Юркино увлечение не разделял никто, но он по этому поводу не сильно расстраивался.
Оно не исчезло, когда стал студентом, не приказало долго жить, когда окончил институт, женился и вступил в то, что непонятно почему называют «взрослой жизнью». Проблем и забот стало больше, а времени на то, чтобы гулять по потаенным уголкам родного города, раскинувшегося на берегах Волги мегаполиса, — намного меньше.
Но Юрка не упускал возможности «срезать», пройти там, где нет человеческих следов, а только собачьи, и заглянуть туда, где ранее не бывал: на территорию завода «Орбита», ранее секретного, а теперь потихоньку распродаваемого по частям, на стройплощадку по соседству, где начали возводить современный многоэтажный дом, в заброшенный, опустевший детский садик…
Его мало занимало, что там происходит, его интересовали новые дороги и ничего более.
Когда родился сын, Юрка на короткое время забыл о своей страсти, поскольку свободного времени, сил и эмоций не осталось вовсе. Но затем все потихоньку устаканилось, и он, не обращая внимания на ворчание жены, вернулся к необычным прогулкам…
Ворчание меж тем стало хроническим, чередой пошли конфликты, и одним не самым веселым зимним вечером Юрка обнаружил, что вернулся в холостое состояние. Супруга, забрав ребенка и вещи, удалилась к родителям, причем сделала это так, что стало ясно — обратно не вернется.
Обычный мужик в этой ситуации напился бы в одиночку или в компании друзей…
Юрка же оделся и вышел на улицу — под желтый свет фонарей, в нежный, тихий снегопад: огромные хлопья падали с черного неба, и громады домов казались нечеткими, их очертания слегка колыхались в мягкой мгле.
Он побрел прочь от дома — через двор, под фонарем, к той самой школе, в которой учился, и мимо крохотного магазинчика с громким именем «Эммануэль» в третий микрорайон, где не был пару лет. Недавно тут начали активно строить, и привычный пейзаж изменился до неузнаваемости, возникли новые дома и проходы между ними, похожие на заполненные снежной тьмой ущелья.
Ни о чем не думая, Юрка просто шел, а когда мир вокруг почернел, отстраненно, без испуга, подумал, что все, вот он, инсульт или инфаркт на четвертом десятке, и здравствуй, больница…
Но мрак рассеялся, и Юрка понял, что вроде бы жив и ничего у него не болит…
Кружился снег, устилая землю, вот только прикрытые его пеленой дома выглядели странно: черные монолитные стены и похожие на бойницы узкие окна, источающие голубоватое сияние.
И вот тут-то Юрка испугался, завертел головой.
За спиной была вовсе не школа, а сооружение, окруженное высоким забором, украшенное множеством остроконечных башенок, с вершин которых уходили вверх столбы белого света. Справа находилась не старая хрущевка, а нечто размером с океанский лайнер, высотой в неведомо сколько этажей, и такая же громадина располагалась слева, на месте нового, еще не сданного дома.
«Глюки… Я сошел с ума», — подумал Юрка, зажмурился и изо всех сил затряс головой.
Открыв глаза, он испытал облегчение такой силы, что даже вспотел — все на месте, и школа под номером сорок четыре, и здания, пусть не шедевры архитектуры, зато привычные, и асфальтовые дорожки, по одной из которых старушка выгуливает толстую собачку в попоне…
«Точно перенервничал, надо успокоительного купить», — решил Юрка и зашагал в сторону ближайшей аптеки.
Восстановить семью не вышло, хоть он и пытался, но жизнь кое-как вошла в рутинную колею: дом — работа — дом, субботние свидания с сыном, прогулки по городу, звонки матери. О том, что произошло с ним снежной декабрьской ночью, Юрка благополучно забыл — мало ли что может привидеться в момент стресса?
Во второй раз нечто подобное случилось в марте, в то мокрое, слякотное время, когда сугробы начинают умирать, заливая все вокруг бесцветной «кровью», и на свет божий являются собачьи какашки и мусор «чистоплотных» горожан.
В пятницу вечером, измотанный пятью днями работы, он забрался в Кремль, в ту его часть, куда редко заходят гуляющие, между старым трамвайным парком и крепостной стеной. Шел, не думая ни о чем, остановился на мгновение, сам не понимая зачем, и тут тьма упала подобно глухому колпаку, окутала от ног до макушки.
— Что за… — начал Юрка, но внезапно опять стало светло.
Под ногами теперь был не асфальт, а шестиугольные плитки трех цветов — белого, серого и бледно-синего. Стена Кремля оставалась на месте, но выглядела гораздо выше и сменила цвет с красного на черно-зеленый.
Здание трамвайного парка вообще исчезло, и там, где оно находилось, возникло нечто похожее на античный храм — колонны, треугольный фриз, прямоугольник входа, за которым лежала тьма.
Вот только был этот «храм» темно-багровым, как закат в ветреный день, и перед ним пылал огонь — из чаши белого камня вырывались фиолетовые языки, чадный дым уходил к небесам. Над горизонтом в окружении тяжелых, неспешно плывущих туч висело зеленое, раздутое, похожее на мешок со слизью солнце.
«Опять глюки?» — подумал Юрка и вспомнил тот вечер, когда тоже увидел нечто странное.
Вновь стало жарко, но вместе со страхом пришло и любопытство: если это галлюцинация, то почему она начинается с того, что он проваливается во тьму? Что ее вызывает? Почему некоторые детали пейзажа меняются, а некоторые вовсе исчезают?
Сегодня он хоть и нервничал, но не так, как тогда, не выпивал, наркотиков не употреблял…
Выходит, либо дело в том, что у него конкретно поехала крыша, либо все это — и зеленое светило, и храм — в какой-то степени реально.
— Вот хренота… — пробормотал Юрка, оглядываясь.
В Кремле, насколько он помнил, был народ — парочка, несколько подростков. Сейчас же лишь свистел ветер и ревело пламя в каменной чаше.
Он зажмурился и встряхнул головой, как тогда, в третьем микрорайоне, но это не помогло. Привычный мир не вернулся, все осталось на местах — и багровый храм, и зеленое солнце, и плитка под ногами.
Юрка поежился, потоптался на месте и сделал первый опасливый шаг: если уж угодил в такую стойкую, подробную и интересную «галлюцинацию», то стоит изучить ее поподробнее. Он успел пройти с десяток метров, краем глаза заметил движение, а когда повернул голову, вновь оказался в полной темноте.
А вывалившись из нее, едва не налетел на ту самую парочку.
— Э, дядя, аккуратнее! — воскликнул юноша, широкоплечий и круглолицый, а девушка испуганно прижалась к нему.
— Из-звините, — выдавил Юрка, понимая, что вокруг все обычное: стена Кремля красная, старый трамвайный парк на месте, вон и остатки рельсов блестят, и небо самое обыкновенное.
