становился похожим на привидение, но конец этого процесса от зрителей оказался скрытым: призрачная фигура исчезла с их глаз, пройдя сквозь стену ближайшего дома.
— Да не переживайте вы так, любезнейший господин Кашпировский! — посоветовал Сатана. — Он вас, вне всякого сомнения, простил. Сеньор Хесус прощает всех, кто его об этом просит, и значительное количество из числа тех, кто просить даже и не думал. А вот помиловать вас он не в силах. Это целиком и исключительно во власти милейшего Евгения Викторовича. Мой уважаемый коллега Господь также не в состоянии избавить ни вас, ни мир в целом от лукавого, коим в данный момент, несомненно, является вышеупомянутый Евгений Викторович, хотя обычно под этим термином понимают вашего покорного слугу.
— Я не понимаю, почему вы так вычурно выражаетесь, господин Сатана, — пожаловалась Ромуальдовна. — Неужели надеетесь, что кто-то примет вас за интеллигента?
— Да пошла ты на…!
— Чего матом ругаетесь? — обиделась женщина.
— Чего, чего… Мир гибнет, мы беспомощны, а тут ты, глупая баба со своими глупыми вопросами!
— Да пошёл ты сам на…!
* * *
Супругам было неимоверно печально, ведь до конца существования привычного им мира оставалось всего несколько дней, и предотвратить сие крайне нежелательное событие явно не удавалось. Печаль их была настолько велика, что даже секс не мог её развеять. Наконец, Жора не выдержал, вскочил с дивана и резво помчался к бару, откуда извлёк едва начатую бутылку водки, универсального русского утешителя, подумал, брать ли рюмки, и решил обойтись без них. Он мгновенно свинтил колпачок и вознамерился приложиться к сосуду с болеутоляющим для русской души, но был остановлен резким выкриком жены.
— Сначала — даме! — потребовала Ромуальдовна. — А тебе — то, что останется.
— А разве после тебя что-то остаётся? Капля, не больше.
— После тебя и капли не остаётся. Вторая бутылка есть?
— Нет. Только вино, сухарик. Женщины вообще водки не пьют, а пьют вино.
— А я — женщина?
— Конечно.
— Тогда давай бутылку сюда, проверим, пью я водку или нет.
— Обломаешься! Попробуй, отбери! Как дам по морде!
— И в тюрягу сядешь.
— А мне плевать! Всё равно миру на днях кранты, какая разница, где помирать — дома или в тюрьме?
— Наверно, правильно, что этот мир погибнет, — заявил появившийся из стены спальни Сатана. — Тут надо бы жизненные итоги подводить, последние дела, так сказать, уладить, а эти недоумки намерены устроить драку за пузырь водяры. Какой позор! Ну, вот какие из вас гомо сапиенсы? Просто гомо, сапиенсами тут и не пахнет.
— Сам ты гомо! — обиделся Жора. — Раньше хоть через дверь входил, пусть даже закрытую. А теперь вообще через стену. Настоящий пассивный гомо!
— Ладно, этот вопрос мы обсудим позже. Если у нас, конечно, будет позже. Мне тут кое-что подсказали… Короче, есть ещё один шанс спасти мир, хотя вы, засранцы, этого и не заслуживаете. Входи! — пригласил он кого-то невидимого, глядя на стену.
Через ту же стену в спальню вошла прекрасная женщина, практически полностью обнажённая. Увидев её, Жора неподвижно застыл, челюсть его отвисла, глаза остекленели. Одежду красавицы составляли халатик из совершенно прозрачной ткани и серебристые босоножки на неправдоподобно высоком каблуке. Её смуглая кожа не очень сочеталась с волнистыми светлыми волосами, свободно свисающими до плеч, но это ни капли не снижало её привлекательности.
— Приветик! — поздоровалась она. — Это вы, мля, типа спасители мира?
Жора энергично закивал, не в силах произнести ни слова.
— Ты кто такая? — грозно вопросила Ромуальдовна, поджав губы.
— Я - богиня любви. В смысле, того, что вы, мля, называете любовью. Меня зовут Афродита, ну, или Венера, если вас, мля, так больше прикалывает.
— Позвольте себя отрекомендовать, — неожиданно обрёл дар речи Жора. — Георгий Борисович…
— Кому нафик надо твоё отчество? — отмахнулась гостья. — Гоша или Жорик?
— Жорик, — расплылся в улыбке Георгий Борисович.
— Так, стоп! — объявила Ромуальдовна. — Что в моей спальне делает эта шалава?
— У неё идея, — пояснил Сатана. — А вы бы оделись, что ли. Всё-таки гостей, как-никак, принимаете.
— Вы незваные гости!
— И что с того? Вы хотя бы Георгия Борисовича оденьте, а то с первого взгляда видно, как он относится к уважаемой Афродите.
— Люцифер, какая я тебе, мля, уважаемая? Я для всех любимая!
— Сейчас кому-то глаза выцарапаю, — пообещала Ромуальдовна. — Так что ей ничего видно не будет.
— Эх, милейшая Ромуальдовна! Если бы богам было просто выцарапать глаза, уверяю вас, Евгений Викторович не представлял бы для нас ни малейшей угрозы. Но, увы, это совсем не так. Потому рекомендую одеться.
В мрачном молчании супруги оделись.
— Ну, вот, я тут, мля, одна голая осталась, — расстроилась Афродита.
— А у вас есть нормальное имя? — поинтересовался Жора.
— А что, Афродита и Венера — ненормальные имена?
— Ну, Афродита напоминает мне Америку. Они там своих черномазых афроамериканцами называют.
— Точно, мля! Я из-за них загорала, как сумасшедшая, чтоб кожа хоть чуток потемнела. А то народ не понимает, при чём тут афро.
— Тёмный народ, — отметил Сатана.
— Не только тёмный, — возразила богиня любви. — И белые тоже, и китайцы, и даже индейцы сиу. Или чероки, не помню.
— Какая она дура! — отметила Ромуальдовна.
— А я не богиня мудрости, мля! Я чисто конкретно богиня любви. Кстати, Жорик, а чем тебе имя Венера не нравится?
— При слове «Венера» сразу приходит на ум триппер, сифилис, сальмонеллёз и прочее подобное.
— При чём тут сальмонеллёз? — удивился Сатана.
— Он имел в виду хламидиоз, — пояснила Ромуальдовна.
— Ну, раз, мля, не нравятся эти два имени, есть ещё. Берегиня устроит?